А ещё Шайя прочитала, что господин Игараси получил страшнейшие ультрафиолетовые ожоги одновременно с обморожением и частичным оледенением тела. И если бы диагностический прибор не показал полную сохранность мозговой активности, вступила бы в силу негласная рекомендация дать спокойно умереть разумному существу в целях гуманности.

Сейчас девушка видела только изуродованное лицо и полоску бугристой шеи, всё остальное было скрыто одеждой. Вместо правой руки болтался пустой рукав и, по-видимому, медикам ничего не удалось сделать с пострадавшей ногой, так как мужчина опирался на неё с трудом.

— Господин Игараси? Присаживайтесь, − показала она рукой на стул, − а вас я прошу оставить нас, − обратилась она к сопровождающему.

Тот угрюмо, даже с угрожающим предупреждением посмотрел на неё, но Шайя молча отзеркалила этот взгляд и ждала, когда он выполнит её просьбу-требование.

Как только закрылась дверь, она протянула гостю пакетик с какао-бобами и задумчиво посмотрела на него.

— Не противно? — глухо спросил он, игнорируя угощение.

— Малоприятное зрелище, — не стала скрывать она. — У вас зубы целы?

Игараси хмыкнул и вызывающе показал зубы.

— Отлично! — откидываясь на спинку кресла, воскликнула девушка. − С зубами было бы сложнее всего, − пояснила она свою радость, − почти любое ранение можно подвести под статью и вылечить бесплатно, а вот восстановление зубов не входит ни в какую программу.

— Меня списали из армии, − как маленькой повторил он ей то, что она уже прочитала, но Шайя нарочито небрежно отмахнулась.

— Есть немало путей, чтобы вернуть вам здоровье, но сначала мы поговорим о вас, и я посмотрю, чем вы в дальнейшем будете заниматься.

— Вы шутите? Я отброс! Я конченый человек! — резко поднялся он, гневно сверкая искусственными тёмно-серыми глазами.

А она изобразила изумление, и будто поражаясь до глубины души его несообразительностью, спросила:

— Что за глупости? У вас такой шанс начать жизнь сначала, будучи уже не юнцом, а взрослым, понимающим человеком! Уверена, что вы не упустите его.

Игараси стоял, немного покачиваясь и молча смотрел на неё, стараясь понять, издевается это юное создание над ним или…

А девушка чуть склонила голову вбок и с лукавой улыбкой спросила:

— Неужели вам неинтересно узнать, каким я вижу ваше будущее?

— Я уже прошёл тестовую программу, − выплюнул он, но несмотря на грозный голос, его тело предательски плюхнулось обратно на стул и Шайя вновь подтолкнула к нему какао-бобы.

— Ужасно привязчивые, − неодобрительно косясь на них, призналась она, − сначала они мне показались гадостью, а теперь вот никуда без них. Наваждение какое-то! А вы любите что-нибудь грызть?

За этим ненавязчивым вопросом последовали другие, и вот уже Игараси вспоминал самые яркие события в своей жизни, а Шайя подсунула ему бутылку с водой, видя, как у мужчины пересыхает горло от долгого рассказа о своей жизни.

Он ей говорил о ребятах, что летали рядом с ним; о том, кто ставил его на крыло и о тех, кому пришлось помогать ему, а Шайя улыбалась, кивала, отстранённо поддерживая разговор, а сама разглядывала проявляющиеся вокруг мужчины символы.

Перед ней сидел прирождённый воин-защитник. Тестовая программа не ошиблась, направив его когда-то в лётную космическую школу. Мужчина не сможет просто жить и выполнять работу ради заработка. Ему важно знать, что его жизнь, действия, поступки имеют цель, и ближе всего ему защита других и торжество справедливости.

Шайя была удивлена символами огня и веры в светлое в его душе. Наверное, в иных обстоятельствах она была бы напугана, приняв мужчину за фанатика, но сидящий перед ней человек вызывал у неё сильнейшее, до жжения, желание помочь ему. Он не простой обыватель, он очень нужная единица общества, тёплая, горячая, сильная. Такие, как он, помогают верить другим в добро.

У Игараси присутствовали задатки следователя, и при соответствующем образовании он мог бы ловить преступников, но для этого ему пришлось бы пройти слишком длинный путь, к тому же знаков, подсказывающих о его любви к активным действиям, было больше, чем символов о тяготении к рассуждению или построению логических цепочек.

Шайя целиком погрузилась в отлов малейших подсказок и, кажется, ей удалось что-то нащупать.

— Скажите, а у вас остался страх попасть в ту же ситуацию, в какой вы побывали?

Игараси замолк и долго молчал, а потом отрицательно качнул головой.

— Модификации в мозге у вас удалили?

Мужчина опустил глаза, а Шайя увидела на его изуродованном лице заигравшие желваки. Приятная беседа закончилась, и он сейчас наверняка сожалеет о своей откровенности.

— Они не работают, но мне ничего не удалили. Здесь это невозможно.

— То есть, вы сейчас живете как обычный человек или, как модно говорить, чистый. Слышали такой термин?

— Слышал.

— Ну что ж, я предлагаю вам выбор! В зависимости от того, что вы предпочтёте, мы составим план достижения конечной цели.

Шайя была довольно тем, что услышала и с удовлетворением наблюдала за зелёными бликами, которыми напоследок блеснули уходящие в туман символы.

— Для вас не секрет, что в последние года идут принципиально новые разработки кораблей, катеров, боевых единиц и прочего. Тут я не сильна, но знаю точно, что есть проблема с испытателями всей этой техники. Достижения изобретателей рассчитаны на новое поколение, на поколение чистых пилотов. А откуда у них опыт? Им потребуется время, чтобы почувствовать машину, дать внятную характеристику её сильных и слабых сторон. Вы меня понимаете?

Мужчина смотрел на Шайю безотрывно, и в его глазах зажигалось понимание.

Её сердце сжалось от сочувствия. Обиженный, потерянный, озлившийся большой ребёнок, но с верой в чудо и готовностью увидеть его, поверить и принять всей душой.

— Но у меня укреплён скелет и вставлены искусственные мышечные волокна? — взволнованно признался он.

— Это может стать проблемой лет через десять-пятнадцать. Вряд ли раньше вас потеснят ваши конкуренты. Но кто знает, каких высот к тому времени вы добьётесь, и какой путь себе выберете? Ваше тело будет восстановлено, получен новый опыт и, быть может, вы решите вновь пойти учиться, чтобы занять, к примеру, должность инструктора в испытательном центре, а может, и что другое. Сами понимаете, всё переменчиво, и кто знает, какие перспективы ещё появятся у вас?

Игараси опёрся единственной рукой о стол, сжав кулак и наклонил голову. Частое дыхание показывало, что он сильно взволнован. Шайя дала ему время успокоиться и вскоре он спросил:

— Вы упомянули о выборе?

— Да. Второй путь для вас я вижу как раз в области преподавания. Ваша ответственность и разумное спокойствие к неудачам подопечных — основной козырь. Вы умеете летать как с гаджетами, так и… научитесь летать без них. И вы сможете толково передать свой опыт. Как видите, ничего нереального я вам не предлагаю.

— Но в каждом вашем варианте требуется дополнительное обучение и здоровое тело, а военное ведомство отказалось от меня.

Игараси спорил, но видно было, что он с жадностью ждёт улыбки девушки и её небрежного жеста, обозначающего, что-то вроде недоуменного: «Разве это проблема?»

— Не ведомство, а программа так паршиво сработала, − с сожалением констатировала Шайя. — Всю медицинскую помощь вы должны были получить в полном объёме здесь, так как формально на станции всё для этого было в наличии до недавнего времени. Программа не могла учесть особых обстоятельств, вроде острейшей нехватки первоклассных медиков, запредельное количество раненных, так как эти обстоятельства в политических целях умалчиваются.

Шайе было неприятно разъяснять увечному пилоту, как так получилось. Мало того, что ему не оказали положенную помощь, так он ещё оказался выброшен из привычной ему жизни. Но Игараси должен понимать, что предали не люди, а его перемололи бездушные жернова системы. Пусть он злится, но не считает себя преданным.