– Государь император… – Геракон проглотил горькие слова. Его лицо смягчилось, и он стал похож на того мальчишку-раба, которого много лет назад я освободил из пендурумского колизея. – Ты же Зачинатель! Как ты можешь нас покинуть?
Я отвернулся.
– Я такой, как есть. В остальном полагаюсь на милость богов.
– Государь император! – закричали они мне вслед, но мы с сыном уже вошли в проем взорванной двери. Воздух стал разреженным и прохладным, и я дышал глубоко, наслаждаясь его относительной чистотой.
Нас окружили гулямы с аркебузами. Они не направляли на нас оружие, значит, я завоевал определенное доверие этих людей.
Через несколько минут появился Абу с бородой до пояса.
– Я спас своего сына, – сказал я, – но ему нехорошо. Наши лекари не могут понять, что с ним. Прошу, помогите ему.
К нам подошел Като в золоченых доспехах.
– У нас тут не лечебница для таких, как вы, – перевел Абу его сердитые слова.
– Шах Кярс говорил, что, если заболею я или кто-нибудь из моей семьи, он нам поможет.
– Шах Кярс спит, – проворчал Като.
– Так разбудите его!
Доран дрожал у меня на руках и что-то шептал в бреду. Из его ушей капал гной.
– Может, у него червивая гниль или еще какая хворь, – сказал Като. – Он может всех заразить.
Если у него червивая гниль, из него полезут черви. Они будут искать новых хозяев, и те тоже станут рассадниками червей – до тех пор, пока все не умрут. От чего бы ни страдал Доран, я молился, чтобы это было не настолько ужасно.
– Если ты забыл, Като, мы заключили соглашение. Сотня тысяч легионеров ожидает снаружи. – По правде говоря, сюда пришло семьдесят тысяч, а осталось не больше пятидесяти. – Если вы откажете моему сыну в лечении и он умрет, мне будет нечего терять. Я пошлю в атаку всех, кто есть. И мы все погибнем в море крови. Она зальет эти залы и всех утопит.
По перекинутой доске ров перешел Кярс – очевидно, не спавший. С ним заговорил Абу, а потом Като. Кярс и Като заспорили, Абу не перевел. Я смотрел на гробницу Хисти, окруженную решеткой. Внутри виднелась зеленая плащаница святого. В отличие от прочих святых в зеленых и черных одеждах, он не вкусил кровавого тумана и его тело не покрыли странные цветы.
Като бросился через ров и исчез в глубине пещеры.
– Вноси его, – сказал Кярс. – Я велю своему лекарю посмотреть. Но если ему суждено умереть, он не испустит последний вздох здесь.
– Как отец, я благодарю тебя, шах Кярс.
Гулямы принесли носилки для Дорана, и я его уложил. Потом они протянули мне матерчатый мешок для головы. Я надел его, и меня повели вниз по лестницам и коридорам.
Мы вошли в большой зал, заполненный лежанками с больными. Гулям уложил Дорана на ближайшую к двери лежанку, и худощавый лекарь с лоснящейся бородой опустился на колени, чтобы осмотреть его. Он распахнул рубаху Дорана, обнажив грудь и живот.
Все тело было покрыто кровавыми рунами, и я ахнул при виде этих линий и рисунков. Один даже напоминал колесницу, но по большей части там были изображения природы – люди, звезды, животные.
Лекарь в ужасе посмотрел на меня и что-то пробормотал – возможно, молитву или проклятие. Затем он положил ладонь на грудь Дорана. Приоткрыл ему веки и щелкнул пальцами. Зрачки моего сына расширились.
Сердце заколотилось у меня в груди. Саурва ведь что-то подстроила, разве нет? Могу ли я делать вид, будто не знаю о ее замысле? Я всего лишь внес сына внутрь. И все же… что она задумала? Что означают эти кровавые руны?
Вошел Абу, и лекарь недолго поговорил с ним. Я готовился к худшему.
– Твой сын изрыгает кровь и желчь, – сказал Абу. – У него нет внутренних повреждений.
– Изрыгает? Ты имеешь в виду, что его рвет кровью, которую он… пил?
– Так утверждает лекарь.
– А откуда гной в ушах?
Абу задал вопрос лекарю. Тот склонился над Дораном, повернул его на бок и растянул ухо. По бокам и спине моего сына тоже тянулись кровавые руны.
– Инфекции нет, – сказал лекарь. – Гной, стекающий из ушей, вероятно… залили внутрь.
– Тогда что с моим сыном?
– Насколько я вижу, ничего. Его зрачки расширяются… Скорее всего, он в сознании.
Значит, Саурва заставила его притвориться больным, чтобы обмануть нас.
– Что означают эти кровавые руны по всему его телу?
Амрос видел, как слова на парамейском обращаются в кровавые руны в храме Святой смерти. И Саурва говорила, что человек, который покончит с кровавой чумой, сделает это с помощью кровавых рун. В свое время я даже слышал о живущем в Вограсе целом племени, умеющем писать кровью. Но что за руны начертали на Доране?
Целитель обернулся ко мне и покачал головой.
– Боюсь, это вне моей компетенции. Только пишущий кровью может расшифровать их.
Доран встал. Схватил лекаря сзади за шею и швырнул его в стену, размозжив голову. Абу что-то крикнул и выбежал за дверь, а Доран все бил, снова и снова. Кровь и жилы размазались по неровным камням. Наконец, он бросил лекаря, и тот рухнул, половина его мозга растеклась по стене.
Я в ужасе воззрился на сына. Кровавые руны у него на груди вспыхивали в жутком ритме. Пылали ярче свечей, горевших в зале.
– Идем, отец, – сказал он, взял меня за руку и с силой сжал ее. – Нельзя терять времени, впереди долгий путь.
33
Сира
Мы вернулись в лагерь, и Лунара куда-то ушла. Я вернула ее, чтобы она мне служила, а теперь она служит себе самой. Но что я могла поделать? Пытать ее, чтобы заставить разгласить секреты соединения звезд?
Сомневаюсь, что я способна изобрести пытку, которая запугает Ашери и окажется ей не по силам. И поэтому дружба и доверие – мой единственный путь.
А тем временем разведчики принесли весть, что шах Бабур двинулся в нашу сторону. Необходимо было охранять переправу через реку. Пашанг и несколько тысяч йотридов поспешили на юго-восток.
На другое утро йотриды прискакали с реки Вограс обратно, окровавленные и сломленные.
– Враги, должно быть, добрались до вограсцев первыми, – сказал Текиш. Его рука была забинтована. – И помогли им устроить ловушку.
Я смотрела на шеренгу поникших всадников, пока неотступный ветер вздымал песок. Многие лица покрывала копоть и засохшая кровь.
– Где Пашанг?
Текиш сполз с кобылы и тяжело стукнулся оземь. И поморщился.
– Его подстрелили.
– Подстрелили? – Я качала головой, и никак не получалось остановиться. – Он не…
– Он у целителей. Не знаю, долго ли он продержится.
Это казалось нереальным. Но таков мир, в котором мы живем.
– Что вообще случилось?
– Вограсцы сочли настоятельное требование моего брата покинуть новый дом предательством. – Текиш огорченно потеребил прядь волос. – Каждый был вооружен аркебузой. Кашанского образца. И у каждого на груди в ярких перевязях были пули. К тому времени как мы прибыли, вограсцы превратили свою деревню в крепость. Мы уже отступали, когда попали в засаду.
Кева. Это его рук дело. Мы промедлили, и он нас опередил.
Я бросилась по желтой траве к юрте Пашанга. Он лежал на спине, окруженный целителями со всевозможными стальными инструментами в руках. Окровавленная одежда покрывала пол. Он не шевелился и не открывал глаза.
– Я дал ему гашиш, – сказал Вафик.
Я и не заметила, что он стоит передо мной, так меня потряс вид Пашанга.
– Он поправится?
– Мы пытаемся удалить пулю и зашить, что можем. Но, сказать по правде, его шансы невысоки. Слишком сильное кровотечение.
Слишком сильное кровотечение из раны от пули… Почему это случилось именно сейчас? Почему его вот так подстрелили накануне самой главной битвы? Или это я проклята, потому и выбрала такого идиота в мужья?
Я опустилась на колени рядом с Пашангом. Откинула темные пряди с бледной щеки, а целители продолжали тыкать его кровоточащую рану своими инструментами.
Кем я стану, если Пашанг умрет? Текиш возьмет на себя командование йотридами, и тогда одеяло перетянет на себя Гокберк, поскольку во главе соперничающего племени будет стоять более слабый каган. Два племени уничтожат друг друга, а я останусь ни с чем.