Я не могу дышать… Мне не хватает воздуха…

Мир почти сжался в точку, а я из последних сил пихнула тело, сталкивая его с себя. Ещё один жадный глоток прогорклого смрада – и силы окончательно покинули меня, обваливая разум в забытьё…

… Люди искали спасения, скитались по стремительно вымирающим землям. Человеческий силуэт вдалеке всё чаще означал одно – это нелюдь, готовый пуститься за тобой в погоню и преследовать, преследовать, преследовать, пока не кончатся твои силы. За людьми охотились мёртвые, в них стреляли солдаты, и бежать было почти некуда – только на север. Далеко-далеко на север, где даже зелёные мхи перестают обволакивать серые камни, где нет никакой живности, а каждая ночь – это игра в русскую рулетку с судьбой. Замёрзнешь ли ты следующей ночью? Или, быть может, умрёшь от жажды?

Людей перестали хоронить очень быстро – мёртвых стало слишком много. Поэтому их сваливали бульдозерами в братские могилы, а в какой-то момент перестали даже присыпать землёй и оставляли на растерзание солнцу, мухам и воронам. Словно выброшенные манекены, они заканчивали свой век на этих стихийных полигонах смерти…

Этот нечеловеческий смрад…

Проснуться, пробудиться, очнуться… Я отчаянно хотела проснуться, чтобы выбраться из кошмара и перестать чувствовать вонь, чтобы открыть глаза и оказаться в тихой кровати на далёкой холодной планете, где я навеки обречена быть чужой…

Я очнулась и открыла слипшиеся глаза. Бело-оранжевое небо висело сверху, мне на живот давил недвижимый мешок, а внизу, подо мной что-то вяло копошилось в податливом человеческом ковре. Сбросить его с себя, скорее, скорее… Перевернуться… Поднимайся, вставай… Мехапротез был покрыт коркой свернувшейся крови, живая рука утопала, вязла в чём-то склизком. Что-то намертво прилипло к ладони…

Только не дыши носом, дыши ртом – это единственный способ не захлебнуться смрадом… Не смотри, только не смотри… Закрой на замок и не открывай глаза, иначе сойдёшь с ума…

Мухи суетливо жужжали, потревоженные незваным вторжением в их безобразный банкетный зал, а я вслепую карабкалась на четвереньках, оскальзываясь в чём-то влажном и липком, продавливая что-то размяклое и скользкое, увязая в истлевшем на жаре, сгнившем тряпье. Дорога сквозь ад была бесконечной, невообразимой, ужасающей, я жмурилась до боли и пляшущих под веками разноцветных нитей, раскрыв рот, чтобы не дышать носом, и пропитываясь зловонием разложения, и карабкалась, карабкалась, карабкалась…

Земля под ладонями, песок… Спасительный песок утекал сквозь пальцы, сыпался в яму, но я по-пластунски лезла вверх по склону с одной только мыслью – не открывай глаза, не дыши… Не открывай глаза, старайся не дышать, а если не можешь не дышать – дыши ртом, иначе – смерть…

Быстро перебирая руками и ногами, я ползла на четвереньках вперёд, и в какой-то момент почувствовала жухлую траву. Открыв наконец глаза, сквозь сияющий туман я увидела свои руки – они были измазаны чем-то, что невозможно было описать словами. В животе уже поднимало голову что-то холодное, зубастое; запоздалый страх подкатывал к горлу, а вместе с ним горьким потоком наружу хлынуло всё моё нутро – серая масса съеденной накануне каши смешивалась с кусочками чего-то разноцветного.

Не в силах сдерживаться, я отчаянно, спазматически опустошалась, тело продирал и простреливал озноб, по коже ручьями и потоками струился пот, а время застыло на месте…

Обрывки мыслей летели по кругу, судорожно цепляясь за сознание, перед глазами мелькали яркие оранжевые картинки, тело двигалось само по себе – я больше не была ему хозяйкой. Я была словно пьяна вусмерть, меня шатало из стороны в сторону. Прочь ботинки, долой штаны… Трупный смрад повсюду… К чёрту волглую спецовку и насквозь промокший тельник… Избавиться от вони, уйти с собственных похорон… Жухлая трава то подступала вплотную, окружала, то убегала вдаль… Лети прочь, в кусты, проклятый лифчик, изыдите, бесполезные трусы…

Монета солнца, обжигая плечи, неумолимо ползла по коже…

Спустя бесконечность, почувствовав тёплую влагу, я обнаружила себя по колено в воде – совершенно нагую, не считая тактического браслета, мёртвой хваткой сжимающую в руке пистолет. Отмыться, срочно, безотлагательно смыть с себя весь этот мир!

Швырнув оружие куда-то за спину, я разбежалась и обрушилась в мутную воду, вздымая к небу фонтаны брызг. Я тёрла руки и ноги, обтирала лицо, отмывала тело, споласкивала и отжимала волосы. Раз за разом я ныряла под воду, хватала со дна ил и песок и тёрла, тёрла, тёрла… Кожа моя горела и, казалось, слезала, обнажая мышцы – до того я старалась стереть с себя всё пережитое. Я обдирала с себя весь впитавшийся в тело смрад до того рьяно, что не заметила, как браслет соскользнул с руки и исчез в мутной воде.

Чёрт подери! Да там же координаты точки!!!

Нырнув в воду, я стала лихорадочно водить руками по дну. Поднятая илистая взвесь не давала возможности что-либо разглядеть, ладони мои натыкались на какие-то предметы, и я раз за разом подносила их к лицу. Жестяная банка… Полная песка стеклянная бутыль… Пластиковый обломок… Моток ржавой проволоки… Кусок мятого железа…

Засорённый пруд выдавал мне мусор, какой-то осколок больно кольнул живую руку, но браслета и след простыл. Панический ужас подступил к горлу, заставляя душу сжиматься в отчаянный комок. Шаря по дну, я позабыла об осторожности, выныривала на мгновение, кричала и материлась на саму себя, и затем снова ныряла. Шли минуты, я выбивалась из сил, но найти устройство так и не получалось. Тщетно, всё было тщетно…

Я застряла здесь навсегда!

Выбравшись наконец на берег, я уселась прямо на землю. По порезанному пальцу стекала кровь и алыми каплями тонула в песке. Я взяла пропитанный рвотой и трупными жидкостями пистолет; брезгливо морщась, давя в себе тошноту пополам с отчаяньем, вытащила пустой магазин, вынула из казённика единственный патрон и сняла затворный механизм…

Элементы один за другим ложились на найденный тут же обломок доски, и я не успокоилась, пока не разобрала оружие – простое, надёжное и интуитивно понятное, – до мельчайшей пружинки. Я исступлённо и тщательно мыла детали, монотонно, неспешно натирала песком и споласкивала каждый элемент, а кровь тонкими рваными нитями расходилась по воде вдоль берега. Потом я снова споласкивала и с маниакальной бережностью выкладывала элементы на неровный обломок чёрного пластика, лежащий тут же.

Когда всё было закончено, я наконец вспомнила о том, что вокруг меня всё ещё есть мир, встала и огляделась. Где я? Что мне теперь делать? Нас должны были эвакуировать откуда-то, но откуда? Я ведь так и не удосужилась хотя бы проверить, где эти чёртовы точки эвакуации, а теперь и браслета нет. Ничего нет. Я погибну здесь…

Я взглянула вниз, на своё худое обнажённое тело – лучи неспешно ползущего к горизонту солнца роняли блики на кожу. Отрешённо посмотрела на окровавленный палец, на обломок пластика у ног, на котором был разложен разобранный конструктор пистолета. Огляделась по сторонам.

Вокруг не было ни души – лишь ветер подбрасывал в воздух горсти пыли и песка. Мутный проточный пруд окружала холмистая степь, берега были закиданы мусором – какими-то пустыми бутылками, замызганными деталями механизмов и осколками бытовой техники. Очевидно, здесь часто бывали люди, устроив стихийную свалку, а значит, цивилизация где-то неподалёку. Вернее, то, что когда-то было цивилизацией…

На всякий случай я мысленно вызвала интерфейс деки, которым за ненадобностью не пользовалась уже целую вечность, и включила коммуникатор, встроенный в нейр. Не было даже радиопомех – царила полнейшая, звенящая тишина…

На горизонте коромыслами висели ниточки линий электропередач, а с другой стороны, там, откуда я пришла, далеко-далеко из-за салатовой полоски леса в небо вздымалась стена дыма, окутывая и обволакивая едва различимую жёрдочку радиомачты. Похоже, начинался лесной пожар – страшное явление в этих жарких местах. И тем более страшное, что некому было тушить пламя, не было коммуникаций и связи, чтобы передать информацию ответственным службам, как не было больше ответственных служб. Жизнь оставила это место, и теперь огонь возьмёт всё, до чего дотянется.