Откуда-то из глубины комнаты донесся голос Корня:

– Я и не знал, что мы можем отравиться. Разве что ядом для Сквернов.

– Это не яд для Сквернов, – нетерпеливо ответила ему Песня.

– Я понимаю, просто говорю, что…

Нефрита рявкнула:

– Все заткнулись, кроме Делина и Звона!

– Принесите ведро! – крикнул кому-то Делин. – Если он отравился, то это поможет. Если он болен, то хуже не будет.

– Он прав. – Звон схватил Луна за руку и рывком поднял с пола. К ним подбежал островитянин и поставил перед Луном ведро, сплетенное из камышей.

Лун решил послушаться Делина и Звона, однако ему хотелось справиться с этим без посторонней помощи. Он стряхнул с себя руки воина, отогнал рыком остальных и схватил ведро. Ему пришлось надавить пальцами на язык, но все получилось. Он закашлялся, давясь содержимым своего желудка, и понял, что Делин не ошибся – его тошнило чем-то очень горьким и жгучим.

Когда он выдавил из себя все, что смог, то повалился на бок. Нефрита поймала его и осторожно уложила на пол. Лун свернулся калачиком и прижался щекой к холодному полу. Лучше ему не стало. Звон и Делин оба схватили ведро и понюхали содержимое. Звон помотал головой, а Делин недоуменно нахмурился.

– Принесите воды! – крикнул кто-то.

– Нет, не воды, – сказал Звон. – Нужно что-то густое.

– Принесите бутылку акры, – приказал Делин одному из матросов, маячивших поблизости. Другим он объяснил: – Это молоко, которое добывают из растения; оно нейтрализует кислотные вещества.

– Ты думаешь это… – Звон замешкался. – Я не знаю альтанского слова. Что-то вроде змеиного яда?

– Возможно.

Прибежал островитянин с легкой керамической бутылкой. Нефрита помогла Луну сесть и поднесла бутыль к его губам, а Делин наказал:

– Выпей чуть-чуть.

Лун осторожно попробовал жидкость. Она оказалась сладковатой на вкус, похожей на молоко. Он вспомнил, что целебный отвар Лозы, который ему помог, был таким же густым, поэтому Лун сделал несколько глотков. Поначалу ему казалось, что все сейчас же выйдет наружу, но затем спазмы прошли.

Нефрита сказала:

– Нам нужен наставник. Елея, лети в колонию и…

– Нет. – Голос Луна звучал хрипло и слабо. Он понимал, что ему полегчало ненадолго, и хотел выяснить, кто его отравил. – Мне нужно вернуться в колонию. В мою опочивальню.

Нефрита отнесла Луна обратно в колонию. Пока она шагала по коридорам, которые вели к чертогу консортов, Лун не замечал почти ничего вокруг. Его живот болел так сильно, что он ни о чем не мог думать и через силу заставлял себя дышать.

Он пришел в себя, когда кто-то положил ему на лоб теплую чешуйчатую руку. Сам не зная как, Лун понял, что это Малахита, а не Нефрита и не Селадонна.

С трудом разлепив веки, он увидел резной потолок своей опочивальни. Все толпились вокруг и смотрели на него; с одного бока стояла Нефрита, с другого – Звон и Делин. За ними Лун увидел Лозу и двух пожилых арборов, наверное, наставников. По крайней мере, он надеялся, что это наставники. Он слышал, как Селадонна кому-то что-то негромко говорит. Вид у всех был встревоженный. Лун снова прикрыл глаза и попытался вспомнить, зачем попросил принести его сюда.

Он услышал, как Нефрита сдавленным голосом спросила:

– Какой отвар ты давала ему в прошлый раз?

Лоза ответила:

– Он от расстройства желудка. Его дают больным, которые не могут есть. – В ее голосе звучало отчаяние. – Но если Луна и правда отравили, то отвар не поможет.

– В прошлый раз он же помог. – Селадонна говорила так, словно с трудом сдерживала злость. – Неужели нельзя снова попробовать?

– Попробовать можно. – Делин говорил мягко, терпеливо и тщательно выговаривал слова на языке раксура. – Но мы уже дали ему растительное молоко, которое делает то же самое, и толку от него почти не было. Тот, кто отравил Луна, скорее всего, узнал, что ему помогло лекарство наставницы, и сильно увеличил дозу.

Один из незнакомых арборов сказал:

– Земной ученый прав. Сначала нужно выяснить, что за яд ему дали, и тогда мы сможем его исцелить.

– А целительный сон поможет? – спросила Нефрита. Лун тоже об этом подумал.

На этот раз ей ответил Звон. Испуганным, жалким голосом он выдавил:

– От яда – нет.

Лун понял, что его дела плохи.

Внезапно в дверях раздался шум, и все, кроме королев и Делина, посторонились. Лун увидел Утеса; тот схватил Делина за плечи, переставил в сторону и занял его место рядом с Луном. Делин встал у Луна в ногах и сказал:

– Мы считаем, что его отравили, но не знаем, как и чем.

«Отравили», – подумал Лун. И тогда он вспомнил.

С другого конца комнаты донесся голос Высоты:

– Умбра приглашал его к себе в чертог. Они наверняка пили чай и что-нибудь ели. Но с чего бы там взяться яду?

– С того, что кто-то положил его в еду! – рявкнула Нефрита. – Это не случайность.

– Может, кто-нибудь из молодых консортов сделал это из ревности? – предположила Селадонна. Однако, судя по ее тону, она сама в это не верила. – Но как им могло прийти такое в голову? И что за яд они взяли?

Другой арбор произнес:

– Сколько циклов живу на свете, никогда такого не было. Раксура друг друга не травят!

Лун взял Утеса за запястье. Каждое движение отнимало у него уйму сил, а говорить было еще тяжелее. Он выдавил:

– Проверь чай в кастрюле.

Взгляд Утеса метнулся к очагу, затем он оглядел комнату.

– Здесь нет кастрюли.

– Раньше была. – Теперь Лун ни в чем не сомневался. – Чай был горький. – Каждое слово раздирало ему горло, но он заставлял себя говорить. – Больше я сегодня ничего не ел и не пил один.

Утес уставился на Луна; он вдруг что-то понял, и его лицо ожесточилось.

– Тем утром, когда тебе в первый раз стало плохо, арборы оставили нам чай. Но он пах как-то странно, и я не стал его трогать. Решил, что он испортился.

Нефрита гневно зашипела.

– Кто убрал кастрюлю?

– Скорее всего, арборы, которые за ним присматривали. – Голос Селадонны звенел от подавленного рыка. – Найдите их.

Боль снова охватила Луна, но на этот раз она не пронзила живот, а обожгла и разошлась по рукам и ногам, словно яд начал расползаться по его телу. Какое-то время он ничего не слышал и не понимал, пока кто-то не протер его лицо холодной мокрой тряпкой и не заставил выпить что-то едкое и густое. Жижа была похожа на отвар, который ему давала Лоза, и Луну чуточку полегчало. Затем он услышал, как в комнату вошел кто-то еще, и все начали громко препираться.

Гнедая сказала:

– Сегодня в опочивальнях убирался Мох.

Ей ответил молодой мужской голос. Он обескураженно произнес:

– Нет, я убирался перед тем, как они улетели с Селадонной в земной город. Сегодня я работал в саду. А сюда приходила только ты.

Гнедая осталась невозмутима.

– Нет, ты ошибаешься. Меня здесь не было. В чертоге был только ты.

– Ничего я не ошибаюсь, – дрожащим голосом сказал Мох. – Я же… Я…

– Мху всего двадцать циклов от роду, он лишь недавно вышел из яслей, – резко прервала их спор Селадонна. – Зачем ему травить консорта, которого он прежде в глаза не видел?

– А зачем это Гнедой? – возразил кто-то. – Она же помогала Пушинке и Лепестку заботиться о королевских птенцах, когда напали Скверны.

Едва сдерживаясь, чтобы не зарычать, Нефрита хрипло сказала:

– Значит, мальчишка Мох не знаком с Луном, а Гнедая его знала.

– И она пересекалась со Сквернами, – мрачно прибавил Звон. – Зачем еще кому-то это делать, как не по их указке?

Голос Гнедой звучал все так же безмятежно.

– Лоза давала ему какой-то отвар.

Лун смог разлепить веки. Он не видел Гнедую – видимо, та стояла где-то у входа. Нефрита все еще сидела рядом; ее кулаки были сжаты, а шипы подняты в бессильной ярости. Селадонна стояла сразу за ней, лицом к арборам. Ее шипы дрожали, плечи были напряжены, и Лун с ясностью, которая приходит лишь на пороге смерти, увидел, как ее бессильная тревога постепенно сменяется недоверием и яростью. Селадонна сказала: