— Holy hell, doc… It's not the best time to bring visitors. The whole camp will be here at any moment… Gosh, girl, what happened to you?! — Он всплеснул руками. — You're covered in blood! Are you hurt?

— Нет, я в порядке! — воскликнула я, поглядывая назад. — Но мне нужно уходить из лагеря!

— Where are you off to?! It's pitch darkness there… Besides, there will be very hot here, next to the gate. You should get back to your room.

Хадсон заговорил:

— Eric, she doesn't belong here anymore… In the end, she will be safer on the outside.

— Goddamn, what am I doing… — пробормотал Симмонс. Крикнул вполоборота, глядя куда-то поверх наших голов: — Open the gate, Igor, let the girl out!

Механические ворота с лязгом шевельнулись, образуя небольшой зазор. Я выпалила:

— Спасибо большое!

— Do not thank me, thank him. — Он указал на угрюмого Хадсона. — You'd better be going, we've got company…

Симмонс взял автомат наизготовку и передёрнул затвор, а я проследила за его взглядом – сквозь полумрак от корпусов в нашу сторону шагала дюжина вертухаев. Протискиваясь в щель ворот, я в последний раз обернулась и посмотрела на спины Симмонса в бронежилете и стоявшего рядом с ним доктора Хадсона, уперевшего руки в бока. Его серая рубашка с коротким рукавом выделялась в ночном мраке, а силуэты позади них были уже совсем близко.

Я покинула периметр интерната, и ворота со скрежетом задвинулись в паз. Мне вдруг стало невыносимо одиноко, я была совершенно крошечной здесь, за стеной. Обернувшись на дорогу, исчезающую во тьме где-то за лучом прожектора, я услышала зычный голос Симмонса:

… — Gentlemen! I know what you're up to, and it's my duty to stop you!..

Не дожидаясь дальнейшего развития событий, я торопливо заковыляла прочь от ворот. Когда глаза привыкли к темноте, я начала различать дорогу, уходящую лесную чащу, и клочья тумана, стелющиеся в низинах по бокам от насыпи. Адреналин сходил на нет, а его место, всё моё тело постепенно занимала вяжущая боль.

Где-то за спиной раздался выстрел, и я вздрогнула. Оглянулась и увидела далёкие ворота и луч прожектора, освещавший небольшой кусок дороги. Оглушительной канонадой застрекотали автоматы и одиночные выстрелы, и через полминуты всё стихло. Со стороны леса, приближаясь, доносился гул многочисленных двигателей, а меж деревьев мелькали лучи фар.

Оскальзываясь и спотыкаясь, я быстро спустилась с дороги, прошла несколько десятков метров, а когда насыпь скрылась из виду, привалилась к дереву и тихо заплакала…

… — Полагаете, у меня был выбор, профессор?

В тихой полутьме коридора по лицу Рональда Мэттлока пробежала тень.

— Выбор есть всегда. — Он немного помедлил, взвешивая слова. — Но, к сожалению, бывает так, что, избавляя этот мир ото зла, мы сами впитываем зло в свою душу. Понимаете, если где-то убыло, то где-то обязательно прибыло. Второй закон Ньютона.

— Вы говорили о судьбе, — вспомнила я. — Наличие судьбы означает, все мои решения уже просчитаны наперёд, дорожка проложена, и мне с неё не свернуть. Так какой тут может быть выбор?

— В каждый момент времени вы делаете тот или иной выбор, Лиза, чем и определяете свою дальнейшую судьбу здесь и сейчас. Но вы же не станете оспаривать наличие обстоятельств?

Я не ответила. Если твоя совесть чиста – значит ты не существуешь. Правильного выбора нет, есть только выбор между бо͐льшим и меньшим злом. Не обмани, не укради, не убей… Люди придумали себе систему сдержек, чтобы было легче выбирать меньшее зло, и сдержки эти работают только тогда, когда всё в порядке. Но стоит только внешнему давлению усилиться – их задвигают в дальний угол вместе с совестью, честью, чувством справедливости. Разнится только порог нажима, после которого тонкая корочка идеалов и принципов покроется трещинами, словно мутный ледок после утренних заморозков…

* * *

Я колотила грушу, подвешенную к металлическому рейлингу в грузовом отсеке, и прокручивала в голове разговор с профессором. «…Избавляя этот мир от зла, мы впитываем его в свою душу…» Что чувствует загнанный в угол зверь? В какой момент его страх превращается во всепоглощающую ненависть, а отчаяние – в холодный расчёт? Всё зависело лишь от силы удара, который тебе нанесут. И если удар будет силён, и ты выстоишь – уничтожь обидчика или, по крайней мере, сделай так, чтобы он всю оставшуюся жизнь жалел о содеянном.

Удар левой… Левой… Правой… Отскок и ногой с разворота… Хлопки эхом разносились по ангару, груша мерно покачивалась, а на тактические линзы проецировались четырёхзначные числа силы удара. «1125 кг» … «1012 кг» … «1191 кг» …

Врата остались далеко позади. Вышедшие из них вместе с нами корабли разошлись, удаляясь друг от друга разными курсами в неведомые края, а мы приближались к Земле. Дядя Ваня ковырялся внутри глайдера, пытаясь найти пресловутую брешь в кабине, рядом с ним стоял профессор, робко заглядывая внутрь открытого капота. Томас тут же, на полу, копошился в тарелке, не гнушаясь человеческой пищей из синтезатора, которой его кормил Мэттлок.

— Иван, почему вы назвали корабль именем «Надюша»? — спросил профессор.

— Моя покойная супруга… Мы с ней душа к душе прожили почти шестьдесят лет. Потом она тихо во сне ушла, а я остался. И однажды, в особенно трудную минуту назвал корабельный компьютер её именем. Так и повелось…

— Да, все когда-то уходят, — с отрешённым спокойствием в голосе пробормотал Мэттлок. — Но вы, Иван, решили задержаться тут подольше, правда ведь?

— Всё так, — кивнул механизм. — Я очень любознательный человек, и мне чертовски интересно, чем всё это закончится.

— Не хочу огорчать вас, но всё это не закончится в ближайшие пять миллиардов лет, и даже со всеми возможными модификациями…

Механический голос «Надюши» прервал профессора:

— Внимание! Направленный входящий лазеросигнал с Земли. Экипажу рекомендовано проследовать к интеркому и принять звонок.

Я уже догадывалась, кто звонил, и по спине моей пробежал холодок. Не подав виду, я кивнула дяде Ване, который слегка повернул механическую голову и вопросительно взирал на меня глазком камеры, и направилась в свою каюту. Оказавшись в помещении, подскочила к плазменной панели монитора и ответила на вызов:

— Лиза. Слушаю.

— Здравствуй, Елизавета, — произнес тихий вкрадчивый голос – изображения на экране не было. — Как продвигается наше общее дело?

— Мы упустили объект в Музее. Нас опередили буквально на пару минут…

— Да, я в курсе. И это меня крайне печалит. Насколько я понимаю, вы переходите ко второму этапу?

— Второй этап?

В голосе зазвучали нотки раздражения:

— Девочка, после единицы обычно следует двойка. Второй этап вашей операции, который стал теперь основным, ведь вы бездарно профукали первый – это семь пластин на Земле.

— Но когда вы собирались нам рассказать о них?

— Что и когда говорить вам – я буду решать самостоятельно. А от вас мне нужен результат! Если результата не будет, мне придётся поручить второй этап другим специалистам, как я теперь сделал это с первым. Надеюсь, ты понимаешь, что это будет означать для вас?

Я скрипнула зубами. Голос продолжил уже спокойнее:

— Не дайте себя опередить. Преследователи уже наступают вам на пятки, поэтому ждать подмогу некогда. Единственное, что я могу сделать – это дать информацию… Лиза, я знаю – твоя команда очень способная, ваша репутация и месяцы вашего сотрудничества с моими друзьями это подтверждают. Но это больше не тайная операция, вам нужно действовать решительно, быстро, и выложиться по максимуму, потому что от этой работы зависит всё. Всё поставлено на кон! Мы не можем проиграть, ясно?

— Мы не подведём, — решительно ответила я. — Кстати, не знаете, кто они? Те, кто нас опередили.

— По моим данным, это оперативная группа Росса.

— Росс? Но Ваня засёк «Голиаф» Конфедерации. Откуда он мог у них взяться? Их всего-то три штуки на весь флот…