— Возможно, ты и хотела, хотя мне в это слабо верится. Впрочем, они убили не всех. Кое-кому повезло выжить. — Взгляд её на мгновение стал отрешённым, она как будто что-то вспомнила. — Знала бы ты, через что мне пришлось пройти… Однако, теперь всё позади, и я нашла своё место в жизни.
— «Интегра»? — Я поморщилась от пронзительной боли. — Во что они превратили тебя? Ты стала машиной смерти…
— Как и ты. Неужели ты ещё не поняла этого, наивная дурочка? Мы с тобой всё это время шли параллельными путями, и теперь наши дороги пересеклись. — Она улыбнулась одними губами, тёмные неморгающие глаза оставались совершенно неподвижными. — Ты останешься здесь, а я пойду дальше… Мне нужно закончить начатое…
Замах – и я, приготовившись к гибели, зажмурилась. Кинжал с силой вонзился в мою уцелевшую механическую ладонь, пригвоздив руку к полу. Вспышка яростной боли – и я на мгновение теряю сознание. Растянувшись на грязном металлическом полу, я слышала, как дверь открылась. Вера вышла из тамбура внутрь вагона, послышались хлопки. Вьюговей свирепо выл, заметая небольшое помещение тамбура мелким снежком.
Она заберёт «Книгу»! Я должна помешать ей!
Нужно было сняться с уже потухшего плазменного кинжала, и я, кое-как извернувшись, поджала под себя ноги. Кинетический усилитель включился со второго раза, и я что было сил ударила по торчащей из ладони рукояти. С третьего удара железка переломилась и со звоном отлетела в сторону.
Стиснув зубы, со скрежетом я сняла ладонь с кремниевого лезвия – полностью перебитые средний и безымянный пальцы не двигались, но три ещё оставались рабочими. Доползла до лежащего в углу пистолета и кое-как сунула его в кобуру. Попыталась встать, облокотившись на стену. Тело моё сотряс спазматический кашель, и рот моментально наполнился кровавой слюной. Судорожно отплёвываясь, я кое-как разогнулась.
В глазах темнело, но я должна была остановить её во что бы то ни стало…
В полумраке коридора никого не было – лишь мелко мерцала чуть дальше, повиснув на проводе, сорванная с потолка лампа. Дверь в наше купе была распахнута. Я вошла внутрь, и сердце ушло в пятки. На койке полусидел Марк, лицо его было разбито, искалечено до неузнаваемости, по подбородку на грудь, глубоко рассечённую поперёк, стекала кровь. В сломанной руке, из которой сквозь куртку выпирала торчащая кость, он машинально сжимал свой ещё дымящийся пистолет.
Я упала на колени рядом с Марком и коснулась его рукой. Из глаз предательски брызнули слёзы, я попросила:
— Марк, пожалуйста, живи, я сейчас кого-нибудь позову…
Но кого?! Кто в этом несущемся сквозь тьму поезде мог помочь?! Марк приоткрыл рот и едва слышно прохрипел:
— Я попал, ранил… Сейчас… Догоним… Отдышусь только…
Он издал свистящий звук, и изо рта его пошли кровавые пузыри. Грудь его опала последний раз, и он затих.
— Марк! Не уходи! — вскрикнула я.
Он не отозвался. Он был недвижим, а я обессиленно колотила Марка по колену единственной целой рукой, и его тело содрогалось в такт моих ударов.
— Слышишь?! Не смей уходить! — умоляла я. — Не умирай, сволочь ты такая! Не оставляй меня одну!
Он ушёл, ушёл… Он ушёл и больше не вернётся! Как же так?! Взаперти сидит щенок, на дверях висит замок… Все ушли до одного, в доме заперли его… Все ушли, и Марк ушёл… Как тогда, во сне…
Уткнувшись в его колени, я сидела, таращилась в пустоту и слушала своё хриплое порывистое дыхание. Вдруг что-то треснуло и сломалось внутри меня. Кое-как ухватившись за столик, я с трудом поднялась на ноги, взглянула на Марка в последний раз и вышла в коридор. Сделала несколько неровных шагов в сторону тамбура, остановилась. Тудух-тудух… Тудух-тудух… Это стук колёс? Да нет, каких колёс… Это стучит моё собственное сердце, отдаваясь в ушах.
За скобу я вытащила пистолет из кобуры, приставила холодный ствол к виску и щёлкнула предохранителем. Я стояла так, пошатываясь в такт движению вагона, а в моей голове на фоне проносящихся за стеклом белёсых холмов мелькали беспорядочные вспышки лучших воспоминаний… Лазурное море, заливистый детский смех, добрый дядя Алехандро, чистый горный ручей, летящие над моей головой белые снежки, Отто рядом со мной в желтоватой траве, пряный запах одеколона в каюте Марка…
Взаперти сидит щенок, на дверях висит замок… Пора наконец выпустить несчастного щенка на волю. Я что было силы зажмурилась и надавила на спусковой крючок…
Часть II.
Глава I. Выход
… Позади щёлкнул дверной замок, и тонкий детский голосок испуганно воскликнул:
— Тётенька, не надо!
Механический палец дёрнулся, громовой раскат выстрела взорвал воздух, тьма хлынула сразу отовсюду и залила собою всё. Истошный визг, словно нож, впился в бешено пульсирующее сознание, горячими толчками покидающее ставший бесполезным ком мяса. Топот многочисленных ног, приближаясь, эхом барабанной дроби отдавался где-то в пустоте. Строгий мужской бас спросил:
— Ты что тут делаешь, девочка?!
— Я… Я была в туалете, потом услышала шум, а потом стало тихо… — Голос маленькой девочки дрожал и срывался. — Я вышла, и она… Она…
Почти над самым ухом волновался незнакомец:
— Быстро уберите ребёнка! Кусаинов, беги за Айгуль, живо! Паша, помоги мне на спину её повернуть! Она ещё дышит…
— П-погодите, товарищ майор… Сейчас…
— Ты чего, артист, в ремне запутался? Бросай автомат, она тебя уже не укусит!.. Гуля, тут ещё одна, живая!
Мерно покачивался летящий сквозь ночь скорый маглев. В чёрной пустоте угасающим расплывчатым пятном едва выделялся узкий коридор вагона, где вокруг лежащего в неестественной позе тела несколько человек шумно развернули бесконечно далёкую и иллюзорную возню.
Уверенный женский голос резко скомандовал:
— Вы двое, за носилками! Она тут долго не протянет, надо в медотсек, к аппаратуре… Марат, прижимай вот здесь, да только сильно не дави! Что застыл, мальчик?! Крови никогда не видел?
По полу, удаляясь, загрохотали ботинки. Уже знакомый первый бас хрипло пробормотал:
— Что за бойню они тут устроили…
— Михаил Константинович, лучше помоги мне, надо вколоть ей коагулянт, вон как хлещет… На ней живого места нет, одно железо, — сетовала женщина. Резкий визг расходящейся в стороны молнии комбинезона. Недовольное бормотание: — Молодёжь с этими имплантами совсем с ума посходила…
Едва ощутимый укол под ключицу, словно лёгкое касание смертельно-ледяного пальца. Второй укол… Чей-то молодой запыхавшийся голос:
— Товарищ майор, её подельник убит, проводника и двоих пассажиров соседнего вагона осмотрели. Там, похоже, тоже всё. В последнем купе едет семья, они заперлись и не пострадали, сейчас опрашиваем… Наверное, надо вызвать техников, чтобы хоть что-то временное вместо двери придумали?
— Ты их сначала добудись, — раздражённо ответил бас, — а потом ещё попробуй объяснить, что от них требуется! Они ж ещё со вчерашнего обеда квасят…
Яркие звёзды вспыхивали перед глазами, метались из стороны в сторону, так и норовя вытряхнуть меня из воспалённой груды костей и органов, окружавшей разум… Раздался лязг открывающейся двери и шелест материи.
— В сторону, в сторону! — басил голос. — Грузите её, да аккуратнее!
Чья-то мягкая ладонь бережно поддерживала мою голову, утопая в пропитанных кровью волосах. Мама… Ты наконец нашла меня? Я пыталась открыть глаза, но не могла – не осталось сил поднять веки, не осталось тела, которому эти веки принадлежали…
— И-и раз! — Сильные руки сделали рывок, бриз подхватил меня и понёс в небо, всё выше и выше.
Растрепались на ветру лохмотья бледной кожи, зазвенел колокольчиками безвольно свисавший с носилок мехапротез руки, стукнувшись о приоткрытую дверь в купе с лежащим внутри мёртвым телом. Нестройно загудел, заиграл костяной паноптикон, повинуясь порывам холодного ветра. Меня укачивало, я пари́ла в колыбели, над колыбелью, высоко над ней, в недосягаемости для неё. Кто-то вдалеке покрикивал:
