… Ветер прокатил по полю бескрайнюю тёмную волну и скрылся вдали. Я готова. Наконец, я готова, что бы там ни было, что бы меня ни ждало. Если понадобится, я буду целую вечность отогревать лёд с их лиц своим дыханием. Третья ступень, четвёртая, пятая… Деревянный порог был прямо передо мной…
— Так что сильнее, Лиза? — раздался позади меня скрипучий голос профессора Мэттлока. — Смерть или любовь?
— Я не знаю, — ответила я. — И не хочу знать. Единственное, чего я хочу – это наконец вернуться домой и встретиться с родителями – какими бы они ни были.
— С родителями, — пробормотал Рональд Мэттлок. — Тебе, наверное, интересно, почему мы с тобою целую вечность здесь, снаружи, а твои родители ни разу не вышли из дома?
Я обернулась. У самого крыльца стояли все мои воспоминания. Слегка сгорбился седой профессор в своём старомодном костюме, очках в простой оправе, с тросточкой на запястье. Марк, сунув руки в карманы, стоял с каким-то тревожным ожиданием на щетинистом лице. Элизабет Стилл в пилотской куртке с меховым воротом держала на руках младенца, укутанного в белоснежные пелёнки. Стояли бок о бок рыжий Руперт и высокий сухощавый Отто, чем-то неуловимо похожие друг на друга, словно братья… Все они – даже кроха Рамон в смешном чепчике и с соской во рту – внимательно смотрели на меня.
— Я знаю, почему, — отозвалась я и обвела взглядом эту большую и странную семью, которая сопровождала меня долгую-долгую вечность в золотистом пшеничном поле, пока я наматывала круги вокруг своего дома, не решаясь войти внутрь. — Мама с папой остались дома и ждали меня, но тогда я не пришла, и они замёрзли. И они до сих пор ждут. Теперь же я наконец свободна и могу встретиться с ними.
— Ты знаешь, что за этой дверью? — спросил Марк.
— За ней мой дом, что же ещё?! — воскликнула я. — Моя семья!
Повернувшись лицом к двери, я сделала шаг и протянула руку к бронзовой рукояти.
— Прежде, чем ты откроешь эту дверь, ты должна дать себе правильный ответ, — тихо, но настойчиво сказал Мэттлок.
— Я не хочу, профессор! Пожалуйста! — взмолилась я. — Я очень устала! Меня утомили вопросы и ответы, я просто хочу домой! Всё это должно, обязано закончиться!
— Лиза, ещё не поздно всё исправить, — сказал Марк.
— Что? Что я могу исправить?! — Голос мой сорвался на крик, отчаяние забилось в груди. — Я ничего не смогу исправить, я всё потеряла! Я никого из вас не смогла спасти, вы все умерли и теперь бродите за мной по пятам! Я любила и до сих пор люблю вас всей душой, но я не могу так больше! Оставьте меня наконец в покое!
— Зачем ты так? — тускло обронила Элизабет Стилл. — Неужели ты ещё не поняла? Мы живы, пока жива твоя память о нас.
— Но что толку от памяти, когда всему суждено раствориться во времени, исчезнуть?! И тогда даже памяти не останется – некому будет её хранить!
Моя ладонь легла на рукоять. Внутри, за дверью тепло улыбались мои родители, а Джей в нетерпении колотил по полу хвостом. Ведь так? Они же действительно там?
… — Я помню твои… Нет, не последние… Твои слова – ты сказала мне, что любишь меня, — шептала ночная тишина голосом Софи, роняя на спелые колосья солёные капли дождя. — Ты так долго молчала… Я уже не надеялась, но ты всё-таки сказала это. А я… Я просто хочу всегда быть с тобой рядом, потому что я тоже очень люблю тебя. И я не хочу без тебя жить…
… Что-то жарко вспыхнуло в моей груди, и вдруг тысячей молний сверкнуло страшное осмысление – вернувшись домой, я останусь там навсегда. Я больше никогда, никогда не увижу мою Софи, наши пути разойдутся навеки, необратимо, до самого конца времён, и больше не пересекутся.
Я отпустила медную ручку, в безотчётном порыве развернулась, стремглав соскочила с крыльца на землю и побежала. Сзади кто-то закричал:
— Всё правильно! Вот он, верный ответ!
Я бежала вперёд, прорываясь сквозь бесконечное поле, оскальзываясь, спотыкаясь и падая. Я вставала и снова бежала, отчаянно неслась прочь от дома-ловушки, а вокруг палящим пламенем разгоралась пшеница. Огонь обступал меня со всех сторон, жёлтые колосья пылали миллиардами факелов. Жар обжигал тело, треск сгорающих зарослей заполнил собою весь трясущийся и дрожащий мир, и стремительно чернеющее небо навалилось на меня всем своим весом…
Глава II. Лиловое небо
… Сиплым судорожным вдохом сознание вернулось в свинцовое тело. В глаза ударил слепящий свет, а мир вокруг продолжал мелко дрожать, словно Вселенную знобило от холода. Мучительно, постепенно размыкала я веки, мелкими порциями пропуская обжигающие с непривычки зарницы света. Рядом никого не было. Тело пронизывал ритмичный, едва различимый вибрирующий гул, нарушаемый мерным и монотонным писком приборов.
Где я? Почему всё дрожит и трясётся? Белый потолок… Сколько раз я видела его? Он словно преследовал меня, шёл по пятам, и стоило мне только дать слабину – он разворачивался над головой и загораживал собою всё…
— Где я? — едва слышно прохрипела я, не узнав звук собственного голоса.
— Вы вышли из комы, — констатировал чей-то голос, и на стене передо мной возникло мерцающее бледное, острое лицо. Внимательные прозрачные глаза пожилой женщины пристально изучали меня. — Вы находитесь дома, на стационаре. Если вам что-то понадобится, умный дом управляется мысленно, всё интуитивно. Интерфейсная метка у вас на левом виске… Если понадобится уход, вы можете вызвать дежурную медсестру, я приду в течение пяти минут. Настоятельно прошу не покидать кровать без санкции медперсонала и дождаться обхода… И да, по поводу тряски – не обращайте внимания, здесь всегда так. Землетрясение скоро закончится. У вас, возможно, есть вопросы?
Вопросы… Какие тут вопросы? Прийти бы в себя…
Я отрицательно мотнула головой. Лицо исчезло, а его место на стене заняли разноцветные узоры, плывущие сквозь пустоту. В воздухе царила приятная смесь синтетических запахов – неопределённый освежитель воздуха, чистая постель, озоновая прохлада. Сбоку от меня мерно пищал аппарат, из которого под простыню уходила дренажная трубка. Я попыталась набрать полную грудь воздуха, и не смогла. Внутри меня что-то хрипело и сипело, словно кто-то досасывал остатки молочного коктейля из пластикового стакана сквозь трубочку.
Организм самовольничал. С некоторым усилием я приподнялась на кровати и огляделась вокруг. Округлая комната в светлых тонах источала футуристический блеск, стена плавно загибалась и переходила в потолок. Кровать, на которой я возлежала, занимала уютную нишу посреди комнаты, а больше в помещении кроме медицинского аппарата не было никакой мебели – лишь по стенам перетекали абстрактные проекции, плыли куда-то прозрачные мыльные пузыри, вращались ленты Мёбиуса, наперегонки сквозь молочно-белое пространство ползали геометрические фигуры, заставляя кружиться и без того ватную голову…
Вибрация постепенно стихала, гул превращался в шёпот, и через минуту землетрясение сошло на нет – как и обещала медсестра. Только сейчас, пошевелив сухим, липнущим к нёбу языком, я почувствовала, как сильно пересохло во рту. Огляделась в поисках воды, попыталась привстать, но ничего не вышло – мышцы тела были слабы от долгого пребывания без движения.
Как же хочется пить… Послышалось тихое жужжание, и в стене напротив, расползаясь в стороны, образовалось отверстие. Оттуда высунулся суставчатый манипулятор и потянулся сквозь комнату прямо ко мне. К самому лицу приблизился оконечник трубки. Мне только и оставалось, что дотянуться до него губами, и прохладная жидкость тут же устремилась вниз по пищеводу. Я пила и никак не могла напиться. Несколько жадных глотков – и горло начало саднить, я поперхнулась и закашлялась, разбрызгивая воду на белоснежную простыню.
Узоры на стене передо мной растворились, и вспыхнуло полупрозрачное голографическое полотно, на котором гигантскими чёрными буквами было написано:
«Аккуратнее, не подавись. Ты мне ещё пригодишься».
Что за идиотские приколы… Чья это неостроумная шутка? Я небрежно отпихнула оконечник, который с тихим жужжанием деликатно убрался обратно в стену. Огляделась, но никого не увидела. Надпись на полотне сменилась: