– Нет. – Лицо Норы залили слезы, по ее щекам потекли дорожки кайала. Она обернулась ко мне. – Султанша, ты же не допустишь такого. Пусть я и не помню тот день, когда родила его, но он мой сын. Прошу тебя.

Я не испытывала нежности к ребенку Марота и Зедры, но он всего лишь ребенок.

– А ты не мог бы использовать другую кровь?

– Нужную кровавую руну можно написать только кровью бога, – сказал Эше. – И этот ребенок – единственный, в ком она течет.

Я перевела взгляд на Вафика.

– Дядя… разве отец Хисти не говорил, что одна невинная жизнь стоит целого мира? Как нам, по-твоему, поступить?

– На этот вопрос ты ответила сама, когда мы вместе завтракали. – Вафик покачал спящего ребенка. – Высокое положение дается нам не для роскоши и привилегий. Мы наделены полномочиями принимать решения, даже если после этого не сможем спать по ночам. Невинное дитя и впрямь стоит целого мира, но как насчет всех невинных детей, которые умрут, если распространится кровавая чума? И разве не очевиден выбор между страданиями одного или многих? – Он коснулся подбородком головы ребенка. – Давай же разделим горе тех, кто принесен в жертву. Пусть это будет нашей ношей, как правителей.

Эти двое взвешивали, будто на рыночных весах. Пока они показывают правильно, не важно, что в чашах – золото или жизни детей. А как принимал подобные решения Тамаз? Презирал ли он после этого самого себя? Или со временем и возрастом нашел способ с этим смириться?

Крик Норы прервал мои размышления.

– Он все, что у меня есть! Он все, что у меня осталось в целом мире. Мою сестру застрелили. Дедушку застрелили. Твои же соплеменники! А теперь… теперь вы хотите забрать у меня и дитя?

– Да, Нора, мы причинили тебе много зла. Мне очень жаль. Да простит нас Лат.

Я кивнула Вафику.

Нора попыталась отобрать ребенка у Вафика, пока тот не отдал его Эше. Я схватила ее за руки и держала изо всех сил. Она вырывалась, и я толкнула ее так, что она споткнулась о ковер и упала. Я навалилась сверху и придавила ее. Она изворачивалась и кричала.

– Пусть Лат проклянет вас! Я сделаю все что угодно. Пожалуйста, не делайте ему больно! Я буду покорной. Я буду вашей рабой. Сделаю все, что скажете! Пожалуйста, не забирайте его! Он мой сын. Не отнимайте его у меня. Не…

Я закрыла ей рот рукой.

– Мне жаль.

Ребенок заплакал. Было слишком шумно, чтобы он мог спать. Эше взял Казина и вышел из юрты. Крик стал отдаляться, но продолжал ранить мне душу, как будто кричали все, кто пострадал от войны. Войны, которую я принесла в этот мир, – и все потому, что Зедра хотела меня уничтожить.

Плач ребенка затих. И тело, в котором когда-то обитала Зедра, обмякло. Нора сдалась и теперь смотрела на потолок юрты открытыми безжизненными глазами.

– Ты дьявол, – прошептала она.

Я слезла с нее и встала перед ней на колени. Ее слюна и сопли испачкали мой рукав.

– Я знаю.

– Почему я еще жива? Дай мне хотя бы умереть. Убей и меня. Вот все, чего я прошу. Просто убей меня. Убей…

И это было бы приятное облегчение, разве нет? Но она все-таки весьма полезна. Она умеет писать кровью, входить в чужие тела и говорить на любом земном языке.

– Прости меня, Нора. Но я не могу позволить тебе умереть.

Вафик склонился над нами.

– Я могу дать ей опия, чтобы успокоить. И тебе тоже, султанша. Во имя Лат, я и сам немного приму.

Безотказное успокоение. Бесчувствие – единственный возможный ответ на боль. Как и смерть – если повезет.

Меня растолкал служитель. Он сказал, что я молился и уснул. Когда я спросил, куда подевалась женщина с рыжими волосами и зелеными, как море, глазами, он покачал головой и сказал, что не видел ее.

Это могло быть и сном, так мало значили ее призывы к миру. Я знал только одну реальность: победа любой ценой. И был твердо намерен следовать этим курсом.

Или нет? Что может быть лучше, чем остаться с ней? Чем победа роскошнее нашего удовольствия на том странном берегу? Какая награда ждала меня на тропе войны, кроме желчи и пламени?

Вдохновленная желчью и пламенем, армия Кашана начала поход на Зелтурию. Кинн и Рухи вернулись с хорошими новостями: жители деревни у переправы уже вооружились и с радостью приняли привезенные скорострельные аркебузы. Они даже носили пули в перевязях на кафтанах и были полны решимости не дать прогнать себя еще раз, как в прошлом году, когда силгизы напали на их дома в Вограсе.

Во время похода мы узнали, что йотриды явились в деревню после визита Рухи, но с помощью скорострельных аркебуз жители удержали свою территорию и мост для нас.

К счастью, вскоре туда прискакали сирдары Бабура, прежде чем йотриды успели снова атаковать вограсцев уже бо́льшими силами.

Через несколько дней прибыла и основная часть армии. Нас встретил тучный надушенный человек по имени Озар. Он привез на верблюдах товары из Доруда и заявил, что это подарки великого визиря Баркама в помощь нашему праведному делу. Бабур милостиво принял зерно, пряности и скот, разговаривая с Озаром как со старым другом. До чего же показательно, что Баркам не жаждал помочь, когда я просил. По крайней мере, теперь он понял, что ветер переменился.

Мы пересекли мост и направились к оазису неподалеку от Зелтурии. Кровавое облако за ним скрывало из виду святой город.

С помощью Кинна я парил над боевыми порядками силгизов и йотридов. Хотя сражение могло и не начаться сегодня, им пришлось выстроиться на случай нашей атаки. Как обычно, они разделили всадников на шесть групп, три впереди и три сзади. Крайние задние группы, скорее всего, используют для обхода с флангов или окружения слишком растянутого строя.

Впереди в центре стояли хулители святых, отличавшиеся зелеными тюрбанами на луковичных шлемах, покрытых оскорбляющими святых надписями.

От сложности нашего боевого порядка голова шла кругом. Впереди ряды слонов, и на многих установлены поворотные пушки – зембуреки. В походе Бабур постоянно твердил о гениальности этой легкой и простой конструкции. Ее даже водрузили на самых крупных верблюдов.

Грозные формирования сирдаров на кашанских кобылах держались сзади. Бо́льшую часть войска составляли разные ордена хазов. Примерно три четверти из них имели скорострельные аркебузы, у каждого была сабля, копье и не менее трех кинжалов. Некоторые воины из племен также были вооружены луками и стрелами.

Глядя на все эти пушки, аркебузы и бомбы, я осознал, насколько изменилась война. Когда в десять лет я начал сражаться, все это было в новинку. А теперь копья и сабли казались древностями, которые Тенгис вскоре повесит на стены своего жилища – если бы оно еще существовало.

Учитывая хаотичность кашанской армии, я не мог вникнуть в структуру командования – если таковая вообще была. Мне все больше казалось, что каждая группа делает что ей вздумается, а о сплоченности приходится только мечтать.

Силы были собраны, и битва, которой я так желал, могла начаться в любой момент. Но как же переговоры? Лунара так стремилась к миру. Удалось ли ей образумить Сиру или этот призыв был обращен только ко мне?

Со стороны Кандбаджара мчался всадник, загнав кобылу почти до смерти. К тому времени как мокрый от пота сирдар въехал в лагерь, я вернулся в шатер Бабура.

От новостей, которые он сообщил сборищу усатых сановников и полководцев, у меня отвисла челюсть.

– Маги Сина и Хайтам выполнили свою задачу. Кандбаджар наш.

Шатер взорвался криками, стуком по столу и хлопками по бедрам. Я чувствовал себя лишним и в этом не участвовал.

– Почему вы не поделились этим планом со мной? – спросил я шаха Бабура, стоявшего во главе широкого деревянного стола.

Он поднял кулак, и словно по волшебству наступила тишина.

– А когда ты успел заработать мое доверие?

– Я думал, это очевидно, что мы на одной стороне.

Он хмыкнул.

– Для тебя есть только черное и белое, да? Хочешь, чтобы мы все вписывались в твои рамки. Но я начертил собственные.