— Вот так дела, — протянул Оникс, расстёгивая ворот комбинезона, под которым светлел полосатый тельник. — Нам надо поговорить, господин Фройде. Наедине, если это возможно.

Рихард вопросительно глянул на Альберта, и тот едва заметно кивнул. Майор и агент покинули помещение, оставив нас с Альбертом в неловкой тишине. Вспоминая нашу с ним последнюю встречу, его высокомерность и уверенность в себе, его пренебрежение к ближайшим соратникам, я вдруг ощутила острое желание кольнуть его побольнее.

— Впечатляющий карьерный рост, Альберт, — сказала я, обводя помещение взглядом. — Из криминальных авторитетов в лидера партии, а теперь вот уже целый генерал. Кресло председателя Правления Конфедерации маячит буквально за поворотом.

— Селарио перебежал на сторону Земли сразу же после отключения врат, — махнул он рукой. — Сонора осиротела, и его место губернатора должен был кто-то занять. Пришлось, так сказать, сделать шаг из строя… Но ты забыла и про другие мои ипостаси, Лиза. Подмастерье в обувной мастерской. — Генерал-губернатор Отеро стал загибать пальцы. — Рабочий на конвейере. Полицейский. Бригадир, застройщик, глава совета промышленников… И ты забыла о самом главном – о надёжных товарищах из «Фуэрцы дель Камбио»…

— В организаторских талантах мне до тебя далеко, — призналась я. — И заменимых у тебя, как водится, не бывает.

— Я понимаю твоё желание язвить, — снисходительно усмехнулся он. — Но лучше скажи – ты нашла то, что искала?

— Как быстро летит время, — вздохнула я и закрыла глаза. — Буквально вчера я вышла из роскошного кабинета в здании правительства, попрощавшись с тобой навсегда…

— А сейчас сидишь в бункере напротив генерала обречённой армии, — продолжил он.

— Помнишь, ты написал о том, что я была права и про ящик Пандоры? Ты имел в виду всё это? — Я обвела рукой помещение.

— Верно говорят – беда не приходит одна. — Он со стуком опустил на стол потёртую стальную зажигалку. — Не нужно было лезть в этот гадюшник на краю света. Но ладно я… А тебе-то чего стоило прикончить этого Джона и выкинуть его в лаву вместо того, чтобы слушать мои бредни?

— Был там один любитель следовать инструкциям… Всё уже сделано, Альберт. — Я пожала плечами. — И мне хотелось бы узнать, как это случилось. Я уже кое-что видела, но ты явно через всё это прошёл и сможешь рассказать больше.

— Это хаос. Везде одно и то же – хаос. Люди перемещаются туда-сюда, нелюди – тоже. Одни постоянно бегут – куда угодно, куда глаза глядят. — Голос его был тихим и безжизненным – совсем не таким, каким он был у прежнего Альберта. — А другие безостановочно преследуют. Если первым везёт, они встречают наших людей. Мы стараемся доходить до магистрали и собирать всех, кого можем. Правда, далеко не все соглашаются.

— И куда вы отводите этих людей?

— В самом начале, после захвата гарнизонов у меня в Соноре было два десятка тренировочных лагерей, хорошо оборудованных и укреплённых. Как только стало ясно, к чему всё идёт, оккупанты стали переходить на нашу сторону. Достаточно было лишь заблокировать узел связи или блокпост и поставить их перед выбором – либо жизнь, либо смерть. — Он помедлил, разглядывая что-то на моём лице. — Обошлось почти без стрельбы. Они понимали, что без Врат подкрепления им ждать неоткуда, да вдобавок нужно было решать проблему понасущнее. Вирус начал распространяться, и об этом уже знали все. Но шло время – и всё менялось буквально ежечасно…

Взгляд его устремился куда-то внутрь, потускнел, невидяще заблуждал по тёмному помещению. Где-то внутри себя он раз за разом переживал всё случившееся, прокручивал в памяти прошедшие недели. И чётко осознавал свою роль во всём происходящем.

— После инцидента с одним из привезённых подопытных я приказал оцепить лабораторию, — глухо произнёс он, — но утечка всё равно случилась, и всё вышло из-под контроля. Буквально за неделю выросла такая проблема, по сравнению с которой даже конфедераты, высадившиеся с «Голиафа» в Ла Кахету, показались лишь назойливыми комарами…

— Началась эпидемия?

— Незадолго до десанта землян мы начали превращать наши базы в лагеря для беженцев – и вовремя. Когда эти сволочи вытравили Ла Кахету, людей было очень много, они буквально жались к стенам, разбивали целые палаточные городки, но всё всегда заканчивалось одинаково. Невозможно уследить за всеми. Невозможно создать непроницаемый периметр и подпускать только здоровых. Один раненый – даже легко, даже едва поцарапанный… Да что там, достаточно было сделать глоток воды с растворённой в ней каплей крови… — Альберт щёлкнул пальцами в воздухе. — И через часы всё вокруг вспыхивает, как спичка…

Тёплая ночь, робкие огоньки ламп, пробивающиеся сквозь серую материю армейских тентов, струящаяся отовсюду речь – взволнованная, испуганная, полная всё той же надежды. Где-то в темноте, за двумя рядами сетки-рабицы вокруг стихийного лагеря ходят внимательные часовые, охраняя рваный беспокойный сон беженцев – тех, кому не хватило места внутри ограды, под сторожевыми вышками.

Наспех растянутая колючка, сваленные в подобия брустверов мешки с песком, импровизированная ограда из автомобилей и прожекторы, тут и там рассекающие тьму подступов к лагерю – всё это давало лишь иллюзию защищённости. Иллюзию, которая была так нужна выжившим. Они спаслись из огромного города, добрались в безопасное место, и теперь всё обязательно будет хорошо – пусть даже они всё ещё снаружи стен…

С оружием наперевес дозорный закончил обход периметра, остановился и аккуратно, в кулак прикурил сигарету. Вряд ли здесь можно было опасаться снайперов противника, ищущих во тьме неосторожный оранжевый огонёк, но сигарета в кулаке – необходимая в дозорах и патрулях привычка. Одна из тех, что могут спасти жизнь…

Боец глянул наверх, на вышку, уловив в полутьме условный жест часового – всё спокойно, – и перед тем, как двинуться на новый круг, посмотрел сквозь сетку-рабицу вдаль, поверх новых палаток, возникших снаружи периметра за прошедший день. Там, в ночи было темно – где-то на той стороне шоссе позавчера сгорел трансформаторный узел, поражённый пикирующим дроном конфедератов. Вместе с подстанцией два дня назад потухло освещение бетонной магистрали, развалившейся в низине, и теперь ночами вокруг стало совсем темно. Хоть глаз выколи.

В этом ударе не было никакого военного смысла, и конфедераты об этом знали. Более того, им было прекрасно известно согласованное расположения лагерей беженцев, по которым они согласились не бить. Это было единственным результатом первых переговоров между местными и землянами. Но зачем было разбивать этот трансформатор…

Острой иглой отчаянный женский крик пронзил напряжённую тишину. Испуганно распахнулись сотни глаз, на матрасах и в спальных мешках бледнотой вспыхнули во тьме десятки лиц. Прожектор на вышке развернулся, выхватывая из темноты торец кирпичной казармы, где разместился полевой госпиталь. Внутри кто-то кричал, с той стороны пыльного окна метались тени.

Через оглушительный звон разбитого стекла на вытоптанную землю вывалился силуэт в заляпанном красными пятнами медицинском халате, вскочил, и сквозь луч, оскальзываясь и спотыкаясь, метнулась истошно визжащая тень. Следом за ней из окна, хрипло и тяжело дыша, кинулась вторая – сверкая нечеловеческим оскалом клацающих окровавленных зубов.

«Это же тот, с ангиной, которого привезли ещё утром!»

Боец проглотил полную горечи мысль и, сплюнув недокуренную сигарету, щёлкнул предохранителем…

… — Как лесной пожар, — сказал Альберт, и наваждение отхлынуло, возвращая меня в скрытый глубоко под землёй бункер. — Один человек, второй, пятый, десятый… Через полминуты люди, не помня себя от страха, напирают изнутри на ворота, лезут на колючую проволоку – они знают, что лагерь превращается в братскую могилу отложенного действия. Обратившийся, конечно, получит свою последнюю пулю, но мы не можем убивать всех подряд, а люди разбегаются кто куда, включая тех, кого успели укусить. И всё повторяется…