Дверка скрипнула, пропустила через себя трёх человек в тёмный коридор и захлопнулась, отсекая тёплый поток косых вечерних лучей. Колодец с уходящей вниз спиральной лестницей казался бездонным, но вскоре мы очутились в узком коридоре. Освещение тускло мерцало, где-то мерно гудел генератор. Огромный, высоченный майор буквально протискивался сквозь коридор, гремя обвесом, словно костями, цепляясь одеждой за протянутые вдоль стены коммуникации и уворачиваясь от висящих под потолком плафонов.

Проход упёрся в хорошо укреплённый контрольный пункт. Два тяжёлых пулемёта смотрели прямо в проём гермодвери, не оставляя шансов незваным гостям на проникновение в штаб сопротивления, в его мозг.

Отдав Пако честь, караульные пропустили нас дальше, в ещё один коридор.

Здесь было много людей, но суета здесь царила какая-то вялая, и напоминала утомлённо гудящий пчелиный улей, окуренный дымом. Чувствовалась всеобщая усталость. Люди в форме, сросшись проводами с многочисленной аппаратурой, делали свою работу просто потому, что её нужно было делать. Мрачные и сосредоточенные, они передавали кому-то чьи-то координаты, принимали донесения, отдавали приказы и интересовались ситуацией, делая пометки на бумаге и на экранах мониторов.

Поворот коридора, новый блокпост и пара часовых с оружием наготове, перекрёсток – и мы чуть ли не лицом к лицу столкнулись со стариком. Сжавшись в сгорбленный комок, он нёс заполненный водой электрический чайник, из носика которого поднимался пар. Старик почти прижимал к себе горячий чайник, будто самую большую в мире драгоценность. Похоже, здесь, за семью замками жили люди, скрытые ещё глубже, чем узел управления.

Открытая гермодверь слева, а за ней – дюжина белых глаз, глядящих на меня из полутьмы, едва отступающей под тусклым светом пары газовых ламп. Испуганные и напряжённые, эти глаза источали молчаливую надежду. Женщины и дети, кто как, лежали и сидели на раскладушках, на деревянных ящиках, накрытых мешковиной. Слышалась чья-то негромкая беседа и почти неслышный говор грудного младенца. Казалось, даже грудничок понимал, что происходит в его мире – и не плакал.

Последняя пара часовых в конце коридора расступилась, массивная гермодверь со скрипом распахнулась, и мы очутились в центре бункера. Растянутая во всю стену карта региона была усыпана метками, а под ней расположился грубый железный стол фактического руководителя Соноры Альберта Отеро.

Сам партийный лидер и глава ассоциации профсоюзов, совершенно седой и одетый в ничем не примечательный камуфляжный масккостюм – точно такой же, как у бойцов сопротивления, – стоял возле карты, заложив руки за спину, и задумчиво разглядывал правую её часть, где толстая, лениво вьющаяся полоска магистрали упиралась в серое пятно космодрома. Помещение было буквально пропитано запахом застарелого табачного дыма.

— Генерал-губернатор Отеро, посетители доставлены, — отчеканил Пако, вытянувшись по струнке.

— Спасибо, полковник. Можете быть свободны. — Альберт Отеро наконец обернулся и посмотрел на нас – холодно, сухо, совершенно без эмоций, будто видит нас ежедневно.

Бледная до зеленоватости кожа, впалые щёки, морщины, испещряющие всё лицо – неужели этот старик и есть Альберт? Или, может, злую оптическую шутку играло тусклое освещение его подземного убежища?

— Как ты меня нашла? — устало обратился он ко мне. — Неужели мне не скрыться от тебя даже здесь, на севере? Мало того, ты снова таскаешь ко мне своих друзей-приятелей…

— Я тоже рада тебя видеть, Альберт, — ответила я, стараясь игнорировать его пренебрежение. — Мы пришли поговорить с тобой.

— Давай называть вещи своими именами. Вы пришли просить меня о помощи. — Он одним уголком рта ухмыльнулся и указал на пару стульев напротив стола, точно таких же, как и у него самого. — Присаживайтесь, уделю вам пару минут.

— Это правда, — кивнул майор, осторожно опускаясь на краешек одного из стульев. — Нам нужен человек, который сменил сторону в гражданском конфликте. Его фамилия Фройде.

— В гражданском конфликте… Я понял, можете не продолжать. — Генерал Отеро отошёл от карты и тяжело опустился на старый деревянный стул. — Рихард рассказал мне всё о себе и о том, какую роль он играет в этой вашей «Опеке». Он примкнул к нам почти сразу после геноцида в Ла Кахете.

Мешки, мешки, мешки… Всех размеров – от мала до велика…

— Геноцида? — переспросил Оникс, нахмурившись. — Разве конфедераты работали не по очагу эпидемии?

— Тогда ситуация была более-менее под контролем, вирус только начал распространяться и ещё даже не добрался до столицы. — Альберт вынул откуда-то сигарету и закурил. — Это сейчас с момента заражения до трансформации проходит не больше шести часов, а тогда инкубационный период составлял больше трёх суток. Наймиты правительства Сектора даже не пытались остановить вирус. Они работали по живым людям. Им нужно было сразу показать, кто тут главный, кого нужно бояться. И они показали… Впрочем, вернёмся к делу. У вас ко мне какое-то предложение?

— Давай обсудим варианты, — сказала я, не представляя, какие варианты здесь вообще могут быть. — Нам нужно местонахождение Рихарда Фройде. Что ты хочешь взамен?

— Что я хочу? А что вы, жалкая горстка бойцов, можете? — Альберт вдохнул и выпустил под потолок густой клуб дыма. — Очистить Ла Кахету от землян, чтобы развалины города наводнили мертвецы? Или, быть может, вернуть к жизни самих мертвецов – бродячих и упокоенных? Скажите-ка, какая мне от вас польза?

Майор молчал. Альберт был прав – никакой взаимовыгодной сделки здесь быть не могло. Ковчег не впишется в этот конфликт на стороне повстанцев, а нас, сыграй мы на его стороне, было слишком мало, чтобы что-то изменить. Это понимали все присутствующие.

Скрипнув стулом, Альберт откинулся на спинку и задумчиво изучал нас, сноровисто вертя в ладони старомодную металлическую зажигалку. Она проворачивалась в его руке и издавала тихие щелчки, будто затвор оружия – щёлк, щёлк. Тяжёлый взгляд генерала-губернатора скользил с майора на меня и обратно. Наконец, Оникс нарушил повисшее молчание:

— Мы не уйдём без информации, вы должны это понимать. Если придётся, мы получим его местонахождение силой.

— Силой? — Короткий хриплый смешок пробежал по гулким стенам. — Не берите на себя слишком много, солдат. Даже ваш хребет имеет предел прочности.

Оникс шумно выдохнул, но промолчал, а Альберт бросил взгляд куда-то в сторону и нажал на сенсор перед собой.

— Слушаю, генерал-губернатор, — раздался чей-то баритон из динамика.

— Позовите ко мне Рихарда.

— Есть, — отозвался голос.

— Я человек не злой, — хладнокровно сказал Альберт, обращаясь к Ониксу. — Иногда я подаю даже нищим, хоть им и нечего предложить взамен…

Через полминуты дверь отворилась, и в помещение вошёл невысокий лысеющий чиновник в изящном лорнете с прозрачной, невесомой оправой. Коротко кивнув Альберту, он подошёл к нам и протянул сухощавую руку.

— Рихард Фройде, военный врач «Фуэрцы дель Камбио» и второй замминистра медицины Конфедерации… Бывший замминистра, — поправился он.

— Лиза, — сказала я и осторожно пожала протянутую руку.

— Оникс, командир спецгруппы Ковчега. — Майор отдал честь. — Мы получили ваши снимки. Владимир Алексеевич передаёт вам привет.

— Спасибо за привет от Володи, но… О каких снимках идёт речь? — Фройде вздёрнул бровь и непонимающе уставился на Макарова.

— Как это каких? О тех, что месяц назад передал на Ковчег связной. Вот об этих. — Браслет на запястье Оникса выплюнул крошечную голограмму. Мелко мерцающие зеленоватые изображения сменяли друг друга в воздухе, подсвечивая наши лица и растворяющийся под потолком клуб едкого сигаретного дыма.

— Это не моё, — хмыкнул Фройде. — Я впервые вижу эти кадры.

— Так это не ваших рук дело? — Теперь уже брови Макарова поползли вверх, под потолок, покоряя недостижимые высоты.

— Нет, не моих… Да, месяц назад всё примерно так и было, но я не делал никаких снимков. И ни с каким связным я не встречался.