Главный персонаж романа — старый мелкопоместный дворянин Хигаси, в прошлом активный деятель революции 1868 г., искренне веривший в ее идеалы и мечтавший о создании новой, счастливой Японии. Тяжелая болезнь надолго приковала его к дому, к деревне, но спустя двадцать лет он приехал в Токио показаться врачам и заодно посмотреть, что представляет собой новая жизнь. За эти годы многие бывшие друзья и соратники Хигаси успели занять важные посты Они готовы предложить и старому Хигаси какое-нибудь «доходное место», если, конечно, он оставит свои былые принципы и пойдет на компромисс с совестью. Но Хигаси с презрением отвергает эти предложения и, обращаясь к бывшему другу, а ныне премьер-министру графу Фудзисаве, произносит гневную речь, в которой обличает эгоизм, разврат, коррупцию и полное пренебрежение интересами народа со стороны правительства. Он возвращается в свою деревню и здесь, на руках сына умирает, перед смертью призывая его «взять власть в свои руки и перевернуть все по-новому. Иначе Япония погибнет…».

Роман носит остро обличительный характер. В образе графа Фудзисавы современники без труда узнавали фигуру тогдашнего премьера — графа Ито. Токугоми Рока с большой экспрессией рисует бедственное положение народа, противопоставляя тяжкой его доле роскошь и стяжательство «сильных мира сего».

Книга осталась незаконченной. Во втором томе, так и не увидевшем свет, Токугоми Рока предполагал рассказать о жизни и борьбе сына старого Хигаси — юного Сусуму.

Куросиво: Роман / Вступ. ст. и пер. И. Львовой. — М.: Гослитиздат, 1957. — 349 с.

Природа и человек: Фрагменты / Пер. Е. М. Пинус // Восточный альманах. — М., 1957. — Вып. 1. — С. 338–348.

Грамковская Л. Л. Токугоми Рока: Отшельник из Касуя. — М: Наука, 1983.— 192 с.

Произведения писателя, положившего начало современной японской новелле, характерны для эпохи Мэйдзи (1868–1912) — времени крушения старых и становления новых идеалов. В молодости он увлекался политикой, занимался журналистикой, учительствовал, пока не нашел своего призвания в литературе. В то же время Куникида Доппо (настоящее имя Тэцуо), «дитя природы», оставался одиноким в гуще людей. Он не случайно взял псевдоним «Доппо» («Одинокий странник»). Казалось, писатель отошел от предшествующей японской литературы, увлекся Вордсвортом, Карлейлем, Тургеневым, но у них невольно брал только то, что было близко миропониманию японца. В его рассказах нет подражания. Соблюдая старые традиции, он в то же время стал представителем литературы, переходящей от романтизма к реализму. Потому так и отличаются его ранние рассказы от более поздних.

В раннем рассказе «Дядя Гэн» (1897) Доппо показывает судьбу таинственного человека — лодочника Гэна, нелюдимого, непонятого, одинокого. Преследуемый роком, он теряет жену и сына и, лишившись всякой надежды приучить к себе слабоумного подростка, нищего Кисю, кончает жизнь самоубийством. Это конфликт человека с несправедливостью и неисповедимостью рока.

В последующих произведениях Доппо продолжает исследовать мир. Человек у него по-прежнему неотторжим от природы, един с нею, будь то лирические очерки — «Равнина Мусаси» (1898) или рассказ о судьбе слабоумного мальчика Року — «Весенняя птица» (1904).

В конце концов писатель приходит к выводу, что современный человек отходит от природы, от самого себя. И повинны в этом уже не рок, не злоключения судьбы, а те социальные условия, в которые поставлен человек. Доппо верен правде изображения характера, когда показывает, как униженность, нищета, полуголодное существование приводят одних к атрофии чувств (бродяга Буйка из «Жалкой смерти» — 1907, подмастерье Исокиги из «Бамбуковой калитки» — 1908), и как другие в тех же условиях сохраняют человеческое достоинство, способность к сочувствию (рабочий-поденщик Бэнко из той же «Жалкой смерти» или жена Исокити — О-Ген из «Бамбуковой калитки»). Заслуга писателя-реалиста в том, что, найдя источник зла в существующих условиях, он учитывал и нравственную природу человека, его предрасположенность или непредрасположенность к злу, его умение приспособиться к среде. Погибали обычно те люди, которые несли в себе светлое начало, и это говорило о несовершенстве общества.

Избранные рассказы / Пер. и послесл. Т. Топеха. — М.: Гослитиздат, 1958. — 190 с.

Григорьева Т. П. Одинокий странник (О японском писателе Куникида Доппо). — М: Наука, 1967. - 254 с.

Григорьева Т. П. Творческий путь Куникида Доппо // Краткие сообщения Ин-та востоковедения АН СССР — 1958 — Вып. XXXIV — С. 52–63.

Один из основоположников и теоретиков литературы японского реализма, не без оснований именуемого «натурализмом», который сложился под влиянием как натуралистических черт национальной литературы, так и теории «экспериментального романа» Золя.

Таяма Катай (настоящее имя Рокуя), как было принято в самурайских семьях, воспитывался на китайской классике, а переехав в 1886 г. в Токио, изучал японскую классическую поэзию. Увлекался он и французской литературой — Золя, Флобером, Мопассаном, которые в некотором роде определили его путь. В 1902 г. внимание читателей привлек натуралистический рассказ Катая «Конец Дзюэмона». Крестьянин подговорил свою сожительницу поджечь деревню в отместку за насмешки над его уродством. Деревенские парни свели с ним счеты, утопив Дзюэмона в болоте.

Катай много размышлял над положениями нового направления, и следствием этого явились статьи, где он дал свое толкование тех принципов, которым, по его мнению, должна следовать японская литература: принципам «плоскостного», «откровенного» изображения. Долг писателя — передавать то, что он видит на поверхности явлений. Только это позволит дать адекватную картину мира. Привнесение субъективных элементов, даже литературного приема, исказит картину В духе провозглашенных принципов Катай написал трилогию: «Жизнь», «Жена», «Родство» (1908–1910). Если первый из автобиографических романов знакомит с детством писателя, то два последних рассказывают о его собственной семье и семьях его братьев и сестер.

Примерно с 1917 г. Катай отходит от натуралистических принципов. Душевное смятение, неудовлетворенность приводят его к религии. Он ищет утешение в буддизме. Из-под его пера выходят такие рассказы, как «Нерастаявший снег» (1917), — о способности религии снять с человека страх перед жизнью и смертью.

В последние годы Катай обращается к жанру исторического романа — «Минамото Еситомо» (1924) и др.

Японские критики видят начало «романов о себе», занявших монопольное положение в японской литературе второго десятилетия XX в., в повести Таяма Катая «Постель», где автор, согласно принципу «откровенного изображения», обнажает собственную душу. Писатель с эпатирующей читателя откровенностью рассказывает о своей тайной страсти к юной ученице, поселившейся в его доме. Но девушка, почитавшая его талант, сердце отдает другому — своему сверстнику-студенту. Писатель, терзаемый ревностью, разыгрывает возмущение и отсылает ее назад к родителям. Вместе с Ёсико (так звали девушку) исчезает и надежда как-то изменить опостылевшую жизнь, скованную семейными заботами. Не в силах избавиться от страсти, писатель в отчаянии бросается на футон, на котором недавно спала Ёсико, и вдыхает запах ее тела.

Здесь уже заложены те черты, которые характеризуют «романы о себе». Произведение сфокусировано на личных переживаниях человека, притом не столько с целью раскрыть какие-то закономерности в психологии людей, сколько с целью обнажить переживания данной личности, то есть сделать акцент не на общем, а на частном. Это было в значительной мере порождено разочарованием в возможности утверждения личности, неверием в способность человека переделать жизнь.