Премьера прошла блестяще. Многие зрители раздобыли себе билеты на второе и третье представление, чтобы получить удовольствие не только от комедии, но ещё и с достоинством посмотреть на мечущихся возле буфета людей, на устаревшие наряды дам, особенно торгового сословия.

Грася же несколько дней пританцовывала и витала в облаках, с трудом впадая в трагический настрой, чтобы продолжить новую пьесу.

Зибор не мог поверить, что его соседка написала всё то, что происходило на сцене. Он допускал, что руководитель и сами актёры внесли много своего. На работе его сердечно поблагодарили те коллеги, кому он подарил билеты.

— А что за лэра была рядом с тобой? Она необыкновенно хороша, — спрашивали его по очереди мужчины.

И вот эти вопросы, просьбы познакомить, хотя бы намекнуть, где она живёт, выводили его из равновесия. Когда же лэра Агнес Ферокс подошла к нему и с усмешкой произнесла: «Не думала, что вы, Греф, театрал. Да ещё такую спутницу себе нашли…» — он и вовсе растерялся. Какую «такую»? Хорошую или плохую? Что она имела в виду?

Раньше он был уверен, что жена главы ведомства даже не подозревает о наличии сотрудника по имени Зибор Греф. Даже не слишком общаясь с коллегами, он знал, что лэру не слишком любили. Но у них не то заведение, чтобы кого-то любить или не любить, главное, что она приходила на помощь, когда требовался менталист. И всё же, её внимание настораживало.

Безупречная красавица, она несомненно краше Граси, но к его подруге люди тянутся и называют красивой, а от лэры Ферокс шарахаются, лишь признавая её красоту, но не принимая. Хотя Зибор провожал взглядом лэру и видел, как она улыбнулась показавшемуся в коридоре мужу. Когда она улыбается, то и вправду «ничего так». Ножки, зад, осанка, шея…

Понемножку дела на работе налаживались. Поручения Зибору начали давать поинтереснее, уже полагались на него, давали самостоятельность. Зарплата у него оставалась прежняя, не слишком высокая, но позволяющая не беспокоиться об оплате комнаты в приличном доме, изредка позволять себе кушать в тавернах и даже в ресторане.

Однако сейчас, из-за того, что необходимо было часто нанимать себе транспорт, мотаясь по городу, денег стало не хватать. Нужды в торопливости не было, это Зибору хотелось выполнять поручения, не затягивая, поэтому просить дополнительных денег он не решался.

И всё бы ничего, если бы к Грасе не стали захаживать некоторые актёры, якобы репетировать. Они приносили ей цветы, угощения, некоторые оставляли безделушки в виде нового пера, лучшей бумаги, красивой чернильницы. А он не мог даже, как обычно, пригласить её в кафе.

Так, в нервной обстановке, а Грася тоже нервничала, когда видела, что её друг не выходит из сумрачного настроения, пробежало время, и они отправились на новую премьеру. Девушка сшила себе новый наряд, но все взгляды на себя не собрала, как в прошлый раз.

Дамы оказались необычайными фантазёрками и фасон, представленный полгода назад, преобразовался до неузнаваемости. В платьях появились оголённые плечи, шикарные вышивки, отделки перьями, разрезы — маленькие и неприличные. Накинутые меха могли полностью прикрывать открытую спину, а могли быть небрежно перекинуты всего лишь через одно плечо и свисать забытыми.

Не осталась незамеченной в прошлый раз и обувь Граси. Высокий каблук вошёл в моду прочно. Буфетов в театре было уже четыре и купленные там конфеты, и пирожные, даже жалко было есть — это были маленькие шедевры.

Время до начала представления девушка вместе с Зибором провела чуть в сторонке. Её утешало только одно, когда настанет время плакать, она грациозно достанет веер, платочек и тогда… всем будет завидно.

Расстроенная, что её красивое платье оказалось слишком скромным среди дам, она не замечала, как смотрит на неё друг. Ну, смотрит и смотрит, он же с ней! Обидно будет, если он будет пялиться на другую, ведь она сейчас тоже уделяет своё внимание только ему.

Для мужчины второй поход в театр оказался тяжелым испытанием. Грася для него становилась не просто девушкой, а небожительницей. Он весь трепетал, когда придерживал её под локоток, ожигал взглядом любого, кто осмеливался неприлично разглядывать её. Если видел, что кто-то хочет подойти, то так раздувал ноздри, что желающие сказать комплимент испарялись, не желая скандалов.

В этот раз ничего смешного на сцене не было и, Грасин веер пригодился даже ему, обдувать лицо. Героев было так жалко, что предательские слезы блестели в глазах. После премьеры многие выходили раскрасневшимися и тихими. Лишь выйдя на улицу, зрители потихоньку оживали, начинали обмениваться впечатлениями.

— Грась, ну зачем такую тоску нагнала? Не могла написать, чтобы все были счастливы?

— Не могла, — промакивая платочком уголки глаз, назидательно ответила девушка. — Зато в жизни, посмотревшие драму люди будут больше ценить то хорошее, что имеют. Счастливые дни — они лёгкие, невесомые, поэтому их не замечают, они проносятся быстро и мало кто их ценит. Совсем иначе происходит с плохими днями. Каждый горестный час тянется, мучает, забирает силы, и мы помним это время долго. А надо больше уделять внимание счастью, видеть его, и побыстрее шагать вперёд, когда всё плохо.

— Тебе бы в учёные идти, Грася. Любишь ты порассуждать.

— Может и в учёные. Вот, иду я среди людей, а они даже не знают, какую я над ними власть имею!

Зибор поднес её кисть к губам и поцеловал.

— Ты чего?

— Вдруг властительницей станешь, буду хвастать, что самой повелительнице ручку целовал.

— А-а, ну ладно, можешь и эту поцеловать, а потом погреть. А про властительницу — зря смеешься. На прошлой премьере все смеялись по моему хотенью, сегодня плакали. Это сила, которую надо использовать с умом. Мы слишком выдержанные, а надо уметь слегка отпускать себя. Ты видел, в зале сидели магички? Так вот, многие из них не могли позволить себе расплакаться! Ты представляешь, какая выдержка?! А ведь они пришли отдыхать. Так нельзя. Здесь нет сражения, а они держат себя, как в строю. Это ужасно! Возьми вторую руку тоже, в зале было душно, наверное, пригрелась, теперь я мёрзну.

Грася, довольная поступлением денежных средств с комедии, перезаключила договор и теперь ожидала получить свой гонорар уже на следующий день.

Директор нынче хорошо ориентировался, какие прибыли ему ожидать, и не особо сопротивлялся при перемене условий. Девушка могла считать себя обеспеченной дамой. На ближайшие десять лет ей хватит заработанных денег, но если она захочет иметь свой дом, то придётся ещё потрудиться.

А пока она наметила себе важное дело. Надо было перечислить небольшие средства своей матери, отцу, пусть даже он и ушёл из семьи, да и сёстрам не помешают лишние золотые. Что задумала, то и выполнила на следующий же день. В свой бывший двор она даже заходить не стала. Алька говорила, что мать её считает чужой. Глаза у неё, видите ли, не в отца и не в мать, да и сама она всегда была странная. Горько было слушать о себе такое. Ну, мало ли, какие дети бывают, так что ж теперь, отказывать им в любви из-за этого?

Алька пожимала плечами. Грася видела, что даже старшая сестра больше от неё подарка ждёт, чем из-за любви с ней общается, но все равно считала нужным помочь. Даже отцу хотелось сделать приятное, ведь он, сколько себя помнила, пытался побаловать своих дочек, пока мать не начинала считать, сколько денег он зря потратил на излишние радости.

Девушка не стала узнавать, пригодился ли родным её нежданный подарок или злые слова в ответ сказали. Гоблины сами разыскали всех членов её семьи и вручили по двадцать золотых всем. Алька открыла свою маленькую мастерскую, где занялась вышивкой платьев. Другие старшие сёстры, оставшиеся в гарнизонах, выйдя замуж за военных, вложили деньги в обучение своих детишек или отложили их им на приданое.

Отец выкупил дом для своей новой семьи. Младшая сестра загорелась стать поварихой, и нежданный подарок как раз окупал её вступление в гильдию. Только мать отложила деньги, боясь тратить.