— В смысле? — Моя челюсть отвисла, глаза полезли на лоб. — Ты хочешь сказать, что…

— Ну да, — отмахнулся он — Ты правильно понял, вообще все на лету хватаешь… Стал бы хорошим учеником.

— А что с Искусством?

— Да ничего, — он остановился, хлопнул в ладоши. — Лет через сто половина из вас станет базарными фокусниками, вторая половина — обычными ремесленниками. Я предвидел это. Хотя…

Он задумчиво посмотрел на меня, потом на останки посоха. Я ощутил смутное беспокойство — Что?

— Все можно еще изменить, — он хохотнул, самодовольно щелкнул пальцами.

— Каким образом? — изумился я.

— Очень просто. Вернуть старые знания, слить с новыми, заново создать Искусство.

— И как ты собираешься?..

Мертвый маг подошел, пристально посмотрел мне в глаза.

— Тебе ведь крестьяне обещали мой посох и книгу?

— Ну да, было такое… — кивнул я недоуменно, — но я не понимаю…

Он исчез, а когда материализовался вновь, то держал в руке старый, почерневший от времени посох и внушительных размеров книгу.

— Держи! — решительно сказал маг. — Это твое по праву.

Я моргнул, промычал что-то нечленораздельное, слишком изумленный, чтобы сопротивляться. Но посох и книгу взял, успел удивиться их тяжести…

— А теперь уходи! — Маг сделал движение пальцем, и дверь с треском разлетелась в щепки.

— Но… — запротестовал я.

— Скорей беги отсюда! — сказал мертвый чародей. Его тело стало истончаться, сделалось прозрачным, невесомым. — Светает. Если не успеешь уйти до восхода солнца, в мире живых тебя больше не увидят.

— Твою ж ты мать! — я смачно выругался, когда до меня дошел смысл сказанного, и стрелой метнулся к выходу.

Снаружи прохладно, холодный утренний туман стелется по ногам. Все еще темно. Но на востоке зарево, вот-вот выступит солнечный диск, теплые лучи согреют землю. Я побежал, поскальзываясь и ругаясь, ноги промочил — вся трава в росе. Споткнулся о какую-то кочку, кубарем полетел с холма. У подножия вскочил, затравленно огляделся, и застыл в немом изумлении.

От вчерашней деревни — одни развалины. Валяются старые гнилые доски, кое-где остовы стен… на земле белеют кости, черепа. Мужские, женские, детские. По развалинам бродят тающие тени — бледные полотнища, лишь смутно похожие на людей, с которыми я разговаривал еще вчера вечером. Где-то сонно каркает ворон.

— Твою мать, твою мать, твою мать!!! — заругался я отчаянно. Страх сжал сердце, колени задрожали и подогнулись.

Я рванул из проклятого места что было мочи. Бежал по лесу, подвывая от ужаса, поскальзывался, падал, тут же вскакивал и мчался дальше.

Очнулся, когда силы окончательно оставили мое бедное исстрадавшееся тело. Рухнул на траву, подставил живот ласковым солнечным лучам. Сам слышал: дышу, как загнанный зверь, в груди хрипит и булькает, кровь молотом стучит в ушах. Немного отдохнул, осмотрел себя — ничего серьезного, синяки да шишки, грязный очень, одежда превратилась в лохмотья. А так жив и здоров.

Рядом в траве лежал посох мертвого чародея и книга — единственное напоминание о том, что все это произошло наяву. Посох был простой, без всяких украшений, резьбы и прочих финтифлюшек. В навершии — небольшой, но тяжелый камень синего цвета. Так что можно использовать как ручное оружие — проламывать головы врагам. Книга большая, оправлена в черный кожаный переплет, но тоже без всяких украшательств: походный справочник практикующего чародея.

Эх, закопать бы это сокровище от греха подальше! Или сжечь. Мало ли какие сюрпризы принесут мне эти вещи.

Я даже начал рыть ямку. Но потом одумался, помотал головой. Не для того я столько вынес, чтобы теперь избавиться от трофеев. Эх! Один раз живем. Хотя… и умираем один раз… Ну да ладно. Лучше не думать о той призрачной угрозе, что несут в себе вещи мертвого мага. А то застращаю сам себя.

Решительно встал, поднял книгу и посох. Пора искать путь домой.

Сделал едва ли два десятка шагов, преодолел небольшую рощицу и застыл в немом изумлении. Напротив белели высокие стены Гента.

— Твою мать! — ругнулся я и злобно сплюнул. Я тут блуждаю, ужасов натерпелся, а город рядом, рукой подать.

Стража на воротах долго не хотела меня пропускать. Выгляжу — не приведи господь, грязный, исцарапанный. Бродяга бродягой. А вдруг вор? Да и нищие в Генте не нужны, своих хватает. Я переругался со всем нарядом, чуть не получил по лицу рукоятью меча. Наконец из караулки вышел толстый усатый десятник, долго сверлил меня заплывшими жиром глазками, потом все-таки махнул рукой и велел пропустить.

Улицы были пусты и безжизненны. Гент обычно просыпается поздно. Мне встретились лишь несколько ремесленников и торговцев, что решили поработать спозаранку, да еще пара расфуфыренных пижонов. Эти расползались по домам после любовных подвигов. Вон какие рожи бледные, со следами вчерашнего разврата…

И спины небось расцарапанные. Эй, я что — завидую? Ну конечно да! Гады развлекались всю ночь, пили вино и девок тискали, а я по лесам мотался, с нечистью воевал.

Быстро добежал до дома, тихо поднялся по лестнице на чердак. Упаси боги, хозяйка услышит — будет визжать на весь район. Женщина вроде не злая, просто покричать любит. По поводу и без оного. Ключ там же, где я и оставлял, — под цветочным горшком около двери. Замок заскрежетал, но хозяина признал, впустил.

В комнате темно, пахнет пылью, масляными красками. Я раздвинул шторы, распахнул окно. Сразу же ворвался свежий воздух, по стене забегали солнечные зайчики.

Ну и берлога у меня! Все захламлено книгами, холстами, деревянными рамами для картин. Одежда в живописном беспорядке раскидана по постели, хотя вроде бы есть платяной шкаф. Тусклые желтоватые обои вымазаны краской, это я кисти новые пробовал. На столе вообще кошмар — крошки и объедки вперемешку с книгами, какими-то бумажками, гусиными перьями, кисточками. У стены стоит старая рассохшаяся гитара. Когда-то хотел научиться играть, но обнаружил, что слух у меня отсутствует совершенно. Так и валяется. Иногда приходят друзья, тренькают на ней.

Посох я прислонил к стене в углу, книгу положил тут же. Сел на табурет, тупо уставился в окно. В голове пусто — ни мыслишки. Слишком устал и натерпелся ужасов за ночь. Поспать бы, но боязно — а вдруг приснится вся эта жуть?

Послышался колокольный звон. Часы на мэрии пробили семь.

Что же я расселся! Мне на работе надо быть через час, а я сижу, думы думаю. Мастер Логан за опоздание или прогул по головке не погладит. Вскочил, сбегал на первый этаж — там водопровод, вернулся с бадьей. Воду вылил в медный таз, разделся и стал ожесточенно смывать с себя грязь. Когда с этим было покончено, отыскал относительно чистую рубаху, штаны. Оделся и поглядел на себя в маленькое зеркальце на стене. Нормально вроде. Рожа расцарапана, на скуле небольшой синяк, но кто приглядываться станет? Шрамы, синяки и раны вроде бы украшают мужчин, делают мужественнее. Будем считать, что все к лучшему. А так парень вроде ничего. Черты правильные, нос с горбинкой, губы тонкие, упрямый подбородок… Темные волосы растрепаны, надо пригладить, чтоб вихров не было. В серо-стальных глазах море усталости и следы былого страха. Но это нормально. Люди редко смотрят в глаза друг другу, что в общем-то странно. Боятся того, что могут там увидеть? А так — чем не покоритель женских сердец? Это я не серьезно, просто посмеиваюсь над собой.

Грязные башмаки зашвырнул в угол — до лучших времен. Отыскал в шкафу новые, что берег для больших праздников, обулся. Вроде бы все, можно идти. Вот только есть хочется. Я с тоской посмотрел на стол — сюда бы то великолепие, что вчера у Тоха лопал. Сглотнул слюну. Но дома рыскать бесполезно, разве что трехнедельной давности сухарик погрызть. Зелененький такой, весь в плесени…

Захлопнул дверь, ключ сунул опять-таки под горшок — самое надежное место, сбежал по лестнице. Внизу натолкнулся на хозяйку, молодящуюся женщину лет пятидесяти. Стоит, уперев руки в боки, разглядывает какое-то пятно на стене. Она хмуро глянула на меня, недовольно пожевала губами.