Я жадно ответил на поцелуй, стремясь к призраку, утраченному больше десяти лет назад. К потерянному теплу, которым уже больше не надеялся насладиться.

Прервав поцелуй, я заглянул ей в глаза.

– Почему ты бросила нас с Мелоди?

– Ты уже спрашивал, когда мы были в подземелье Костаны.

Тогда она сказала, что так велела ей богиня. Что такова была ее судьба.

– Мне нужен ответ получше!

– Ладно. Я не желала того, чего желал ты.

– Так почему же ты со мной не поговорила? Ты могла мы рассказать о своих чувствах.

Но стал бы я слушать? Когда Сади пыталась поведать мне свои печали, я лишь огрызнулся.

– Я говорила тебе, Кева. – Лунара погладила меня по щеке. – Но ты не помнишь, да? Ты хочешь, чтобы все чувствовали то же, что и ты. А если это не так, ты думаешь, что в конце концов они образумятся и согласятся с тобой. Это угнетает.

Она была права. Неужели я сам ее оттолкнул?

– Прости, Лунара.

– Ничего страшного. Не могу сказать, что в итоге я обрела что-то лучшее. И ты меня прости.

Она снова поцеловала меня, и я ответил. Мы стянули друг с друга одежду и обнаженными легли на песок, закрывающий яйцо мира. Странный ангел глазел на нас похожим на бездну глазом, а щупальца раскачивались в первозданном ветре.

У этой женщины были зеленые, как море, глаза Лунары и ее вкус, но тело и теплый запах Сади. Она оседлала меня на песке, как сделала бы Сади. Но стонала от удовольствия, как Лунара, и, как Лунара, без стеснения смотрела мне в глаза, пока мы занимались любовью на яйце, которое породит конец всего сущего.

Я пронес сына по улицам, мимо легионеров, охранявших вход в храм Хисти. И остановился перед порогом, отделявшим пропитанный кровью воздух от пещерного, чистого.

Доран кашлянул желчью на мой кафтан.

– Чего же ты ждешь, отец?

– Это обман, – сказал я, приходя в себя, как после ночи пьянства.

Его глаза округлились.

– Если ты не внесешь меня внутрь, я умру.

– А это правда ты, Доран? Или какой-то оборотень?

– Взгляни на меня. – Кровь заливала его губы и подбородок. – Ты знаешь, что это я. Но я должен сделать это ради тебя и ради всех остальных.

И правда, это были его глаза, а, судя по Саурве, джинны не могут имитировать человеческие глаза. Значит, они сманили его на свою сторону? Сказали, что спасут нас, если он сделает что-то в храме?

Я прислонил сына к груде битого камня от взорванной двери.

– Я хочу завоевать весь мир, Доран. Хочу подарить его тебе. И не хочу помогать его уничтожить.

– Не всегда есть выбор, отец. Ты можешь только сопротивляться движению по пути, который они так долго прокладывали.

На улице послышались шаги, и из тумана появились Йохан и Геракон. Йохан начал молиться о выздоровлении моего сына, а Геракон опустился на колени с ним рядом.

В пророческой Ангельской песне сказано, что Зачинатель будет нести меч в левой руке, а веру в правой. Так и случилось: только Йохан и Геракон остались от моего ближнего круга.

Они остались с моим сыном, а я отошел в сгущающийся туман – болела голова, хотелось побыть в одиночестве. Но там, в самой гуще, меня поджидала голая женщина с сияющей бриллиантовой аурой и глазами как вращающиеся спирали.

– Внеси его внутрь, вглубь храма, – сказала Саурва, – и я остановлю кровавую чуму. Тогда и ты, и все твои люди обретете свободу.

– А Доран? Какую гнусность ты задумала…

– Он не умрет, папочка. Обещаю.

– И почему я должен верить твоим обещаниям?

Саурва провела пальцем по воздуху, и появилась мерцающая синяя линия, как будто нарисованная в тумане. Она замкнулась в квадрат. Потом Саурва в него дунула, и там возникло изображение человека. Он был темнокожий, как Лучники Ока. Мы словно наблюдали за ним через окно – он ехал на верблюде через пустыню, и легкий ветерок трепал его белый тюрбан. Спиной он опирался на резной дубовый сундук, привязанный к спине верблюда. Вдали на небе виднелось кровавое облако.

– Кто это? – спросил я.

– Последние две луны этот человек трудился день и ночь, искал лекарство от кровавой чумы. – Саурва захихикала, скрипуче и резко. – Знал бы он, что лекарство все время было при нем.

– Зачем показывать это мне?

– Мне нужно дать ему лишь небольшой намек – возможно, когда он остановится попить, – а остальное он сделает сам. Напишет кровавую руну, спасет святой город и освободит всех вас.

– А за это ты хочешь, только чтобы я отнес Дорана в храм, к лекарям?

– Прекрасная сделка, тебе не кажется? О Доране позаботятся лучшие лекари на земле, а вы избавитесь от необходимости дышать кровью. – Она криво ухмыльнулась. – Я даже семени твоего не попрошу.

Она явно что-то скрывала. Видимо, пыталась меня одурачить.

Я указал на человека в «окне» – тот свистел верблюду и легко похлопывал его тростиной.

– Пусть он сделает это прямо сейчас. Только тогда я внесу Дорана внутрь.

Саурва скрестила руки и наклонила голову, по-прежнему улыбаясь.

– Ты пытаешься меня надуть, папочка? Это на тебя не похоже.

– Дай ему намек, пока я смотрю, и я буду знать, что ты не собираешься надуть меня.

Она пристально посмотрела на меня, спиралевидные зрачки быстро вращались.

– Хорошо. Как только я это сделаю, кровавая чума неизбежно закончится. Если ты не выполнишь свою часть сделки… – Она улыбнулась шире, показывая ряды зубов, скрытых глубоко в горле. И продолжила, резко и угрожающе: – Меня это разъярит.

– Мне уже тошно от всей этой дряни. Тошно от тебя. Всему есть предел. Просто сделай это.

Саурва дунула в нарисованное окно. Порыв ветра ударил верблюда, и тот заревел и застонал. Веревка на деревянном сундуке развязалась, и он упал на песок. Крышка распахнулась, и выпала одна книга. Дуновение ветра открыло ее на покрытой словами странице с единственной картинкой – красным тюльпаном.

Человек соскочил с верблюда, подошел к книге и поднял ее. И прищурился, читая открытую страницу.

Саурва сунула в окно руку и лазурным пальцем ткнула человека в лоб. Он вытаращил глаза.

Его зрачки задрожали как во сне. Дыхание участилось. На лбу выступил пот.

Человек захлопнул книгу, сунул под мышку, вскочил на верблюда и так сильно стукнул его тростиной, что животное резво двинулось вперед, к кровавому облаку.

Саурва дунула на окно. Его синие контуры истончились и исчезли.

– Готово, папочка. А теперь иди, спасай моего младшего братца.

Я взял сына на руки и приблизился к порогу храма. Слева от меня встал Геракон, справа Йохан. Прохладный воздух пещеры был таким безмятежным. Битый камень и кровавый туман позади пахли смертью.

– Легионы, к бою, – произнес я.

– К бою? – Геракон машинально сжал медную рукоять гладиуса. Жесткое лицо оставалось невозмутимым. – Против кого?

– Против всех, кто идет убивать нас, будь то человек из этого храма или орды снаружи. Приготовься к бою. – Я обернулся к Йохану, сжимавшему в руке образ восьминогого ангела Малака, как ребенок куклу. – Скажи всем, что скоро на них снизойдет милость Архангела. – Скажи, что они прошли испытание и заслужили жилища в раю.

Мой добрый священник кивнул. Не важно, сколько титулов я ему даровал, он оставался тем же добрым пастором, произнесшим лучшую проповедь из всех, что я слышал, в той простой каменной часовне с видом на сияющие озера Лиситеи.

– Я сделаю, как ты просишь, государь император. Но что будет, когда ты туда войдешь?

Я проигнорировал его вопрос.

– Если я не вернусь в течение часа, вы вдвоем должны увести наших людей в новый дом. Будьте готовы сражаться, если придется. Постарайтесь всегда выглядеть крепкими, чтобы сильные мира сего не хотели видеть в нас врагов, а стремились сделать союзниками. Но остерегайтесь союза с одной стороной, если из-за этого окажетесь врагами другой. Здесь и сейчас каждый ваш шаг преисполнен опасности. Будьте сильными сердцем. Руководствуйтесь своими убеждениями и разумом. – Я устало вздохнул. – Не бывает простых ответов. Делайте все, что потребуется, чтобы выжить и найти новый дом. Оставляю все на ваше усмотрение.