Растянувшись в плотную вереницу, перемешиваясь и подталкивая друг друга, толпа смещалась правее и приминала заросли прибрежной осоки. Самые резвые добрались уже до первых домиков, стоящих вдоль объездной дороги.

Джип тем временем катился под уклон и заходил за крутой холм, на круг к трассе, по которой мы выбрались сюда получасом ранее…

Миновав уже знакомую и совершенно пустую канаву на обочине, машина устремилась под горку, чтобы затем подняться, перевалить через холм и выйти непосредственно к плотине.

На самой верхушке холма солнечный луч рассёк лобовое стекло и ударил в глаза. В низине, на плавном повороте дороги импровизированной полосой препятствий были раскиданы автомобили, а чуть правее огромная толпа мертвецов, растянутая в длинную вереницу, разом обернула головы на джип, с рычанием несущийся по асфальтовой дороге.

Колокол более не звучал.

Словно заправский гонщик мимо зрителей, я пронеслась вдоль засуетившейся толпы и принялась лавировать меж туш заброшенных машин. Многочисленные доходяги, которые не успели покинуть дамбу, колотились в бока джипа, с грохотом отскакивали от бампера, попадали под колёса. Пусть несколько прореженный, затор из людей и машин казался бесконечным, руль в моих руках двигался то влево, то вправо, а через боковое стекло меня слепило зарево нового дня.

Через какое-то время затор из автомобилей кончился, вместе с ним позади осталась добрая половина плотины, и я прибавила скорости. Удары по машине участились. Тут и там на дорожном полотне лежали разодранные, обкусанные тела – то ли съеденных себе подобными, то ли умерших от истощения. Как по кочкам и колдобинам, «Носорог» скакал по телам, и с очередным подмятым доходягой в подвеске что-то особенно громко стукнуло…

Метр за метром, удар за ударом, вираж за виражом – дамба, наконец, закончилась, выпуская нас на дорогу, на ровное набегающее полотно. Алиса, вцепившись в рукоятку обеими руками, сжалась в комок и спрятала голову, а Оскар, усевшись в корме фургона, тихонько завывал, провожая взглядом удаляющуюся плотину. Дорога вновь предстала перед нами, но что-то неуловимо изменилось, и я даже не сразу сообразила, что. В подвеске появился посторонний звук…

Полдень белым покрывалом накрыл выжженную степь. До фермы, где жил дедушка Алисы, оставались считанные километры. Я медленно вела машину вперёд через очередное бескрайнее поле, и осока исчезала под колёсами. Почти зелёная, она уже почти не пахла соломой, и сквозь шорох слышались лёгкие костяные постукивания.

Когда в отдалении среди ковыля мелькнула просёлочная дорога, я свернула на неё и решила уже больше нигде не объезжать. Джип мерно зашуршал шинами по гравию вдоль извилистой колеи средь кустиков и появлявшихся одиноких акаций.

Я не спешила.

Мне хотелось отсрочить прибытие к месту назначения. Я не могла себе представить то, что мы там увидим, да и не хотела. Сейчас Алиса жила движением и надеждой – пускай призрачной, по-детски наивной. Ей просто нужно было верить в то, что её дедушка ждёт нас, что он встретит и примет с дороги свою внучку и меня за компанию, и мы будем пить чай. А потом вместе дождёмся отца, который сейчас уже наверняка пришёл домой, прочёл записку и обязательно, непременно доберётся сюда.

Я знала, что где-то в глубине души девочка понимает всё, но нужно ли ей увидеть правду воочию? Ложные надежды строятся на неведении. Они очень живучи, теплятся до самого конца и догорают только тогда, когда перед глазами вырастает железобетонный факт…

Будто это было вчера, я помнила, как когда-то отправилась на замёрзшую Кенгено в поисках родителей, чтобы добровольно прикончить свою ложную надежду. Заранее представляя себе то, что увижу, я надеялась на освобождение, но вместо этого получила одну только пустоту в душе. Принесёт ли восьмилетнему ребёнку облегчение истинное положение вещей? Выяснить это придётся уже скоро…

«Райно» медленно вполз на холм.

За лобовым стеклом развернулось огороженное аккуратным частоколом безлюдное бугристое поле, по которому одинокий ветер таскал пыльную позёмку. Далеко впереди, почти в самом центре поля стоял коричневый бревенчатый дом с двускатным чердаком и небольшой пристройкой и аккуратный сарай сбоку дороги поближе. Обнесённые символическим деревянным забором на внушительном расстоянии, они не были маленькими, но посреди безмолвия казались немыслимо одинокими.

В полной тишине, задержав дыхание, мы сидели без движения. Я ломала глаза, разглядывая подробности довольно запущенного огорода сбоку от дома, огороженного зелёной изгородью внутреннего дворика между домом и сараем и пыталась высмотреть крючковатые силуэты бродяг, гонимые ветром. Взгляд метался из стороны в сторону, с одного края просторного поля на другой с полосой высоченных тополей, боковое зрение не прекращало свою игру, подсовывая воображению очередного мертвеца, но каждый раз это был лишь полуоблезлый куст, проплешина выгоревшей травы, а то и вовсе галлюцинация…

— Лиза, почему бог не заботится о людях? — вдруг спросила Алиса из кузова. — Он нас больше не любит?

Неожданно. Когда я в последний раз задумывалась о боге? Кажется, это было миллион лет назад. В легендарной Москве, которая осталась в памяти смазанным неоновым пятном. В церкви, где я случайно оказалась по пути из ниоткуда в никуда.

— Наверное, просто не замечает, — тихо пробормотала я, — ведь заботиться можно только о том, кого можно хотя бы разглядеть. А нас разве увидишь с такой высоты?

— А может, дело в том, что мы, люди в него больше не верим? — предположила Алиса. — И поэтому он не верит в нас… Ты веришь в него?

— Смотря кого понимать под богом, — ответила я уклончиво. — Если это условный всемогущий, умудрённый сединами мужчина, которого люди с разным вероисповеданием называют по-разному, тогда нет.

— Почему?

— Такой бог – это воображаемый друг, которого человек выдумал себе по своему образу и подобию. Он посчитал, что так легче жить. Выдумал для того, чтобы ему было не так страшно и одиноко во Вселенной. Человек и его воображаемый друг…

— А может, бог выглядит совсем по-другому? — спросила Алиса.

— Уж точно не как летающий диско-шар, за встречу с которым сбрасывают в пекло.

— О чём ты?

Нет, пожалуй, рассказывать ей про мои похождения на Ковчеге не следует. Странностей хватало и без этого.

— Обмануться можно с чем угодно, — сказала я. — С любым из того, что увидит человек, чем бы это ни было.

— Ты хочешь сказать, что богом можно назвать что угодно?

— Более того, этим активно пользуются люди, чтобы управлять другими людьми, — кивнула я. — И вот человек в основной своей массе уже совсем вырос, повзрослел, и воображаемый друг стал ему больше не нужен. Как костыли.

Я думала о том, не слишком ли откровенно выразила мысль. Впрочем, вокруг творится кошмар наяву, и мой нигилизм на фоне всего этого был просто незаметен. Лучше так, чем кормить её благозвучными сказками. Если ты говоришь то, во что не веришь сама, на каком основании тебе поверит кто-то другой?

— Но если человек сам отвернулся от бога, кто же тогда нам поможет? — обречённо вопросила Алиса.

Порыв ветра стеганул песком по стальному боку машины. Теперь эту мысль о высших силах я могла сформулировать, разбуди меня кто-нибудь в три часа ночи.

— Я не настаиваю и вполне могу ошибиться, — начала я, преисполненная ощущения ясности, — но мне кажется, что настоящий бог – это всё. Ты и я, деревья и птицы, поле и облака и дальше, и дальше… Бог – это Вселенная со всем её содержимым, правилами и законами. И настоящий бог, как бы он ни выглядел, не помогает тем, кто не пытается сам. — Я завела двигатель. — Нам нужно уповать на свои силы. Но даже к тем, кто не пытается, ветер Вселенной тоже что-то приносит – только это может быть совсем не то, что нужно…

Осторожно, крадучись, по заросшей колее джип покатился в долину. Поскрипывали рессоры, тихонько постукивало что-то в подвеске, издалека к нам приближалась бежевое пятно деревянного дома и коричневая стена сарая, а я, словно скрученная пружина, в любое мгновение ожидала увидеть грязный труп, несущийся навстречу и размахивающий руками. И желала только одного – лишь бы это был кто-то посторонний, а не дедушка Алисы.