— Слуга обращается к лорду: «Сэр, осмелюсь доложить, что на кухне некоторым образом возник пожар». Хозяин дома неспешно отложил «Таймс» и сказал: «Сообщите это леди. Вы же знаете, Робинс, что я не занимаюсь домашним хозяйством».

— Нет, ну вы посмотрите на него, какой хитрец! — Дядя Ваня всплеснул манипуляторами. — Анекдот неплох, и я тебе на него отвечу тысячей других, однако тебе попытались задать вопрос. Лиза, спрашивай. Рональд, давай без этих твоих фокусов! Выкладывай карты на стол!

— Я лишь… — Дар речи наконец вернулся ко мне. — Я всего лишь хотела спросить – вы умеете читать мысли, профессор? Это не шутки?

— Простите, неловко вышло. — Мэттлок тяжело вздохнул. — Да, умею. Но не все, а только самые сильные, обременяющие, поглощающие разум. Те, от которых не отмахнуться.

— И воздействовать на разум вы тоже умеете? — спросила я.

— Совсем немного, — ответил он, и уголки его губ опустились. — Этой премудрости я ещё до конца не обучен. Также, как и предвиденью будущего – здесь я полагаюсь исключительно на Томаса.

— Рональд, меня всё подмывает тебя спросить, — проскрежетал дядя Ваня. — Что нас ждёт?

— Мне известно немногое, но и этого я вам не скажу, — отрезал Мэттлок. — Не спрашивайте меня о том, что ещё не построено.

— Рональд, право слово! — разгорячённо проскрипел дядя Ваня. — Я тебе уже говорил, и снова повторю – с твоим даром мы горы свернём!

— Предвидение будущего – это не дар, а проклятие. — Профессор снял очки и потёр морщинистую переносицу. — Я иногда жалею о том, что позволил себе вступить в контакт с Томасом. Чтобы потерять покой, достаточно научиться читать мысли. Гораздо сложнее после этого научиться их не читать… В вашу голову, Лиза, я просто боюсь заглядывать. — Он повернулся ко мне. — Однако вы искренне беспокоитесь за своего сводного брата, а это характеризует вас как светлого человека.

— А что насчёт меня? — поинтересовался дядя Ваня.

— А вы, старый плут, теперь хотите сдать меня Корпусу на опыты и получить денег, — просто сказал он. — Поймите, друзья мои. Всё сверхъестественное требует к себе чрезвычайной осторожности. Поэтому я предлагаю вернуться к тихой и непринуждённой беседе, чтобы не портить предсказаниями и сокровенными помыслами этот светлый день. В противном случае я буду вынужден покинуть ваше общество.

Мэттлок несколько чопорно отхлебнул из чашки, давая понять, что он совершенно серьёзен, и разговор на эту тему закончен. Дядя Ваня, казалось, пыхтел от негодования, но вскоре он сдался:

— Ну что ж, Рональд, в таком случае, мне есть чем ответить на твой хвалёный английский юмор! Вот тебе немного русского. В автобус заходит мужик с недопитой поллитрой водки. Плюхается на сиденье и как будто силится что-то вспомнить. Тут к нему обращается кондуктор: «Мужчина, за проезд». Лицо мужика моментально светлеет, он вскидывает руку и восклицает: «Точно! Ну, за проезд!»

Профессор прокашлялся и подхватил знамя:

— Два джентльмена разговаривают после званого обеда. «Скажите, сэр, почему сегодня во время обеда вы постоянно целовали руку даме, что сидела от вас слева?» «Видите ли, сэр, мне забыли положить салфетку…»

Дядя Ваня парировал:

— «Привет, Сёма. У тебя есть тысяча до зарплаты?» «Да, спасибо, Изя. Можешь за меня не волноваться!» …

Войдя в раж, два старика продолжали идиотничать, а я допила свой чай, встала из-за стола и отправилась в комнату к Марку. Вслед доносилось:

— «Мама, а правда, что я получился нечаянно?» «Сынок, буду откровенна: не очень-то ты и получился» …

Марк уже сидел на своей кровати и увлечённо читал что-то с экрана планшета. Грудь и живот его были перебинтованы.

— Ну, как ты? — участливо поинтересовалась я, присаживаясь рядом. — Болит?

— Да пустяки, просто царапина. — Он оторвал взгляд от экрана и широко улыбнулся. — Дед меня заделал на пятёрку и накачал регенератами. Завтра уже буду как новенький.

— Ходить-то можешь? Пойдём, чайку́ попьём из самовара? — предложила я.

— А пойдём!

Охнув, он поднялся с кровати и сунул ноги в тапки. Я решила ничего не говорить ему про откровения Мэттлока – хватит с него и пережитого ранения. Мы добрались до кают-компании, где разбушевавшиеся пенсионеры громогласно хохотали в две глотки, вагонами отсыпая похабные анекдоты. Остаток дня пролетел незаметно. По итогу я надорвала живот со смеху, а Марк наконец начал приходить в себя после ранения…

* * *

Когда начало темнеть, я вышла на прогулку. Свежий горный воздух так и манил меня к себе, я никак не могла им надышаться и всё пыталась сделать это впрок, ведь кто знает, когда ещё доведётся побывать в таком прекрасном месте? Далеко от корабля я решила не отходить, чтобы вновь не наткнуться на хозяев леса.

Сидя на поваленном дереве у самого берега, я смотрела на водную гладь и думала, каково это – нести настоящую, неподдельную ответственность за тех, кто полностью зависит от тебя?

Достоевский однажды сказал: «Каждый человек несёт ответственность перед всеми людьми за всех людей и за всё». Многие, неверно истолковывая эту мысль, пытались взвалить на свои плечи судьбы мира, но всегда это оборачивалось трагедией. Непомерная ноша размывала то, на первый взгляд, малое, из чего на самом деле складывается ответственность за всех и всё – поруку за тех, кто рядом. От тебя зависит только благополучие близких, и если ты эту ношу с себя не снимешь, не переложишь на других, в благополучие всего мира будет заложен ещё один надёжный кирпич.

Ноша эта, впрочем, порой может привести к совершенно безрадостному выбору – убить или погибнуть. Сегодня я видела этот выбор в голодных глазах медведицы – желание прокормить малышей чуть не погубило её. А если бы я не взяла с собой оружие – наверняка погубило бы меня. Что же сейчас она делает, и что с ней будет завтра? Сыты ли её медвежата, и как они встретят день грядущий?

И какой же груз лежит на плечах старого археолога, который опрометчиво приоткрыл дверь в чуждые человеку миры – во внутренние миры окружающих его людей? Прав был царь Соломон – кто умножает познания, умножает скорбь.

В кронах деревьев шумел ветер, оставляя вопросы без ответов…

Посидев с полчаса у кромки озера, я вернулась в корабль, на минуту вышла в эфир, поймав сигнал спутника, и проверила почту – вестей от заказчика не было, – после чего приняла душ и устроилась у окна, глядя в чёрное звёздное небо. Над кораблём сгустилась бездонная ночь…

… Я сидела в чёрном кожаном кресле в центре просторной гостиной на девятом этаже единственного девятиэтажного здания Олиналы и ждала появления человека, который должен был дать мне работу. Рядом, в таком же кресле, заметно нервничая, сидел Марк и задумчиво грыз ногти. Полчаса назад в этот зал апартаментов класса люкс нас пустил молчаливый дворецкий, тихо растворившись затем в бесконечных коридорах здания. В углу тикали старинные вычурные часы с маятником. Ожидание затягивалось.

— А если он не придёт? — негромко спросила я.

— Тогда он бы не согласился встретиться.

— Ну, всякое бывает, могли же у него планы поменяться… Может, пойдём отсюда?

— Ещё чего! — возмутился Марк. — Мне больших трудов стоило выбить эту встречу, так что будь добра, потерпи.

Тик-так… Тик-так… Я встала и подошла к широкому панорамному окну. Будто заводные игрушки, далеко внизу по освещённым улочкам ползли редкие машины, а линию горизонта озаряли алые всполохи уходящего дня. С каждой минутой этот визит всё более казался мне неудачной затеей.

— Мы могли бы помогать дяде Алехандро с фермой и неплохо жить. Как считаешь, Марк?

— Мы и так ему помогаем, — всплеснул руками он, — но я тебя уверяю – как только это из помощи превратится в твою работу, ты завоешь от тоски… Слушай, я понимаю твою нерешительность, но отступать уже некуда и незачем. Давай уж доведём это дело до конца…

За дверью раздался мерный стук металлических набоек по паркету, и внутри меня словно сжалась пружина. Я обернулась. Вот-вот, уже сейчас… Дверь открылась, в помещение тенью вошёл давешний дворецкий, пропуская высокого и немолодого уже мужчину в строгом сером костюме с аккуратной тёмной, начинавшей седеть шевелюрой. Дворецкий исчез, а мужчина, приветливо улыбнувшись, бархатным баритоном произнёс: