— Я ещё не умею быть мамой, а вот наш капитан с этим вполне справится. Я её знаю, она очень хорошая, и с ней ты будешь счастлива. — Я гладила её по голове и улыбалась сквозь влажную пелену на глазах. — А вот что я точно смогу – так это стать твоей старшей сестрой. Хочешь?

— Хочу. А мы с тобой ещё увидимся?

— Обязательно. — Я смотрела в её серьёзные пронзительно-голубые глаза и понимала, насколько прикипела к этому маленькому человеку за последние дни. — Однажды мы непременно встретимся, ведь мир-то на самом деле очень-очень маленький.

— По-моему, он просто огромный, — возразила она.

— Это пока ты мало не знаешь, он кажется большим. Но чем больше видишь и узнаёшь о нём, чем больше прокладываешь по нему маршрутов, тем ближе его разгадка. А потом в один нежданный момент ты будто просыпаешься и начинаешь понимать его принципы. Ещё неизвестно, какой кусочек подойдёт в это место картины-головоломки, но ты уже точно знаешь, что будет на нём изображено.

— Да, с паззлами в самом начале всегда трудно, — пробормотала Алиса.

— Надо только искать, не опускать руки и не сдаваться. Даже если очень хочется… Мишка, — обратилась я к плюшевому медведю, — присмотри за подругой. А ты, Алиса, присмотри за капитаном Юмашевой. Идёт?

— Договорились. — Она немного помедлила и спросила: — Скажи, Лиза, я была смелой?

— Да, ты очень смелая и храбрая, даже смелее меня, — честно призналась я. — Знаешь, ведь храбрый – это не тот, кому не страшно, а тот, кто один знает, как ему страшно на самом деле. Как ты всё это провернула в доме… Никто тебя так и не раскусил. Даже я.

Она лучезарно улыбалась, и при этом была готова в любую секунду расплакаться.

— Я не люблю долгих прощаний, — сказала я. — Так что…

— Я буду скучать по тебе, — ответила она.

— Я тоже буду скучать по тебе, родная. — И с этими словами я обняла её, стиснула покрепче, чувствуя на спине горячие детские ладони, вдыхая запах мятного пластыря и цитрусов.

Отпустила. Глаза наши встретились, обменявшись влажными искрами, и я вышла из лазарета не оборачиваясь, потому что иначе просто не смогла бы уйти…

* * *

«Фидес» басовито гудел, словно трансформаторная будка под напряжением. Металлические стены просторного ангара «Аркуды» отражали вибрацию корабля, готового к вылету, а мы втроём – я, Юмашева и Ионов – стояли под обтекаемым дельфиньим носом.

— Ты точно не передумала лететь на Ковчег? — спросила капитан Юмашева.

— Надо помочь вывести Крючкова на чистую воду, — твёрдо произнесла я. — К тому же я должна быть рядом с моими друзьями, Васей и Софи.

— Понимаю. — Она кивнула. — Что ж, здесь, пожалуй, наши пути расходятся. Желаю удачи.

— Знаешь, меня всё это время мучил вопрос, — сказала я. — Почему ты появляешься в самый последний момент, когда всё кажется безнадёжным?

— Скажи спасибо, что я вообще появляюсь, — усмехнулась она.

— Тогда в следующий раз не доводи до крайностей и прилетай пораньше.

— Это уж как пойдёт. — Она пожала плечами. — Может, ты другого ангела-хранителя и не заслужила.

— Судя по всему, у меня он не один, хотя я не заслужила никакого… Ну, до новых встреч. — Я обняла капитана Юмашеву и повернулась к полковнику: — Берегите человечество, Максим Максимович.

— Сделаю всё, что в моих силах, — кивнул тот.

Я развернулась и направилась в сторону шлюза, рядом с которым, облокотившись плечом о стальной рейлинг, меня ждал рослый майор Макаров. Отдаляющийся голос Максима Ионова говорил:

— Знаешь, я долго тянул, ждал подходящего момента, и вот, кажется, он настал… Юмашева Диана Александровна, согласна ли ты стать моей женой? Ребёнку не помешает отец…

— Макс, ты такой романтик, — с иронией и плохо скрываемым восторгом в голосе ответила та. — Вокруг война, мор, человечество трещит по швам, и тут ты – с таким красивым кольцом… Я согласна!

Неодолимая счастливая волна вдруг накрыла меня с головой. Я с трудом сдержала необъяснимый порыв запрыгать и закричать от радости, чтобы металлическое эхо подхватило мой вопль и множило его, превращало в смех, в перезвон колокольчиков. И пусть на меня смотрят эти долговязые вояки в шлемах и без, эти майоры и адмиралы, и пусть думают что угодно…

Нет, я пойду своей дорогой дальше, не оборачиваясь, и когда пенная волна отхлынет, соберу все эти жемчужины, что будут вынесены на песок, и сберегу их в своём сердце…

Створы шлюза медленно сходились, отделяя меня от огромной прямоугольной пещеры, которая вскоре наполнится яростно ревущим воздухом и освободит «Фидес» – мой дом, ещё один дом среди множества других – на волю.

Я мысленно собирала жемчуг на песчаном берегу. Оглядывалась в прошлое, вспоминала вехи, что образуют его; прошлое внутри моего разума – ту уникальную, неповторимую коллекцию вещей, бережно разложенных по своим местам. Она была очень разная, но, несмотря ни на что, хорошего в ней неизменно становилось всё больше. Ведь чтобы вспомнить что-то плохое, приходится напрягаться, а хорошее и ценное волны памяти выносят на берег сами.

Эта коллекция и есть я. Всё, что я успела собрать. Всё, что привело меня сюда. События, места, лица… Всё это было, мелькало, словно танец немыслимого калейдоскопа, и вдруг я обнаружила себя здесь и сейчас. И подумала – а сколько ещё этих слепков и образов я соберу до того, как моя коллекция будет составлена и завершена?

Что же там, за следующим поворотом судьбы?

Ощущение праздника, который должен вот-вот начаться, но всё никак не начинается, сходило на нет, сердце постепенно успокаивалось, возвращаясь в свой привычный и размеренный ритм. Шторм, ночующий в облаках, сделал глубокий вдох – за толстыми слоями корабельного титана врата дока разверзались в небо. И мир вокруг мелко задрожал – пришёл в движение исполинский швартовочный стапель, чтобы выпустить в атмосферу планеты тех, с кем мы волею судеб стали одной семьёй…

Я – это мои воспоминания. Сложная конструкция из образов, отголосков и теней прошлого. Миллиарды синаптических связей, год за годом выстраивающих личность. Хрупкая нейронная паутина, неповторимым узором жизненного пути разостланная поверх полотна десятилетий. Я не была бы собой, если бы не мои воспоминания. Это они сделали меня той, кто я есть, от колыбели сопровождая в эту самую точку пространства и времени.

Кем будет человек, если отнять у него память? Превратится в недописанную картину, небрежно смазанную грубой рукой? Станет животным, существующим в моменте одними лишь инстинктами? А может, обратится в растение, лишённое корней и неспособное к жизни? Я не знала – мне оставалось лишь гадать.

* * *

… Четырёхмерный мир, сооружённый из привычных измерений и времени, развалился на рыхлые комья, смешался в причудливое многокрасочное месиво. Огромная незримая поварёшка помешивала кашу из направлений, явлений и временных промежутков – сознание моё стало прибежищем хаоса. Хаосу не было начала и конца, он стекал сверху и проваливался под ногами. Я более не ведала себя и мир. Я постепенно распадалась вместе с окружающей действительностью, растворялась в хаосе, но неожиданно гигантский половник застыл на месте, осаженный чьей-то железной волей.

… — Движущиеся изображения, которые люди выдумали для своего развлечения и назвали «кино» – это любопытно, — прошептал наэлектризованный воздух. — Любопытно наблюдать. Отражения чужих судеб в кривых зеркалах. Внезапные повороты сюжета, хитросплетения воли, столкновения желаний и мотивов… Случайности и закономерности, коренным образом меняющие ход событий. Неизменный конец где-то за границей видимости. Всегда невидим, но где-то в шаге от тебя. Однако, в отличие развлечения под именем «кино», собственную судьбу можно посмотреть лишь единожды и без перемоток…

Голос замер и теперь словно ждал моей реакции, но я не отвечала. Я снова существовала – по крайней мере, надеялась на это. Затаившись и блаженно зажмурившись, я утопала в мягком тяжёлом кресле, высеченном из необъятного монолитного ствола красного зимбабвийского умнини. Высеченном, кажется, на этом самом месте, и где-то под паркетным полом ещё впивались в почву лианы тугих корней.