Секунда болезненного противоречия – и я жестом указал Виту и Шеду на лестницу, неохотно отступил сам.

Она ударила сразу. Без лишних слов, жестов, патетических сцен. Ударила, вложившись в заклинания полностью. Склоны гор вокруг словно взорвались, выпуская на волю корни и побеги, плиты под ногами зашатались и пошли трещинами, а сквозь прорехи как ножи поползла трава. Пыльца, листья, иглы, какие-то гигантские зубастые цветы – в дело пошло все.

Катрин действительно заслуженно считалась великой чародейкой. Но нам помогло то, что владела именно эльфийской магией. Коварной и смертоносной, однако в чем-то относительно медленной. Прорастающую зелень элементарно выжгли: я – Печатями, а Вит – молниями. Прорвались сквозь вьюны, и были таковы.

Вот только внизу остался Альен.

Ступенек через сто я не выдержал, подбежал к парапету и посмотрел вниз. Там бурлила зеленая преисподняя, тянулась ввысь самая настоящая рощица, а от побегов, от сплошной массы растительности рябило в глазах. Как ни странно Аш был жив и более того – невредим. Иррэ ярилась, кричала, метала заклинания. Но часть просто отлетали от брата, словно обрел крепость стали, а часть безнадежно мазали.

«Выживи! – беззвучно, но страстно попросил я. – Просто выживи!» С трудом заставил себя отойти от бортика, развернулся на негнущихся ногах и побежал дальше.

Всей душой Аш хотел, чтобы братья ушли. Убрались, не маячили, не напоминали. Ему мучили стыд и горечь. За слабость, за невозможность перестать ненавидеть обстоятельства и Судьбу, Эскера, который все время вмешивался, рушил карточные домики фантазий. И себя… ибо не смог никого простить, да и сломался в конце пути, наивно думая, что изгнал прошлое.

А прошлое похоже на облезлого кота. Но в то же время это тень. От тени не скроешься, не пнешь, не напугаешь. Она с нами, нравится нам то или нет. Обычно тихо дремлет где-то в уголке, но порой просыпается и требовательно смотрит наглыми желтыми глазищами, полосует когтями душу, выпуская наружу Свет, Тьму. И последней по обыкновению больше, но смердит как застарелое дерьмо.

Да, Альен жаждал одиночества, жаждал забвения. Но братья ушли, а облегчения не наступило. Напротив, поток воспоминаний лишь усилился, как в половодье тащил ветки образов, журчал призрачными голосами. Кроме прочего пробудился страх того, что предстояло совершить, сдавил сердце.

Не выдержав, правитель зажмурился в нелепом и детском, но страстном желании все вернуть и переиграть. Ну, или хотя бы спрятаться. Ведь бывает так. Не видишь чего-то – и кажется, что его нет.

На краткую секунду он сумел забыться. Но лишь на секунду, так как страх вернулся, укусил за загривок, выморозил внутренности потоками отчаяния. Страху помог свет, проникающий сквозь веки. Обволакивающий и мягкий, оттенка медового золота, но чуждый, рожденный не от солнца. Он не творил теней, убивал полутона… и напоминал о реальности.

«Я всегда закрывал глаза, – устало подумал Аш. – Закрывал, существовал в иллюзии, где братья поклоняются моему авторитету, где не нужно платить… Но быть может пора найти в себе смелость признать истину?! Гордиться нечем…»

И помедлив, он приоткрыл веки, с тусклым удивлением осознал, что голая площадка превратилась в рощицу. Вокруг возвышались молодые тонкие деревца с серебристой корой и ярко-зелеными листьями, покачивались под ударами ветра. Пространство между стволами заполонили колючие кусты и лианы, высоченные травы, гигантские цветы рассыпали желтую светящуюся пыльцу, другие щелкали акульими зубами в бутонах-пастях.

Сие было бы красиво, если б роща не пыталась убить Альена. Плющи и побеги оплели конечности, старались сломать кости, трава скребла одежду острыми кромками, корни и ветки били подобно лапам. А сквозь редкую листву проникали отсветы взрывов, твердь подпрыгивала под ногами. Развалилось еще несколько пролетов Лестницы, подножие скалы утонуло в густом облаке пыли и дыма. Но обломки улетели недалеко, начали дрейфовать среди мятущихся туч и останков острова…

Мир рушился. И в буквальном смысле, и в переносном.

Осознание заставило вынырнуть из пучины горя и самобичевания, сбросить страх с плеч. Аш пошатнулся от очередного удара лианы, притронулся к щеке. В челюсти возникла боль: ноющая, далекая.

Да, хорошо, что Эск помешал избавиться от плетения, иначе б уже сто раз погиб. Но с другой стороны лишь отсрочило неизбежное. Всплески силы на поле боя, приступ бешенства на холме, и странный мир, доверху залитый энергией, подстегнули процесс. Сейчас, стоя на площадке Лестницы, Альен ощущал происходящие в нем метаморфозы, понимал – осталось недолго. Заклинание пошло вразнос, амплитуды росли, а «мусорная» часть схемы поглощала новые участки тела и ауры. Он постоянно правил контур, отсекал опасные участки, но сие выглядело как борьба палкой с роем пчел. И добился только того, что оттягивал завершение Трансформации… не на часы. На минуты.

Хотя какая разница? Не лучше ли самому шагнуть в пропасть? Шагнуть, и завершить то, что начал годы назад, с лихвой погасить долги?..

Убрав руку от лица, правитель попытался освободиться из объятия зелени. Побеги заскрипели и затрещали, но выдержали. Хватка стала туже, словно паук ощутил биение мухи, затянул паутину. И вообще складывалось впечатление, что растительность видела в нем личного врага. Вероятно, так и было, ведь травы и корни питала своей яростью та, что шла позади них.

Иногда Аш видел Катрин за листвой, и каждый раз нервно дрожал от едкой тоски, нежности и дикого изумления. Он до сих пор не мог принять, уместить в голове, что эльфийка обитает в теле другой женщины. Как-то переместилась, дабы отомстить Эскеру, но попала в ловушку…

Второе, что задело – исступленное упрямство, с которым Иррэ стремилась уничтожить бывшего мужа. Естественно мало-помалу подбиралась и к отвесной скале, нависающей над площадкой. Там укоренились плющи и вьюны, как змеи ползли выше и выше в обход Лестницы. Но отчего-то медлила, хотя давно могла проскочить мимо. Била и била, словно позабыв о делах и целях поважнее. Словно стараясь тем самым стереть в порошок не бывшего супруга, а память и чувства. Растоптать, сжечь, развеять по ветру, ощущая ту же потребность в забвении, что Альен.

И правитель знал – так и есть.

Она старалась убить физическое олицетворение слабости и ошибок. Да, за эльфийкой водилась тяга к людям, не зря же видел те портреты в замке. Но скорее собирала трофеи, использовала очарование, чтобы добиться власти и влияния в человеческом мире. Хотя тем удивительнее выбор, сделанный десять лет назад… не торговец, не землевладелец, не лорд, а обыкновенный маг-строитель. Да и потом вместо благополучного окончания неудобных отношений вышла замуж. Вопреки здравому смыслу, логике.

История из дешевых романчиков любимых молоденькими девочками и домохозяйками. Только идиллия продлилась недолго.

Нескольких лет светлорожденной хватило, чтобы очнуться и начать думать, посмотреть на него, как и на остальных «людишек»: недолговечных, мимолетных, стареющих. И она не могла справиться. Бросалась из крайности в крайность, искала всяческие эликсиры молодости, ритуалы по продлению жизни, а потом постаралась оплакать, отвергнуть и возненавидеть…

«Ничего не вернуть, ничего не исправить, – подумал Аш. – Можно сжечь черновик, чтобы оборвать историю…»

И правитель вновь рванулся из пут. А когда не получилось, опустил голову, пристально посмотрел на растительные канаты. В стороны разошлась едва заметная волна искажений, ближайшие побеги и ростки перестали двигаться, почернели и матово заблестели. Блеск пошел дальше, расползаясь как болезнь, как клякса.

Роща затихла… и тут же мелодично зазвенела под ударом ветра, будто люстра в доме богатея при открытых окнах и разгулявшемся сквозняке.

Звон битого стекла повторился, когда Альен раздробил корни и лианы вокруг плеч и торса. Стал непрерывным, когда пошел напрямик через мертвые заросли, круша траву и кусты, разбивая ветки как наледь. Катрин ахнула от такого поворота дел, попыталась ударить новыми заклятиями. Сообразив, что не получается, заметалась по площадке в поисках спасения. Но правитель уже выпрыгнул из стеклянной рощи: в ворохе осколков, пыли, с непроницаемым лицом и холодным блеском в глазах. Поймал женщину и заключил в крепкие объятия.