Художественные сочинения аль-Алюси — путевые записи, послания, назидания и воспоминания — написаны рифмованной прозой, типичной для средневековья. Повествование в них ведется неспешно, со многими отступлениями, слог многоречив, местами архаичен, речевые обороты усложнены ради сохранения рифмы. Парные рифмы через равные промежутки дробят текст на ритмико-смысловые отрезки, повышают ритмическую четкость, их интонационную самостоятельность. С рифмой при чтении повышается или понижается тон, что создает живую мелодику фразы. Хотя акцентная проза аль-Алюси еще весьма сильно тяготела к стихотворной речи, ряд иракских литературоведов XX в., в том числе Абдульиллах Ахмед и Салим Абд аль-Кадер ас-Самарраи, имеют веские основания считать ее первым этапом на пути создания в Ираке новых прозаических жанров — рассказа и повести, поскольку первые иракские прозаики (уже в 1920-х гг.) учились на книгах аль-Алюси, создававшего вполне секуляризованные произведения. Аль-Алюси выводил художественную прозу из русла религиозной или назидательной литературы, концентрировал внимание читателей на социальных проблемах.

Наиболее крупный аравийский поэт среди сторонников ваххабитов, Ибн Мушарраф сохранял верность ваххабитам, несмотря на тяжесть поражений, которые они терпели в ходе вторжения египетских армий на Аравийский полуостров (1811–1840). Победы египетских завоевателей, сопровождаемые массовыми разрушениями и истреблением населения, заставили замолкнуть многих аравийских поэтов. В касыдах своего дивана, издававшегося в арабских странах десятки раз, Ибн Мушарраф изображал кровопролитные сражения, страдания мирного населения. В душераздирающей элегии поэт оплакивал разрушение до основания египтянами Дарийи, столицы ваххабитов (1818). В духе старинной бедуинской поэзии он горько осмеивал соотечественников, впадавших в уныние, смиренно соглашавшихся на унизительный мир. Ибн Мушарраф призывал бойцов к мужеству и стойкости, а мусульман — к подлинному благочестию. Те, кто соучаствуют в поклонении Аллаху иначе, чем величанием, священнодействием и молением, сколько бы добра они ни делали, сколько бы ни постились и ни молились, сколько бы ни возводили мечетей, пребудут, по убеждению Ибн Мушаррафа, в грехе «великого язычества». Религиозный фанатизм приводил Ибн Мушаррафа к откровенному мракобесию. Так, он потребовал от эмира Файсала бен Турки (время правления — 1834–1838) разрушения горячего сернистого источника в аль-Ахсе, прозванного Оком звезды: люди приходят туда излечиться, в то время как излечить может один только Аллах. Хотя многие богословы аль-Ахсы усматривали в целебных свойствах источника одно из проявлений могущества Аллаха и Его способности творить чудеса, умножать веру людей в Творца, по настоянию Ибн Мушаррафа источник был разрушен. Свою радость по этому поводу поэт излил в двух длинных касыдах.

Ибн Мушарраф и другие современные ему аравийские поэты отличались в восприятии и пропаганде ислама узким буквализмом и крайней нетерпимостью ко всякого рода «новшествам». Придерживаясь ханбалитского толка, широко распространенного в Хиджазе и Неджде, где с XVIII в. на его основе сложилась секта ваххабитов, поэты отрицали свободу воли человека и свободу мнений в религии, идею о сотворенности Корана. Подобно правоверным ваххабитам, которые молятся Пророку всякий раз, как случается его упоминание, Ибн Мушарраф и другие поэты завершали касыду молитвой Пророку и его приветствованием. По их мнению, политический режим в подлинно мусульманской стране обязан принимать на себя функции теократии. Языческой должна считаться та страна, которая не вводит ислам в практику повседневной жизни. Истинный мусульманин обязан эмигрировать из такой языческой страны. Османская империя, в состав которой формально входила Аравия, полагал Ибн Мушарраф, не может считаться мусульманским государством, поскольку там не проводятся каждодневно в жизнь мудрые предписания Аллаха, хотя внешняя обрядовость и соблюдается.

Абд аль-Гаффар аль-Ахрас аль-Багдади — иракский поэт. Известный арабский текстолог и составитель дивана аль-Ахраса Ахмед Иззат аль-Фаруки в предисловии к стамбульскому изданию 1887 г. книги «Лучшие стилистические образцы из поэзии аль-Ахраса» отмечал: «У аль-Ахраса никогда не было привычки подшивать свои стихи в диван, его мимолетные вспышки вдохновения не фиксировались ни равием, ни каким-либо ценителем поэзии. Он импровизировал касыду без малейшего размышления, не пользуясь черновиками, и вручал ее, уже не переписывая, тому, кому она предназначалась». В этом же предисловии аль-Фаруки привел известные ему скудные биографические сведения о поэте: по происхождению — алия, родился в Мосуле, учился в Багдаде, подолгу был в Басре, путешествовал по Ираку. По свидетельству аль-Фаруки аль-Ахрас был наиболее выдающимся поэтом своего времени. Аль-Ахрас — ярко выраженный тип поэта-импровизатора, необычайно возбудимого и впечатлительного, с легкостью и блеском развивающего любую тему, предложенную ему: от неумеренных восхвалений злодеяний губернатора-турка до призывов к вооруженной борьбе против режима, от аскетических стихов, призывающих к достижению нравственного совершенства путем строжайшего воздержания, до безудержного восхваления вина и плотских наслаждений. Такой характер творчества аль-Ахраса побуждал некоторых современников поэта называть его Абу Нувасом XIII века хиджры. Наделенный врожденной восприимчивостью, аль-Ахрас испытал на себе влияние многих арабских классиков. На своем творческом пути он пересекал один за другим периоды разных веяний и господства разных стилей. Все его выдающиеся современники имели свою, четко очерченную область любимых жанров, композиционных построений, образов. У аль-Ахраса их нет. И если во многих случаях он был вынужден разменивать свой замечательный талант на восхваление чиновников и богачей, то и в панегириках он умел достичь вершин художественного мастерства. Его любовная лирика сентиментально-идиллична, с блистательной легкостью он воспевал вино и радости разгульной жизни, а его стихи о воинских подвигах в жанре панегириков и самовосхвалений исполнены строгой торжественности либо бурной патетики. Адресуя панегирики своим друзьям или лицам, которых аль-Ахрас считал близкими себе по настроениям, поэт вводил в них лирические отступления. Эго поэзия человека, потрясенного ужасом общественного бытия и жаждущего обновления существования — хотя бы на чужбине.

Поэзия аль-Ахраса приобретает особую напряженность чувств в цикле стихотворений, обращенном к поэту-бунтарю, одной из героических фигур иракской истории — Махмуду бен Абд аль-Гани аль-Джамилю (1780–1863). В этом цикле наиболее отчетливо выявляются мятежные устремления аль-Ахраса, отвергающего засилье иноземных угнетателей и социальную несправедливость. После изгнания из Ирака аль-Джамиля аль-Ахрас заявил в одном из стихотворений, что добровольно принимает на себя обязанности друга — продолжать борьбу с ненавистным османским режимом. В стихотворном послании к аль-Джамилю, датированном 1848 г., говорится:

Сожалею о быстротечных днях жизни, угасающей тускло, когда надежды сменяются смертью.

Но помыслы у нас — арабские, и достойны их лишь мужи благородные.

Противно доблести, чтобы я согласился на бесчестье и безучастно наблюдал, как дорогой мне человек унижен.

Я желал бы быть могучим, чтобы встать на замену поверженному.

Оскорбление правящими чужеземцами национальных чувств — постоянная тема стихов этого цикла. Примечательно здесь неоднократное упоминание поэтом «арабских помыслов», что явно свидетельствует о возрастании к середине XIX в. национального самосознания иракцев.

Зухэйр Хэйдар бен Сулейман Дауд бен Хэйдар аль-Хилли — иракский поэт. Нося высокое звание «сеййида», т. е. выходца из рода пророка Мухаммада, Хэйдар в стихах в жанре «самовосхвалений» возлагал на арабских аристократов обязанность активной борьбы против любых форм угнетения. В стихах, сочиненных в жанре «жалоб-обвинений» («шакят»), Хэйдар откликался на драматические события 1857–1858 гг. — кровопролитные подавления османскими властями восстаний по всему Ираку. Призывая соотечественников продолжать борьбу с угнетателями, поэт следовал позднесредневековой поэтической традиции, сообразно которой отсутствие в стихах какой-либо конкретной информации о происходивших событиях считалось хорошим тоном. Его сетования на жестокость карательных отрядов выражались в расплывчатых образах, в патетических словоизлияниях, основанием для которых могли бы послужить любые трагические обстоятельства. В стихах Хэйдара не содержится реалий, связанных со временем и местом антитурецкого восстания, а причины творившихся вокруг несправедливостей сводились им к утверждениям, будто «религия изменилась и заблуждения властвуют на земле». Согласно поэту, в основе любой акции властей лежало их желание подорвать вероучение шиитов. Хэйдар призывал грядущего шиитского мессию аль-Махди обнажить свой меч, потому что шииты уже взялись за оружие. Поэт убеждал повстанцев в том, что аль-Махди видит все происходящее и витает среди рядов сражающихся шиитов. Он угрожал врагам гневом Аллаха. По его словам, божий гнев не обрушился до сих пор на их головы только потому, что молитвы страдающих людей профанированы их же греховными помыслами и злыми деяниями. Лишь молитвы матерей, у которых отнимают сыновей, способны сейчас помочь восставшим.