Профессор снова отпил из бутылки, и один из студентов, воспользовавшись паузой, спросил:

— Это ведь вы про «Голиафы», Владимир Алексеич?

— Да, такой принцип передвижения впервые реализован землянами именно на корабле класса «Голиаф», и прототип такого двигателя сейчас проходит калибровку. Это наш первый шаг на пути к межзвёздным перемещениям за обозримо короткие промежутки времени. Мы привыкли называть это гиперпрыжком, но технически это не так. Человечеству – я имею в виду ту его часть, к которой относимся мы с вами – ещё только предстоит освоить полноценные гиперпространственные технологии.

Рядом со мной кудрявая девушка подняла руку:

— А как же Врата, которыми мы давно пользуемся?

Профессор усмехнулся и принялся расхаживать по аудитории.

— Эти врата – подарок отшельников с Росса-154. Мы до сих пор до конца не понимаем ни принцип их работы, ни схему конструкции. Разобрать их и посмотреть, что внутри – тоже нельзя, ведь они работают без перерыва… Если грубо, то пространство-время складывается вдвое, и мы всего лишь проходим через создаваемые отверстия на этих сопряжённых плоскостях, после чего пространство-время разворачивается в свои обычные четыре измерения, и мы оказываемся уже на другой стороне плоскости. Но такой способ передвижения должен быть двусторонним и требует наличия приёмника и передатчика. Нельзя взять и по желанию отправиться в любую точку Вселенной. Так мы, во всяком случае, думали до того момента, пока планета Росс-154 не пропала с карты Сектора… Да, возвращаясь к энергии… Мы с вами медленно, но верно движемся к состоянию цивилизации первого типа по шкале Кардашёва. Наверняка, все присутствующие уже знают, но на всякий случай напомню: цивилизации первого типа используют все доступные энергетические ресурсы своей родной планеты. Второго – всю энергию своей звезды. Третьего – своей галактики.

Из зала раздался ломающийся голос:

— Но мы не сможем понять более развитые цивилизации, ведь они существуют по иным принципам! Может, они вообще не используют энергию! Поэтому мы не сможем предсказать их поведение! Шкала уже давно устарела!

— Возможно, вы правы, — задумчиво кивнул Агапов. — В свете последних событий мы все задаёмся разными вопросами. Тот факт, что мы принципиально не можем понять другие цивилизации, мы можем констатировать уже сейчас, когда нечто… И я не побоюсь этого слова – некто – уничтожает наши планеты одну за другой…

Зал возбуждённо загомонил, а черноволосый парень впереди меня подал голос:

— Так значит, мы все обречены?

— Я не знаю. Возможно, мы сможем дать адекватный ответ этому вызову. Но я точно знаю, что явление, повторившееся дважды, становится системным, и кто знает, через сколько лет оно повторится снова? Или месяцев, дней? За то, что я сейчас скажу, мне бы сделали выговор, но, к счастью, я не вхожу в штат вашего славного учебного заведения… Я склонен полагать, что у какой-то разумной силы есть план по ликвидации людей как вида. О причинах можно только гадать, но они совершенно точно есть.

Повисла гробовая тишина. Профессор поправил очки на носу и устремил взгляд в аудиторию.

— Так что, возможно, именно вам, уважаемые – пока ещё – студенты, предстоит ответить на брошенный человечеству вызов. И я не сомневаюсь – вы преуспеете… С момента выхода человека в открытый космос прошло каких-то сто восемьдесят лет, и столько же – с создания первого произведения искусства на орбите. Алексей Леонов запечатлел восход Солнца цветными карандашами… Мне кажется, в этом есть некий символизм, ведь существуют всего три вещи, имеющие начало, но не имеющие конца – это Вселенная, технический прогресс и творчество. Сумев объединить второе с третьим, человек нащупал дорогу к познанию первого и начал свой путь. Кто-то скажет – мы, люди, уже нашли и заселили полдюжины планет, а я отвечу – не обольщайтесь. Эти планеты мы нашли неспроста. Их наверняка кто-то оставил для нас, словно подарки под ёлкой, которые лежали в ожидании, пока мы доберёмся до них и распечатаем упаковку. Мы ещё почти ничего не знаем и не умеем, разведанный нами сектор не покрывает и миллиардной доли объёма нашей галактики среди миллиардов и миллиардов галактик в гигантской многомерной мультивселенной…

В воображении разворачивались эпические картины, я клевала носом, силы оставляли меня, и в какой-то момент я не выдержала и положила голову на руки. Глаза сами собой закрылись, равномерный гул в черепе постепенно замещал все звуки. Отдаляясь, успокаивающий голос Агапова вещал:

… — Компактный малозатратный варп-двигатель высокой мощности – это следующий этап развития, к которому мы почти вплотную приблизились. Ограничения общей теории относительности остались в прошлом, потому что на траектории движения «пузыря» мы просто увеличиваем скорость света, но при этом не преодолеваем световой барьер…

… Белые простыни вдоль стен, укрывавшие мрак, тьму, разлагающееся ничто, светились бледными пятнами в кромешной тьме. Чёрный туннель, промозглые стены и давящий низкий потолок нависали над бетонным саркофагом, сырой затхлостью впитывающим всё моё естество.

— Мы тебя ждём… Давно заждались. — Безжизненный шелест окоченевших губ поплыл сразу отовсюду.

Узкая тесная камера, в которую я была вмурована без возможности пошевелиться, сдавливала своей незыблемостью. Панически вращая глазами, я даже не могла выдохнуть, не могла разомкнуть губы, чтобы что-то произнести. Доктор Хадсон… Помогите, я не могу выбраться…

— Зачем ты вернулась? Ты накликаешь на себя беду, воровская душа, — зашипел голос внутри моей головы. — Ты забыла прибраться за собой, и теперь они обо всём узнают. Но не всё так плохо – они не найдут тебя в этой могиле. Никто не найдёт…

Ослепительной вспышкой загорается мир вокруг. Невидимая сила подбрасывает меня высоко в небо, закручивает волчком и швыряет на землю, в колючие кусты. Сидя в зарослях, я намертво вцепилась руками в решётку ограды – лишь бы меня не сунули обратно в саркофаг.

За забором, в гостиной розового дома напротив прямо под окном лежал изувеченный труп человека. Он медленно поднимался в воздух вместе со стулом, белые пластиковые стяжки лопались одна за другой, оставляя на коже надрезы, сочащиеся кровью. Наконец, освобождённый от оков стул с грохотом упал на пол. Слесарь замер в воздухе прямо перед окном меж траурно-чёрных занавесок. Голова его, до того безвольно свисавшая с плеч, поднялась. Два чёрных провала глазниц на лысом желтоватом черепе смотрели мне прямо в душу.

— Лишь одна решётка отделяет тебя от свободы. Решётка твоего собственного тела, — произнёс череп голосом доктора Хадсона, и эхо понесло слова вдаль, на болота, мимо туманных облаков, по промозглым равнинам, сквозь прелые лесные заросли.

Эхо билось в далёкий каменный забор, потрескавшийся от времени, за которым когда-то жили дети. Теперь за забором никого не было. Даже птицы огибали раскинувшуюся средь болотистого леса территорию интерната.

— Там, где всё началось, есть ещё одна решётка, — донёсся из промозглой дали свистящий шёпот.

Я снова ощутила тьму саркофага, сжимавшую меня бетонными тисками своих объятий, и вдруг пространство взорвалось яркими искрами, разлетелось на мельчайшие осколки, и я очнулась на переднем пассажирском сиденье брошенного пикапа…

Где я?! Где мой саркофаг… Некоторое время судорожно ощупывала руками пространство вокруг – кожаная обивка сидений, мягкий потолок, дверь с кармашком, в котором валялись какие-то инструменты – кусачки, моток изоленты, канцелярский нож… Где я… Я здесь, в лесу, возле ручья…

Прошедший день миражом таял в разноцветной наркотической дымке, сознание окуталось маревом полубреда. Снаружи было ослепительно светло, мир за стеклом выжигал глаза красками, заставляя меня болезненно щуриться и прикрывать глаза руками. Под утро тучи отступили, свет и тепло одержали верх в этой бесконечной битве стихий, но это продлится недолго, и вскоре тяжёлая облачная конница, собиравшая силы на горизонте, перейдёт в контрнаступление, а пока…