— Раз гость с фронта, без этого нельзя, — сказал он, открывая бутылку, и наполнил рюмки. — И вам, наверно, удается попробовать ее на фронте?
А Джамиля уже подкладывала на тарелку гостя закуски.
Рифгат, соблюдая приличие, молчал и только улыбался. Поглядывая на Мухсинова и на Джамилю, он как бы говорил: «Я гость и в вашем распоряжении…»
Мухсинов поднял рюмку.
— Ну, а теперь, — сказал он, — давай выпьем. Джамиля, садись, садись и ты. Первую поднимем в честь дорогого гостя.
Бакир опрокинул рюмку, причмокнул и закусил соленой капустой.
— Крепка! — сказал Рифгат. — Сразу ударила в голову.
Мухсинов засмеялся.
— Это только поначалу. Но смотри, пей сколько можешь. Я не люблю принуждать. Чтобы не стояла пустой, наливаю. — Он опять наполнил рюмки. — А насчет того, сколько пить, это каждый должен знать сам, И тебе налью, Джамиля…
— Нет, мне не надо!
— Не пей, если не хочешь. Ну вот. А теперь, Риф гат, расскажи нам все, что знаешь о Шакире. Так ведь, Джамиля?
— Хорошо, — сказал Рифгат. — Постараюсь рассказать все.
Хоть он и сказал так, однако не счел нужным рассказывать все, что знал про Шакира. По его рассказу выходило, что и курсант Шакир, и командир танкового взвода лейтенант Шакир Мухсинов был отличным товарищем, смелым бойцом, не знающим страха, и преданным сыном своей родины. И это не было ложью.
Отцу и матерью было приятно выслушать такой отзыв о сыне. Особенно их растрогал рассказ о том, как Шакир спас Рифгата от смерти. Джамиля даже несколько раз вытерла слезы. Да и сам Бакир разволновался, Он встал и поднял рюмку:
— Так выпьем же за его здоровье!..
Рифгат и Джамиля тоже встали.
8
Главное, что тревожило Бакира с Джамилей, Рифгат не затрагивал.
Мухсинов был вынужден сам начать об этом разговор.
— Одно нас удивляет, — сказал он, — почему Шакир не пишет нам?
В другое время Рифгат, вероятно, не решился бы отвечать на такой вопрос. Но водка развязала ему язык. Он осмелел и готов был рассказать такое, что вряд ли пришлось по душе Мухсинову.
— Я тоже удивлялся, почему он никому не пишет, Вначале он не хотел даже разговаривать об этом, И все-таки со временем я его понял…
— Так, так? — нетерпеливо понукал Мухсинов.
— Все дело в Кариме. Вы знаете, у Шакира и в мыслях не было связывать себя с этой девушкой. Ну, молодость, глупая молодость, сами понимаете. Не подумав о последствиях, допустил ошибку… А девушка, очевидно, решила воспользоваться этим… — Рифгат нарочно сказал так, чтобы проверить отношение Мухсиновых к Кариме.
Но Мухсинов не спешил высказаться на этот счет.
— Так, так, — проговорил он.
— А теперь, когда появился на свет ребенок, вопрос ставится по-другому. Я знаю, что Шакиру не хочется связывать свою судьбу с этой девушкой. Ведь он даже не знает, что она за человек.
— Вот именно! Не знает! — заметил Мухсинов. — Если бы знал, возможно, переменил бы решение. Мальчишке встретилась прекрасная девушка.
«Ага, — порадовался Рифгат, — как видно, невестка и вправду им понравилась».
— Если бы Шакир понял это!.. Я же писал ему, писал! — горячо воскликнул Мухсинов. — «Знал ты или не знал, но тебе попалась чудесная девушка, — прямо так и сказал. — Дурака не валяй, говорю, напиши ей письмо. Скажи ей, пусть живет у нас, — она ждет твоего слова». Нет, не ответил! Мать пробовала написать — ответа нет! Думали — не получает наших писем, но почему доходят твои письма? Людей стыдно — адрес сына узнаем стороной. А если изменится адрес, что будем делать? Почему же он не пишет?
— Знаете что, Бакир-абый, — решился Рифгат, — и говорить неудобно, и промолчать нельзя: он вам не верит. Говорит: «Отец не обо мне тревожится, он боится за свою карьеру. Я, говорит, знаю характер отца. Он прокурор. Не хочет потерять место. Если раздуют дело, заговорят, что его сын надругался над девушкой, это может повредить его карьере. Чтобы не получилось скандала, вот и старается женить меня на этой девушке».
— Дурак! — крикнул Мухсинов. — Он и не знает, что я давно снят с этого поста.
— Он действительно об этом не знает, — повторил Рифгат.
— Откуда он может знать, если я ему не писал? Нарочно от него скрывал. Думал, если мальчик услышит такую весть, может расстроиться, подумать невесть что… А он вот как…
— Если бы он узнал, что вы теперь не прокурор, может быть, ему было бы легче все решить.
Мухсинов сидел, подперев руками голову. Джамиля вдруг беспокойно посмотрела на него:
— Почему до сих пор нет Тайбы?
— Кого? — спросил Рифгат, не поняв ее.
— Нет, это я так… У нас живет сестра Бакира, Тайбой зовут. В баню ушла, и до сих пор нет. Такой темный вечер…
Мухсинов поднял голову. Не предлагая другим, налил рюмку и выпил. И протянул раздумчиво:
— Так-так-та-ак!..
После этого, словно все взвесил и пришел к какому-то решению, встал и положил руку на плечо Рифгата.
— Никогда не подозревай людей в дурном, друг мой. Если у тебя зародится хоть малейшее сомнение в ком-нибудь из близких, постарайся выяснить. Выясни до конца. Живи с открытым, чистым сердцем. Самый счастливый человек на свете тот, у кого чистая душа…
Как это бывает с подвыпившими людьми, он настроился на покаянный лад.
— Я виноват, — закончил он. — Признаюсь, я сам оказывал на Шакира плохое влияние. Поэтому теперь он и не верит мне…
9
— Ты говоришь, что Шакир обрадовался бы, если бы узнал, что я теперь не прокурор?
— Во всяком случае, не горевал бы.
— Знаешь, Рифгат, — вдруг доверительно заговорил Мухсинов, — я и сам не огорчаюсь, что меня сняли с этой должности. Даже, по правде сказать, почувствовал облегчение. В самом деле, — если бы я считал, что лишаюсь карьеры, не стал бы просить оставить меня хотя в должности оперативного работника — милиционера. Мне хотелось исправить свои ошибки, и я исправлю. Считают, что милиционер, конечно, ниже прокурора. А для меня это повышение. По правде сказать, я был далеко не подходящим человеком для прокурора. Вот теперь я на своем месте. На этой работе мне стало все виднее. А притом ведь, коли любишь свое дело и работаешь честно, на какой бы должности ты ни был, твоя работа кажется тебе большой и важной. А что? Разве работа милиционера маловажная? По правде сказать, именно от милиционера зависит, чтобы население города жило хорошо, спокойно. И милиционер может сделать большие дела…
— Старик, — перебила Джамиля, — уж очень ты разболтался, надоел, наверно, гостю.
Однако Рифгат слушал Мухсинова с большим интересом. Он возразил Джамиле:
— Нет, Джамиля-апа, с удовольствием слушаю. Да, милиционер у нас следит за порядком в тылу. И это особенно важно в военное время…
Мухсинов оживился.
— Я тебе скажу, не хвалясь: теперь в нашем Ялантау можешь идти в любую темень по любой улице — никто тебя не тронет, не испугает. Я дал себе слово, что поймаю и того сукина сына… Про Ахметшая-Ахмета говорю. От прокурора Мухсинова улизнул — от милиционера Мухсинова не уйдет.
— Не хвались! — вмешалась опять Джамиля. — Начинаешь хвастать. Интересно, думаешь, гостю?
Мухсинов замолчал. И в тишине послышался осторожный стук в калитку.
— Верно, Тайба пришла, — сказал Мухсинов.
Джамиля выглянула в окно.
— Она сама открыла бы. Нет, это кто-то чужой.
— Не ходи, — остановил ее Мухсинов. — Я сам…
Он накинул на плечи плащ и вышел во двор.
Мухсинов тут же вернулся.
— Джамиля, дай-ка мне скорее форму!..
— Что-нибудь случилось? — встревожилась Джамиля.
— Пришла жена Атлы Хайруллы, — сообщил Мухсинов. — Вернулся, говорит, Захри, сын Памятливого Фахруша, тот, что сбежал от Советской власти в Японию двадцать пять лет назад. Хочешь, Рифгат, пойти со мной? Посмотришь, как мы воюем тут…
Мухсинов быстро оделся, туго затянулся ремнем и сразу стал похож на молодцеватого командира. Вынул из кобуры наган и положил его в карман.
