— Это мы обеспечим, — пообещал Петров. — Будут открыты двери любых институтов и предприятий.

Лаптев все еще сомневался:

— А если не получится? Кто понесет ответственность за потраченные средства?

— Я, — спокойно ответил я. — Если проект провалится, беру полную ответственность.

— Письменно? — уточнил Лаптев.

— Письменно, — кивнул я.

Петров встал из-за стола:

— Тогда решение принято. Товарищ Корнилов получает пять месяцев на создание усовершенствованного образца. Финансирование — десять тысяч рублей. Цель демонстрация на ВДНХ и запуск серийного производства.

Хрущев закрыл блокнот:

— Ну что ж, Виктор Алексеевич, теперь вы в ответе не только перед совхозом, но и перед всей страной.

— Понимаю, — ответил я. — И не подведу.

После ухода гостей я долго сидел за столом, обдумывая услышанное. Ставки выросли до максимума. Теперь это был не местный эксперимент, а проект государственного значения.

С одной стороны, огромная ответственность и риск. С другой, невиданные возможности. Доступ к любым специалистам, к передовым разработкам, к качественным материалам.

Я достал чистый лист бумаги и начал составлять план работ на ближайшие пять месяцев. Впереди была гонка со временем, но я был готов к ней.

За окном разгорался майский день. Где-то механизаторы готовили обычные тракторы к полевым работам. А я планировал создание машины будущего.

Весенние дни в Сибири особенные, солнце встает рано, воздух свежий и чистый, а природа просыпается после долгой зимы. За окном моего дома виднелись первые зеленые листочки на березах, а термометр показывал плюс восемь градусов.

Быстро умывшись холодной водой из алюминиевого рукомойника, я побрился опасной бритвой «Нева» и надел чистую белую рубашку. Поверх нее, темно-синий свитер, связанный местными мастерицами, и завершил утренний туалет легкой курткой вместо зимней телогрейки.

На завтрак разогрел вчерашнюю гречневую кашу на керосинке «Шмель» и заварил крепкий чай в эмалированном чайнике. Хлеб намазал сливочным маслом и съел с твердым сыром «Российский», который привезли из райцентра.

Сидя за столом, покрытым клеенкой в красно-белую клетку, я изучал записи недельных испытаний электротрактора. Цифры были противоречивыми. С одной стороны, технический успех: машина работала, выполняла поставленные задачи, вызывала интерес у механизаторов. С другой, экономические показатели оставляли желать лучшего.

В толстой тетради в клеенчатом переплете я записал основные проблемы:

1. В реальных условиях аккумуляторы садились за два с половиной-три часа вместо расчетных четырех-шести часов.

2. Стоимость тысяча шестьсот рублей только за аккумуляторы, это две годовые зарплаты рабочего.

3. Вес. Тонна батарей делала трактор тяжелым и неповоротливым.

4. Время зарядки. Восемь-десять часов простоя после каждых трех часов работы.

К семи утра я был уже в НИО. В здании пахло машинным маслом, паяльной кислотой и свежезаваренным чаем. За своим рабочим местом уже сидел Петр Васильевич Кутузов в белом халате поверх обычной одежды, склонившись над микроскопом МБИ-6.

— Доброе утро, Петр Васильевич, — поздоровался я, снимая куртку и вешая ее на крючок.

— Доброе утро, Виктор Алексеевич, — отозвался лаборант, поднимая голову. — Рано сегодня. Будем анализировать результаты?

— Именно, — кивнул я, раскладывая на столе записи испытаний. — Нужно честно признать проблемы и найти пути их решения.

Через несколько минут к нам присоединился Володя Семенов в рабочем комбинезоне поверх чистой рубашки. В руках он держал папку с техническими расчетами.

— Виктор Алексеевич, — сказал молодой инженер, открывая папку, — я всю ночь считал экономику проекта. Результаты неутешительные.

— Давайте посмотрим, — предложил я, придвигая стул к столу.

Володя разложил листы с расчетами, исписанные мелким почерком:

— Стоимость электротрактора в нынешнем виде восемнадцать тысяч пятьсот рублей. Обычный МТЗ-80 стоит пятнадцать тысяч. Переплата три тысячи пятьсот рублей.

— А экономия на топливе? — поинтересовался Кутузов.

— Вот тут и проблема, — Володя показал колонку цифр. — Дизельное топливо стоит семь копеек за литр. МТЗ-80 расходует в среднем двенадцать литров в час. Получается восемьдесят четыре копейки в час.

— А электричество?

— Электроэнергия для сельхозпроизводителей полторы копейки за киловатт-час. Наш электротрактор потребляет тридцать пять киловатт в час. Получается пятьдесят две целых и пять копейки в час.

Я быстро подсчитал в уме:

— Экономия всего тридцать одна целых пять копейки в час. При работе восемь часов в день два с половиной рубля в день. За год примерно шестьсот рублей.

— Именно, — кивнул Володя. — Переплата три с половиной рублей окупится только через шесть лет. А аккумуляторы столько не служат.

Кутузов отложил микроскоп и подошел к нашему столу:

— А если учесть экономию на обслуживании? У электромотора нет масляных фильтров, топливной аппаратуры, турбокомпрессора…

— Учитывал, — ответил Володя. — Экономия около двухсот рублей в год на запчастях и расходных материалах. Но все равно окупаемость четыре-пять лет.

В этот момент в НИО вошел Вацлав Новак. Аспирант был в темном костюме, в руках держал кожаную папку с переводами и холщовую сумку с книгами.

— Доброе утро, — поздоровался он, снимая очки и протирая стекла платком. — Что-то серьезное обсуждаете?

— Проблемы нашего электротрактора, — объяснил я. — Экономика пока не сходится.

Новак повесил пиджак на спинку стула и подошел к столу:

— А вы знаете, вчера вечером переводил одну интересную статью из чешского журнала «Zemědělské stroje» «Сельскохозяйственные машины». Там упоминались эксперименты с различными типами аккумуляторов.

— Какими именно? — заинтересовался Кутузов.

Аспирант открыл папку, достал машинописный лист:

— «Železo-niklové akumulátory pro zemědělské stroje» железо-никелевые аккумуляторы для сельхозмашин. Оказывается, они имеют в полтора-два раза большую энергоемкость при том же весе.

— И каковы недостатки? — практично спросил Володя.

— Более высокая стоимость и сложность изготовления, — перевел Новак. — Но срок службы в три-четыре раза больше свинцовых.

Я почувствовал прилив интереса. Знания из будущего подсказывали, что никель-железные аккумуляторы действительно перспективны, особенно для тяжелых условий эксплуатации.

— А в СССР такие производят? — спросил я.

Кутузов задумался:

— Помню, читал в «Электротехнике» статью о железо-никелевых батареях. Их делают на заводе «Ригель» в Саратове для промышленных нужд.

— Для каких именно?

— Электрокары, подземная техника, аварийное питание, — перечислил лаборант. — Там, где нужна надежность в тяжелых условиях.

Володя начал лихорадочно считать на «Феликсе»:

— Если энергоемкость в два раза выше, то нам потребуется вдвое меньше аккумуляторов. Десять штук вместо двадцати.

— А если срок службы в три раза больше, то и годовые расходы на замену меньше, — добавил я.

— Но стоимость выше, — напомнил Кутузов. — Насколько именно?

Новак сверился с переводом:

— В статье указано, что железо-никелевые аккумуляторы стоят в два с половиной раза дороже свинцово-кислотных аналогичной емкости.

— Считаем, — сказал Володя, склоняясь над счетной машинкой. — 80 рублей за свинцовый аккумулятор, умножить на два с половиной, получается двести рублей. Но нам нужно всего десять штук. Итого две тысячи рублей против тысячи шестьсот за двадцать свинцовых.

— Переплата всего четыреста рублей, — подсчитал я. — А время работы увеличится в два раза. Шесть-восемь часов вместо трех-четырех

— И вес уменьшится вдвое, — добавил Кутузов. — Пятьсот килограммов вместо тонны.

Атмосфера в НИО заметно изменилась. Вместо уныния от неудовлетворительной экономики появилась надежда на техническое решение проблемы.

— Вацлав Йозефович, — обратился я к аспиранту, — а есть ли в чешской документации подробности о конструкции таких аккумуляторов?