До ворот оставались считанные десятки метров, и между деревьев я уже могла разглядеть высокий бетонный забор. Угловая вышка была пуста, привычного часового и след простыл. Полковник сделал водителю знак остановиться и скомандовал в рацию:

— Первая группа, аккуратно заходим внутрь. Вторая – берите подступы и внешний периметр. «Буревестник», что у тебя?

Сквозь стрёкот и шум из динамика раздался голос:

— Внизу движения не видно! Людей нет, машин тоже, территория чистая, инфрасканер ничего не показывает! Приём!

— Хорошо. Не расслабляемся. Вперёд!

Джип дёрнулся и замер, а солдаты, спешившись из машин, сгрудились позади броневика с оружием наизготовку и прижались к его высокой корме, словно утята к маме-утке в холодный и промозглый день. Часть отряда расходилась цепью по волглой низине и по насыпи дороги. Ожидание изнуряло меня, лишало последних сил. Отсюда я видела распахнутые настежь ворота, за которыми раскинулся бетонный плац. Признаков движения не было, и я больше не могла сидеть здесь, в укрытии. Распахнув дверь, я спрыгнула на дорогу.

— Девочка, ты куда рванула?! — окрикнул меня полковник, но я уже стремительно шагала сквозь оседающую пыль, поднятую броневиком.

Вот бронемашина, поводя стволом, медленно вкатилась в створ ворот. Следом в широком проёме скрылись вооружённые бойцы. Никто не стрелял. Не было слышно криков – лишь отражался от бетонных стен мерный гул чадящего на холостом ходу бронетранспортёра.

Наконец, ворота прямо передо мной. Вот на этом месте стоял доктор Хадсон вместе с начальником охраны Симмонсом. Вход в охранную будку… Окно разбито, а прямо перед настежь открытой дверью в луже крови с грязью смешались осколки стекла. От вида крови у меня похолодело внутри, хотя буквально несколько часов назад я была залита ею с ног до головы.

Дальше, дальше, вперёд… Посреди плаца лежал одинокий серый кроссовок. Почти бегом бросилась я в сторону жилых корпусов. Кое-где мокрая трава была примята множеством ног, а через весь двор тянулись в сторону прачечной пара извилистых следов от массивных колёс.

Вот и корпус для мальчиков… Дверь распахнута, тёмный дверной проём встретил меня непривычной тишиной. Я поднялась по ступеням и пошла по длинному, скрытому в полумраке коридору. Некоторые двери были распахнуты настежь, но внутри никого не было, всё здание тоже как будто вымерло. Вот на полу валяется скомканная простыня, а в углу – какие-то серые тряпки. А здесь на тумбочке лежит пачка недоеденного печенья и чьи-то очки…

Почему никого нет? Нет, это всё не то! Они все не могли так просто взять и исчезнуть!

Ноги сами вынесли меня на улицу. Территорию настороженно обходили военные, заглядывая под каждый куст, а я тем временем побежала в сторону девичьего корпуса. Поворот дорожки, кусты, и вот оно – крыльцо и отделяющие меня от входа несколько ступенек. Преодолев подъём, я изо всех сил толкнула дверь…

Дыхание перехватило, в желудке зашевелился огромный чёрный червь ужаса. Мой разум отказывался верить в то, что увидели глаза, я вросла в пол, не в силах пошевелиться. Позади, простучав набойками по бетону и хрустнув мелким гравием под сапогами, остановился загорелый офицер Сантино и навис тенью рядом со мной.

— Санта Мария, — только и вымолвил он сипло.

Вдоль стен длинного коридора аккуратно, с какой-то маниакальной тщательностью были уложены тела, накрытые белоснежными простынями. Кое-где на белых простынях кляксами темнели багряные пятна. В воздухе стоял железистый запах крови, она потёками и волочащимися следами покрывала напольный кафель.

«Это всё происходит не со мной, с кем-то другим… С кем-то другим… На дверях висел замок, взаперти сидел щенок… Чёртов детский стишок, проваливай, сейчас не время! Всё это не со мной, не со мной, это не я… Их не убили, они не могут быть мертвы! Только не их!»

Ноги волочились сами собой, я медленно брела вперёд, как заколдованная.

«Мне нужно знать… Знать, здесь ли они…»

— Я с тобой. Я тут, рядом, — раздался из тяжёлого затхлого полумрака сдавленный голос Марка Сантино. Пиликнул коммуникатор. — Быстро медиков сюда. Двухэтажка справа, в глубине территории…

В голове безумным бесконечным волчком крутились строчки из детского стишка:

«На дверях висел замок, взаперти сидел щенок…»

И вновь, и вновь, по кругу…

Я неровно шагала по этому коридору смерти, опуская взгляд то влево, то вправо, и слышала, как Марк идёт следом. В звенящей тишине наши шаги отдавались громом в ушах. Морок наваливался, душил солёным ароматом молодой смерти… Присев у первого попавшегося тела, я приподняла простыню. Бруно с разбитой головой…

«На дверях висел замок…»

Следующее тело – бледная Эшли с неестественно вывернутой шеей…

«Взаперти сидел щенок…»

Лежащий на животе Кацман, подогнувший под себя ноги…

«Все ушли, и одного…»

Посиневшая лицом Эвелин с фиолетовыми следами пальцев на шее…

«В доме заперли его…»

Я стянула очередную простыню и рефлекторно зажала рот рукой. Аня в разодранной кофте с кровавой раной в животе… Рыжие волосы слиплись, пропитавшись багрянцем, а взгляд больших глаз был устремлён куда-то в потолок. Мёртвые глаза гипнотизировали, манили, в них я видела девятый вал эмоций и чувств, которые захлестнули последние мгновения перед тем, как её дыхание прервалось. Они навеки отбились слепком в голубой радужке – животный страх, дикая боль, чудовищное облегчение… Облегчение жизни, освобождённой смертью…

Кто-то взял меня за плечо и голос Марка тихо произнёс:

— Пойдём отсюда. Не нужно нам тут находиться.

Я с нечеловеческим усилием оторвала взгляд от Анны и повернулась в сторону обрамлённого телами коридора, который тянулся далеко-далеко, исчезал где-то в чёрной бесконечности, как голодная разинутая пасть ненасытного чудовища.

— Вера и доктор, — выдавила я из себя. — Я должна знать…

И я двинулась вперёд. Покатилось во все стороны эхо оглушительного грохота едва слышных шагов, и сильная ладонь вновь легла на моё плечо.

— Нет, ты не должна. Ты больше ничего им не должна, ты ничем не сможешь им помочь.

Я попыталась вырваться, не получилось – он крепко держал меня. Развернул к себе, взял за плечи и встряхнул.

— Смотри только на меня, не смотри на них, — приказал он, пронзая меня взглядом бездонных карих глаз.

Я послушно глядела на него снизу-вверх. Его лицо плыло, распадаясь на странные узоры, будто он был под водой – взор мой был затуманен влажной пеленой. Марк мягко, но крепко приобнял меня за плечи, прижал к себе и вывел из корпуса на улицу. С громогласным шелестом и постукиванием карабинов, пряжек, кармашков и креплений мимо нас проследовали и скрылись в дверном проёме солдаты с наплечными сумками.

Марк аккуратно усадил меня на ступени и присел рядом. Я отсутствующим взором смотрела в серо-зелёный ком пластилиновой пустоты – я не могла закрыть глаза, потому что если я это сделаю, коридор вернётся. На то, чтобы разрыдаться, не было сил. Их больше не осталось ни на что.

Набухавшая сверху сизая туча наконец прохудилась, и по зелёной траве зашелестели первые капли дождя, застучали по гравию, забарабанили по моим грязным волосам. Может быть, этот дождь будет оплакивать погибших друзей вместо меня?

— За что их всех? — пробормотала я. — Чем они провинились, что мир им так отомстил?

— Это не мир, Лиза, — сказал Марк. — Это сделали люди…

Обессиленно привалившись к плечу офицера Сантино, я закрыла глаза – усталость наконец взяла верх над страхом. Взаперти сидит щенок, на дверях висит замок…

… Снежная пелена закручивалась вихрями, создавая неповторимый белый хоровод. Крупные снежинки, сбиваясь в стаи, слепили и дезориентировали, гипнотизировали и пробуждали воспоминания. Глайдер стремительно спускался сквозь циклон, а из-под сиденья привычно поддувало. Воздушные трассы остались над нами, а где-то внизу на многие километры простирался занесённый пургой город, сдавшийся на милость победившей стихии.