– Оникса? – недовольно спросила Пушинка.

– Оникса, – таким же тоном ответила Высота, на секунду отбросив церемонность.

Оникса была королевой того рода, что остался в Пределах. Все еще родственница, хотя и далекая, наверное. Лун сказал:

– А Буря там будет?

– Она улетела сегодня утром. – Высоте, похоже, стало неловко.

«Неудивительно», – подумал Лун. Буря, как и обещала, бросила его при первой же возможности. Он перевел взгляд с Высоты на Пушинку, которая теперь выглядела по-настоящему возмущенной. Лун явно чего-то не понимал в происходящем, но поспешное бегство Изумрудных Сумерек точно было здесь ни при чем.

– Я так понимаю, радоваться этому приглашению мне не стоит.

Пушинка, шипя, выдохнула.

– Оникса и Малахита на многое смотрят по-разному. Казалось бы, хорошо, что двором управляют две сильные королевы, но, к сожалению, они все время тянут нас в противоположных направлениях.

– Это в каких же? – спросил Лун.

Высота громко прокашлялась, сверля Пушинку взглядом. Пушинка почесала затылок и поморщилась.

– Э-э-э… Пусть лучше Малахита тебе об этом расскажет. – Судя по всему, настал ее черед уходить от вопросов. – Нет, правда. Она мне голову оторвет, если узнает, что я тебе что-то сказала.

Высота внезапно предложила:

– Ты можешь не идти. Скажи, что плохо себя чувствуешь и хочешь остаться в опочивальне.

Наверное, Высота искренне хотела помочь, но у Луна впервые появилась возможность поговорить с одной из правительниц этого двора и выяснить, что же все-таки происходит.

– Нет, я пойду.

Пушинка негромко выругалась. Высота предупредила:

– Лун, они будут с тобой неласковы.

Он усмехнулся. После того как от него сбежали здешние консорты, Лун в этом не сомневался.

– Мне не впервой. – Высота и Пушинка, похоже, не поняли, о чем он, и Лун пояснил: – Раксура не любят одиночек и на дух не переносят консортов-одиночек.

Высота – воительница, говорящая от имени королев, – тут же все поняла и помрачнела. Пушинка же недоуменно сказала:

– Но ты ведь не одиночка. Ты просто потерялся.

– Доказать-то это я не мог. – Увидев, как к Пушинке приходит понимание, Лун вдруг почувствовал себя чуточку виноватым.

Высота кивнула.

– Когда начнется ужин, я зайду за тобой в опочивальню. – Она помедлила, словно хотела сказать что-то еще, но затем отошла. Перевоплотившись, она взлетела, и могучие крылья понесли ее на верхние уровни колодца.

Пушинка вздохнула.

– Мне тоже пора идти. Нужно вернуться в ясли, иначе Блик за сердце схватится. – Она подошла ближе и крепко обняла Луна.

Как и у всех арборов, ее земной облик походил на мягкую подушку, натянутую на стальные мышцы. Она сказала:

– Береги себя. И постарайся не волноваться. Селадонна скоро вернется, а Малахита… Ей тяжело. Просто потерпи немного.

Совет был хороший и искренний, но Лун не мог его принять. Он обнял Пушинку в ответ, а потом, когда она пошла по краю водохранилища прочь от него, стал смотреть ей вслед.

Когда Пушинка ушла, Лун еще немного побродил вокруг водохранилища, чтобы дать себе время подумать.

Скверны действительно могли погнаться за Скорбью и заставить воительницу улететь настолько далеко от колонии, что арборы, которые искали выживших, не нашли бы ее. Лун гадал, пыталась ли она вернуться, пыталась ли выяснить, что стало с колонией, и найти остальных; или же она не могла оставить его и других детей надолго, а взять их с собой боялась. Окажись Лун на ее месте, он бы, наверное, рискнул. Но ему было легко рассуждать, ведь он не был отчаявшейся, перепуганной и, вероятно, раненой воительницей; и он не отвечал за жизни четырех малышей и одного птенца, прячась в лесу, где рыскали Скверны и хищники.

Теперь он уже не мог узнать всех подробностей. Он даже не знал, что Скорбь собиралась делать потом. Возможно, она ждала, когда Лун и остальные подрастут, чтобы тоже отправиться в долгое путешествие домой, на запад.

Так странно: Лун получил ответы на столько вопросов, но многое все равно оставалось неясным.

Когда он вернулся в опочивальню, то увидел, что кто-то поставил на очаг чайник и принес одежду, которую Лун оставил сушиться в гостевой умывальне. Она была чище той, в которую он оделся утром, и, пожалуй, не такой ветхой. По пути сюда он прошел мимо свиты арборов, и Гнедая, как и Лоза до этого, предложила принести ему одежду. Наверное, она думала принарядить его к ужину, но Лун отказался. Арборы хотели как лучше, однако Лун не желал принимать от Опаловой Ночи никаких даров. Умбра видел его и даже вслух заметил, как у него мало пожитков, так что Оникса и ее близкие уже наверняка все знали. Если Лун попросит одежды получше, то им покажется, будто его волнует их мнение.

Он выпил чаю, затем, не желая давать другим повода назвать его неумытым одиночкой, воспользовался купальней и переоделся в тряпье получше. Когда он сел у очага и стал ждать Высоту, то вдруг понял, что почти не солжет, если отклонит приглашение под предлогом болезни. Луна немного тошнило, и его голова кружилась.

Странно, вроде бы путешествие было недолгим. Ему доводилось летать гораздо дольше и быстрее, и в более суровую погоду. Впрочем, обычно он при каждой возможности высыпался, а во время этого перелета смог отдохнуть лишь в Бирюзовом Море. Да и ел он в этот раз мало.

Лун надеялся, что на званом ужине он наконец сможет насытиться. Жаль, вместе с пищей ему придется проглотить не одну порцию издевок.

Чертог, в который Высота привела Луна, выглядел даже роскошнее, чем он ожидал. Лун не мог ни охватить его взглядом, ни понять, какой он формы. Из пола на большом расстоянии друг от друга росли папоротниковые деревья; они касались своими мягкими кронами потолка и благодаря чарам наставников расползались по нему. Гладкие серые стволы были похожи на колонны, и посреди зала бежал неглубокий ручей с водными растениями. Стручки с зернами, что росли под широкими перистыми листьями, были зачарованы и источали свет. Получалось так, что деревья, нуждавшиеся в свете, сами же его и порождали, чем, наверное, радовали арборов, которые очень любили такие изящные решения.

Даже столь огромный чертог вряд ли мог вместить весь двор, но, когда Высота повела Луна среди деревьев, ему показалось, что зал не заполнен и наполовину. Арборы и старшие воины раскладывали на полу коврики и шкуры, садились на них и украдкой поглядывали на Луна, когда тот проходил мимо. Он не видел ни Гнедую, ни Лозу, ни Пушинку, ни одно знакомое лицо и ни одного арбора из тех, что крутились около чертога консортов. Лун подумал, что это не к добру. Он покосился на Высоту. Та старалась казаться невозмутимой, но вид у нее был мрачный.

Наверху зала, в круге деревьев, который изображал лесную поляну, на дорогих шкурах сидели королевы и консорты.

– Это Оникса и ее королевы-дочери, – едва слышным шепотом проговорила Высота. – Ее консорт, Умбра; консорты, занятые королевами, и молодые консорты из рода Ониксы.

Оникса оставалась в крылатом облике; в нем она была больше, а значит, и старше Жемчужины. Если бы она встала, то оказалась бы выше Луна больше чем на голову. Ее чешуя была темно-медной с красной паутинкой, а в золотых украшениях – в браслетах на руках и запястьях, в поясе и в широкой пекторали, – красовались полированные алые камни. Все консорты были в земном облике; Умбра сидел рядом с Ониксой, а остальные полулежали на шкурах позади них. Нескольких Лун узнал – он видел их среди тех, кто сбежал от него в колодце, – и мог не ждать от них поддержки. Другие королевы расположились чуть дальше, а две королевы-дочери сидели рядом со своими братьями-консортами. Судя по виду, они совсем недавно покинули ясли.

Оникса махнула рукой, и Высота подвела Луна к шкуре в первом ряду, в нескольких шагах от Ониксы. Шкура явно лежала так, чтобы отделить его от остальных консортов. Высота замешкалась, видимо, желая остаться, но Оникса склонила голову набок и пристально посмотрела на нее. Высота не то негромко выдохнула, не то зашипела, но затем ушла.