Он был прав. И потому мы сделали единственное, что оставалось, – начали пробираться к позициям йотридов. Я все время надеялась, что смогу как-то связаться с Зедрой, убедить ее – и себя – в том, что есть способ закончить эту войну.

На дружественной территории на крышах домов по всей улице засели йотриды с луками. Моя идея, похоже, была полезна для сохранения жизни наших солдат. Может, Эше ошибался и из меня все-таки получится хороший генерал. Тем временем простые горожане удрученно сидели у своих окон, глядя на то, как мы превращаем их дома в щиты. Что ж, победа имеет свою цену.

Несмотря на опасность пребывания на улице, мимо нас проходили мужчины и женщины с кувшинами с водой и мешками с жареной саранчой. Война войной, а людям нужно выживать. Йотриды установили посты охраны, чтобы на наши позиции не проникли шпионы, и мы миновали несколько таких по пути к Пашангу.

К нашему удивлению, похоже, Пашанг захватил Большой базар и сейчас затаскивал пушки на пирамиду. Мы с Эше поднялись по внутренней лестнице на вершину, где в обычное время располагался кабинет на открытом воздухе для визирей, управлявших базаром.

Среди шелковых ковров и гор подушек сидел наш каган с братом. Отросшие за пару дней бороды были им к лицу. Голова Эльнуры лежала на коленях Текиша, и он гладил ее по волосам. Она помахала нам. Приятно видеть, что она поправилась.

В центре стоял кальян, как будто ждал нас. Со всех сторон обдувал легкий ветерок. Перед нами раскинулся весь Кандбаджар.

Я взяла с латунной тарелки розовый мармелад в сахаре.

– Как ты сумел захватить пирамиду? – спросила я, жуя липкое лакомство с гранатовым вкусом.

Широкая улыбка и кивок Пашанга напомнили мне о том, как однажды он сбил орла из рогатки. Его зубы так и остались крупными и бесцветными.

– Когда я атаковал Стеклянный квартал, они перебросили основную часть своих сил с Большого базара и берега реки, чтобы защищать его. Я отвлек их дождем из стрел и пожертвовал несколькими храбрыми воинами во время штурма, чтобы они поверили, будто мы нападаем всерьез. Тем временем мы атаковали место, откуда они ушли, и поставили на домах солдат, как ты и предлагала, чтобы враги не решились на контратаку. Уловка простая, но эффективная.

Как самодовольно он говорил. Полагаю, он это заслужил. Пашанг, вне всяких сомнений, был хорошим генералом.

– Отлично. – Я должна была бы чувствовать больше радости, но, учитывая слова Марота, внутри меня ныла пустота. – Не знала, что ты такой умный.

– Все как я люблю. – Пашанг взял мундштук кальяна, и вода в колбе забурлила. – Скромные ожидания, ошеломляющие результаты.

Эше сел рядом с ним и жестом попросил кальян. Затянувшись, он открыл «Мелодию Норы» на странице с руной из четырех звезд и смотрящим вбок глазом, стараясь не коснуться ее.

Он пробормотал свое заклинание, и руна засветилась.

– О Лат. Я ее активировал. Как странно. Обычно нельзя активировать не свою руну. Если только тот, кто ее написал, не хотел, чтобы это сделал кто-то другой.

Текиш заглянул Эше через плечо:

– Что это вообще такое?

– Думаю… воспоминания кого-то по имени Нора. – Эше протянул книгу: – Есть добровольцы?

Текиш вздрогнул, Эльнура поморщилась. Я брезгливо смотрела на страницу.

Однако Пашанг ухмыльнулся:

– Говоришь, если я трону это кровавое пятно, то переживу воспоминания какой-то девчонки по имени Нора?

Эше медленно покачал головой и неловко усмехнулся:

– Я ничего не говорю. Может, это воспоминания рыбы, которую проглотил кит и переваривал следующие четыре дня вместе с ее друзьями со здешнего рифа. – Он содрогнулся, как будто испытал это на личном опыте.

Эше описал, как Марот пытал его с помощью кровавой руны. А сам Эше пытал Рухи. Воспоминания об этом резко охладили мое любопытство.

– Закрой книгу, – сказала я. – Это плохая идея. Учитывая, где мы ее нашли, вряд ли нам стоит знать, что в ней. Марот ведь оставил ее не просто так? Там не может быть ничего хорошего.

Глаза Эше распахнулись, пока он проводил пальцами по пергаменту вокруг руны.

– Ты права… и все же, когда я смотрю на кровь, она шепчет мне.

– У нас есть другие дела, – сказала я, поворачиваясь к Пашангу. – Мы видели большие экипажи, въезжающие в Стеклянный квартал. Ты захватил берег реки, и Кярс не может уплыть на корабле, так что.

Я замолчала, потому что Пашанг не слушал. Он смотрел на кровавую руну вместе с Эше. Взяв руку Эше, Пашанг убрал ее со страницы.

– Не ты, – сказал он. – Я. Мне это нужно. Я желал большего… со времен Красной пустоши.

– Нет! – Я упала на колени, потянулась и схватила книгу. Эше выдернул ее у меня. – Это слишком опасно. Ты можешь потерять себя. Дайте ее мне! – выкрикнула я. – Да что такое с вами обоими?

Пашанг и Эше сверлили друг друга взглядом. Они оба хотели книгу, но в то время, как глаза Эше наполнял страх, зрачки Пашанга расширились в ожидании.

– Я сделаю это!

Пашанг ткнул пальцем в руну и рухнул на гору подушек.

Я проснулась от того, что в животе бурлило как лава. Я ждала, что будет тошнить, но тем утром меня вывернуло наизнанку, а ведь это не мне предстояло выйти замуж.

Мои сестры уже встали и сейчас репетировали. Дедушка производил музыку с помощью бубна, щелканья языком и гортанного пения. Они, разумеется, где-то возле реки, воздух там остается прохладным даже в самые жаркие дни сезона цветения.

Я промыла рот водой со щелоком и присоединилась к ним. Только чтобы понаблюдать. Диша медленно кружилась на плоских стопах, как и подобает девочке, Дийна прыгала на цыпочках вокруг нее, изображая мальчика.

Дед сидел на маленькой скамеечке, как на корточках. Я приблизилась к нему сзади и похлопала сестрам, наконец проявив хоть немного радости.

Эта музыка, утренний ветерок, занимающийся рассвет – идеальное, глубокое и вечно яркое воспоминание.

– Нора, ты когда-нибудь тоже станешь седой, мешковатой и старой, как я, – сказал дедушка, – и такие дни, как сегодняшний, будут кружкой свежего кобыльего молока, только что из котелка.

Я изобразила улыбку. Ничего не ответила. Я любила слушать дедушку, и моя улыбка говорила: продолжай.

– Есть три вещи, не похожие ни на что другое. – Он поднял три шершавых пальца: – Охота в первый день оттепели. Летний дождь. И радость наблюдать, как тот, кого ты любишь, обретает того, кого любит он.

Я добавила сладости в свою улыбку. Я никогда не охотилась, а летом дожди приятны. Я бы не сказала, что люблю свою кузину Ширин, но, наверное, люблю Хамета, и не чувствовала радости, наблюдая, как они обретают друг друга. Скорее наоборот.

А потом я подхватила книгу, на которую наткнулась вчера, и пошла в лес собирать цветы. Может, я найду те, что так красиво нарисованы в книге. Я не могла прочесть их названия – я вообще не умела читать, – но никогда раньше не видела таких красивых картинок.

Я могла бы, пусть и нехотя, собрать букет для Хамета и Ширин. Вот об этом я дедушке и сказала. Прошлой ночью мне снилось, что я ныряю в постель из цветов, а в лесу их так много.

Далеко углубляться не стоило. Кабаны, леопарды, медведи, змеи – они держатся в стороне от лесной границы нашего племени, но если забрести на их территорию… нет, сегодня я умирать не собиралась.

Цветы росли вверх по течению, где я как-то видела самую толстую крысу, но, в отличие от большинства крыс, без ушей, и морда у нее была плоская. Дедушка сказал, что это создание называется леммингом и что он видел их на севере, где холоднее и больше лесов. Вероятно, летом в наших краях стало так жарко, а зимой так холодно, что эти странные существа поселились здесь. Я не против, если они были милыми, вроде леммингов.

Я надеялась увидеть такого зверька сегодня. Я зашла в гущу леса, где земля была влажной, а солнце рисовало на ней тени листьев. Река охлаждала воздух. Сладкий звук бегущей воды смешивался со щебетом птиц, порхавших между деревьями.