Катька широко раскрыла глаза:

— Вот это да! И правда получится?

— Получится. Через год здесь будут расти яблони и картошка вместо камней и крапивы.

— А покажешь, как делать будешь? — Она переступила поближе, и я почувствовал легкий аромат мыла «Красная Москва» и еще чего-то цветочного. — Мне ужасно интересно!

— Покажу, конечно. Только работа тяжелая, грязная. Тебе не наскучит?

Катька засмеялась, звонко и заразительно:

— Да я же не барышня какая-нибудь! В поле работать умею, на ферме тоже. А вообще-то… — Она помолчала, глядя на меня из-под длинных ресниц. — А вообще-то я знаю в наших краях места, которые тебе точно понравятся. Такие красивые, что дух захватывает!

— Какие же это места?

— А вот не скажу! — Катька кокетливо тряхнула косой. — Сам увидишь, если со мной пойдешь. Завтра вечером свободен?

Я подумал о планах на завтра. Нужно было съездить в район за разрешениями на взрывчатку, встретиться с поставщиками стройматериалов, составить график работ. Но карие глаза смотрели так призывно, что устоять было невозможно.

— Свободен, — ответил я. — А далеко идти?

— Не очень. Часа два прогуляемся, не больше. — Катька лукаво улыбнулась. — А может, и задержимся, если понравится. Встретимся у мельницы в семь вечера?

— Встретимся.

— Вот и славно! — Она помахала рукой и пошла прочь, соблазнительно покачивая бедрами. — Только не опаздывай! Не люблю ждать!

Я проводил ее взглядом, любуясь стройной фигуркой и летящей походкой. Что ж, после тяжелого рабочего дня приятная прогулка с хорошенькой девушкой, то, что нужно. Катька явно не из тех, кто будет долго ломаться и строить из себя недотрогу.

Остаток дня прошел в хлопотах. Нужно подготовить документы для областной комиссии, составить смету расходов, согласовать график поставок материалов. К вечеру глаза устали от цифр и бумаг, а в голове гудело от обилия технических деталей.

Именно поэтому перспектива провести вечер в компании веселой и непосредственной Катьки казалась особенно привлекательной. В деревне развлечений немного, а молодость требует своего.

В семь вечера я был у старой мельницы. Солнце клонилось к закату, окрашивая небо в розовые и золотистые тона. Воздух наполнился ароматом цветущих лип и свежескошенного сена. Где-то вдалеке мычали коровы, возвращающиеся с пастбища.

Катька появилась минут через десять, и мое дыхание на мгновение перехватило. Она переоделась в легкое белое платье из тонкого ситца, которое облегало фигуру, подчеркивая каждый изгиб. Волосы распустила, золотистые пряди волнами спадали на плечи. В руках несла плетеную корзинку.

— Не опоздала? — спросила она, подойдя ближе. От нее исходил тонкий аромат полевых цветов и чего-то пьянящего, женственного.

— В самый раз, — ответил я, стараясь не слишком откровенно разглядывать соблазнительный вырез платья. — А что в корзинке?

— Сюрприз! — Катька лукаво улыбнулась. — Увидишь на месте. Пошли, пока совсем не стемнело.

Мы двинулись по тропинке, петляющей между зарослями ивняка и березовыми перелесками. Катька шла впереди, изредка оборачиваясь, чтобы убедиться, что я не отстаю. При каждом повороте ее платье развевалось, открывая загорелые ноги почти до колен.

— Далеко еще? — спросил я минут через двадцать.

— Уже близко. Вон там, за холмом. — Она указала на невысокую возвышенность, поросшую сосняком. — Самое красивое место в округе!

Тропинка пошла в гору, и мы поднимались молча, слегка запыхавшись. На вершине холма открылся потрясающий вид. Внизу расстилалась долина с серебряной лентой речки, окруженная золотистыми полями и темными островками лесов. Вдалеке виднелись крыши поселка, а за ними бесконечная степь до самого горизонта.

— Ну как? — спросила Катька, наблюдая за моей реакцией.

— Красота неописуемая, — признал я искренне. — Как ты нашла это место?

— С детства сюда бегаю. Когда грустно или радостно, прихожу сюда, с природой разговариваю. — Она расстелила на траве клетчатый плед из корзинки. — Садись, отдохнем.

В корзинке оказались домашние пирожки с вишней, термос с парным молоком и бутылка самогона в пол-литра. Катька разложила нехитрое угощение на белой салфетке с вышитыми васильками.

— Самогон? — удивился я. — А откуда?

— Дядя Петр гонит, сосед наш. Хороший, не горчит. — Она разлила прозрачную жидкость в два граненых стакана. — За знакомство!

Мы чокнулись. Самогон оказался действительно мягким, с легким фруктовым привкусом. Пирожки были еще теплые, с тающим во рту тестом и кисло-сладкой начинкой.

— Сама пекла? — спросил я, наслаждаясь вкусом.

— Сама. Мама научила, она лучше всех в селе выпечку делает. — Катька откинулась на локоть, и вырез платья открыл соблазнительный вид на округлую грудь. — А ты что, в городе жил? Видно же, что не здешний.

— Жил. В Москве учился, в Тимирязевке.

— Небось, девушки там красивые? — В голосе прозвучала едва заметная ревность.

— Красивые, — согласился я. — Но не такие живые, как здесь. Все больше накрашенные, наряженные. А настоящего тепла мало.

Катька довольно улыбнулась:

— То-то и оно. Нас, деревенских, за людей не считают. А мы и любить умеем, и хозяйство вести, и мужика понимать.

Солнце село окончательно, и в воздухе появилась легкая прохлада. Катька пододвинулась ближе, якобы согреваясь. Ее плечо коснулось моего, и я почувствовал тепло ее кожи сквозь тонкую ткань.

— Холодно? — спросил я.

— Чуть-чуть. — Она посмотрела на меня снизу вверх, и в сумраке ее глаза блестели, как звезды. — А ты не мерзнешь?

— Нет, мне нормально.

— А мне холодно, — прошептала она, еще плотнее прижимаясь. — Согрей меня.

Я обнял ее за плечи, и она тут же повернулась ко мне всем телом. Ее лицо оказалось совсем близко, я чувствовал дыхание на своих губах.

— Катя…

— Тише, — прошептала она и потянулась к моим губам.

Поцелуй получился долгим, жадным. Ее губы были мягкими и теплыми, с привкусом вишни и самогона. Она целовалась страстно, без девичьей стыдливости, прижимаясь всем телом.

— Здесь неудобно, — прошептала она, отстраняясь. — Пойдем вон туда, к сеновалу.

В стороне от тропинки виднелась темная громада деревенского сенового сарая. Мы собрали вещи и направились туда, взявшись за руки. Катька шла быстро, явно торопясь.

Внутри сарая пахло свежим сеном и старым деревом. Вечерний приглушенный проникал сквозь щели в стенах, создавая причудливую игру света и тени. В углу высилась огромная копна душистого сена.

— Вот здесь хорошо, — сказала Катька, забираясь на сено и похлопывая рядом с собой. — Мягко и тепло.

Я устроился рядом. Сено приятно пружинило под нами, источая аромат летних трав. Катька сразу же повернулась ко мне, и мы снова слились в поцелуе.

На этот раз она была еще более настойчивой. Ее руки скользили по моей груди, расстегивая пуговицы рубашки. Пальцы были теплыми и ловкими, явно не впервые занимавшимися подобными делами.

— Витя, ты уверен? — прошептала девушка. Больше для приличия.

Я почувствовал, как кровь приливает к голове.

— Уверен, — прошептал я в ответ, прижимаясь губами к ее шее. — Очень уверен.

Чтобы снять ее платьице, понадобилось всего пару мгновений, всего несколько пуговиц сзади, и тонкая ткань соскользнула с плеч, обнажив загорелое тело. Она была прекрасна в вечернем свете — высокая грудь с темными сосками, тонкая талия, плавные изгибы бедер.

— Красивая же ты, — прошептал я, проводя ладонью по ее коже.

— И ты хорош, — улыбнулась она, помогая мне избавиться от рубашки. — Не думала, что городские такие крепкие бывают.

Дальше все происходило как в тумане страсти. Ее тело было горячим и податливым, кожа шелковистой на ощупь. Она двигалась с удивительной грацией и уверенностью, явно зная, что делает и чего хочет.

— Не торопись, — шептала она, направляя мои движения. — У нас вся ночь впереди.

И действительно, торопиться некуда. Мы медленно, с наслаждением исследовали друг друга.