— Марк, быстрее сюда! — позвала я.

Собранный и подтянутый, он уже стоял рядом.

— Иди в номер и хватай сумку, мы улетаем. Они пришли на корабль.

Марк сорвался с места и скрылся в полумраке. Я вернулась к ховербайку и положила руку на блестящий бок летающей машины. Нам предстояло преодолеть почти двести километров по холоду, и я тихо попросила, обратившись к чёрному зверю:

— Дружище, ты меня никогда не подводил, не подведи и теперь. Я в тебя верю всей душой.

В отдалении ребятня восстанавливала порушенную крепость, рядом постепенно вырастал огромный снеговик. Из-за угла появился Марк с сумкой на плече, а я оседлала байк и надела шлем.

— Ну что, Марк, готов к ночным покатушкам?

— Ох-х, там наверху ведь ещё холоднее, чем здесь, да? — спросил он, упаковывая сумку в багажник.

— Да, намного. Там нас подстерегает ночной ветер, — сказала я, опустила фасеточное забрало шлема и завела двигатели.

На площади шумели люди и мелькали горящие бенгальские огни, откуда-то доносилась новогодняя песня, а ховербайк неторопливо набирал высоту. Один из маленьких тёмных силуэтов возле снеговика махал рукой нам вслед…

… Пустую и безлюдную строительную площадку давным-давно забросили. В углу огромной грудой были беспорядочно свалены бетонные блоки, в стороне ржавел разобранный до костей грузовик, а в самом центре на широких рельсах дремал гигантский жёлтый облезлый кран. Его стрела с безвольно висящим тросом едва покачивалась на ветру, нависая над полусгнившим складским корпусом, который так и не достроили за ненадобностью – фабрика микропроцессоров, которую здесь возвели почти сразу после третьей волны переселенцев, довольно скоро была скуплена на корню одной из межпланетных корпораций и обанкрочена. Теперь эта корпорация монополизировала весь рынок микроэлектроники на Пиросе и давила любое местное начинание в отрасли импортом, взятками, а то и обычным рэкетом…

Я остановила чёрный безликий седан посреди площадки, выбралась из-за руля и открыла багажник. Заметно вздрогнув, из багажника на меня смотрел человек. С животным страхом смотрел единственным широко раскрытым глазом – второй заплыл синеватым кровоподтёком. Человек силился что-то сказать, но его рот был надёжно перемотан тряпкой, служившей кляпом, руки – скованы магнитными наручниками, а некогда белая накрахмаленная рубашка – разодрана и испачкана в крови.

— Узнаёшь это место? — негромко спросила я. Мужчина пробежался непонимающим взглядом по мне, затем – по тёмному каркасу здания, возвышавшегося позади меня. — Хотя куда тебе… Для вас ведь это всего лишь цифры на экранах…

Схватив за шиворот, я выволокла его наружу и вынула из-за пояса пистолет.

— Пошёл. Вон туда, в ворота.

Мужчина послушно захромал в указанном направлении, а я последовала за ним. Он не сопротивлялся, будучи уверенным, что достаточно лишь оттянуть время, но он не знал о том, что об этом знаю я. Вторая цель должна была прибыть сюда где-то через полчаса, поэтому у меня была уйма времени, ведь я уже проделала основную часть подготовительных работ.

Сквозь распахнутый створ ворот мы вошли в полумрак просторного помещения. Здесь всё было в точно таком же упадке, как снаружи – сваленные по углам кучи металлолома, запах ржавчины и тлена. Остановив мужчину, я освободила его руки, он обернулся.

— Теперь садись у колонны, руки за спину, — махнула я пистолетом в сторону дальнего угла ангара.

Почёсывая запястья, под прицелом он прошагал к колонне и остановился в смиренном ожидании. Заломив его руки, я приковала их к стальной опорной свае. Молча, без всякого сопротивления, он сполз на пол и сел на пыльный бетон. Я стянула с него кляп, и он тут же проникновенно затараторил:

— Я понимаю, сейчас тяжело… Я не осуждаю тебя за похищение, всем нужны деньги. Мой брат заплатит выкуп, можешь не сомневаться. Столько, сколько нужно!

— Деньги-деньги-деньги… Все вы лопочете одно и то же… Пытаетесь откупиться. — Я усмехнулась, достала из-за пазухи небольшую коробочку и спросила: — Кроме очередного финансового предложения у тебя есть что сказать на прощание?

— На прощание? — Мужчина был обескуражен, взгляд его метался по моему лицу. — П-почему на прощание?

— Потому что примерно через двадцать минут ты будешь мёртв.

— Ты не сможешь этого сделать. Ты же хороший человек, я по глазам вижу!

— Ошибаешься, — устало возразила я. — Ты совсем меня не знаешь.

— Почему ты хочешь меня убить? Зачем это тебе?

— Ты работаешь на «Ти энд Ти», возглавляешь пресс-службу.

— Д-да, но какое отношение это имеет к тебе?

— Твоя компания задушила эту фабрику, не дав ничего взамен. Тут работало шесть тысяч человек, и все они отправились на улицу.

— Но это же всего лишь бизнес… Заводы закрываются, это часто происходит. Нерентабельные производства исчезают, открываются новые…

Он явно не осознавал, о чём речь. Просто не был способен. Такие люди – богатые, лощёные, обласканные судьбой, – не знают иной жизни. Они должны самолично опуститься на самое дно, чтобы увидеть, каково там.

— Из этих шести тысяч человек четыреста не смогли найти работу и обеспечивать семью, — произнесла я, вспоминая вводную контракта. — Трое из них свели счёты с жизнью. У одного из них от туберкулёза умер маленький сын. Туберкулёз – в двадцать втором веке! Можешь себе такое представить?

— Но это же всего лишь бизнес, — снова повторил он дрогнувшим голосом. — Я же не виноват в этом! Не я принимал решение!

— Ты не принимал, но ты участвуешь во всей этой огромной схеме. А вот твой брат – он это решение исполнял. Его лицензиаты-крючкотворы пришли сюда с вооружёнными наёмниками и закрыли предприятие.

— Но я ничего об этом не знал! Тогда почему я должен страдать?! Я же всего лишь отвечаю за связи с общественностью!

— Потому, что ты – приманка, — объяснила я. — Через четверть часа твой брат будет здесь, и всё закончится. Для него это будет быстро и почти безболезненно, можешь не волноваться. А что касается лично тебя – ты вообще ничего не почувствуешь.

С этими словами я открыла футляр и достала небольшой шприц с мутной белёсой жидкостью.

— Ты не можешь так поступить… У меня есть семья, дети! — Пленник замотал головой, на его лбу выступила испарина. — Ты же тоже живой человек, у тебя же тоже есть семья, да? У тебя есть дети? Есть брат?

— У меня был брат, но это неважно, — отмахнулась я.

— Ну вот! Мы же с тобой похожи! Представь, что бы он почувствовал, если бы твоя жизнь оказалась под угрозой…

Я уже жалела о том, что дала ему возможность говорить. Нельзя их слушать. Зачем я стала это делать? Перед лицом смерти они все изворачиваются, превращаются в змей, вьющихся на горячей сковороде. Набор стандартный: сначала они угрожают – эту стадию мы с моим пленником прошли, когда я запихивала его в багажник, – потом пытаются подкупить, а дальше начинают давить на жалость, на родственные чувства.

Я обошла сваю кругом, воткнула в руку пленника иглу и вдавила поршень. Клерк продолжал дёргаться и просить, обещать и увещевать, и я снова заткнула его белозубый рот кляпом, присела рядом на корточки и сказала:

— Сейчас ты уснёшь. Только потому, что ты должен быть жив, иначе твоя биометрия подаст сигнал на пульт, и вместо твоего дорогого брата-близнеца сюда нагрянет межпланетный спецназ.

Нечленораздельно мыча, он пытался бороться со всё слабеющими веками, силился их поднять, но через несколько секунд глаза его сомкнулись, и он обмяк. Я взглянула на часы и обвела взглядом помещение. Нет, лучше поставить камеру снаружи, и для этого отлично подойдёт кран, стоящий как раз напротив.

Я вышла из ангара, обогнула машину, в которой на пассажирском сиденье полулежал труп телохранителя с отверстием в области сердца, и, встав у массивного основания крана, примерилась взглядом ко входу в тёмный гараж. Чуть повыше… Вот на этой опоре, на высоте метра. Отлично, то, что надо! Достав из кармана небольшую «пуговицу» видеокамеры, прилепила её магнитом к ржавому пятну. Можно идти, здесь меня больше ничего не держало.