— Где Сири, Бран? — это Драс, это точно он, не может быть, — рот открывался и закрывался как у рыбы, голоса не было. Это сон, или нет, боги я начинаю бредить, сколько мы уже в море? Сорок — сорок пять дней?

— Сири, Сири, — это точно был Драс! Слезы хлынули рекой, а грудь сжималась от всхлипываний, губы хватали воздух, но проглотить его я не могла. Вот теперь я точно дома! Это не может быть сном!

[1] Доброе утро (англ)

— Драс, это точно ты, это не мираж? Мы добрались, да? — я видела, как он спускается в трюм, и сипела своим больным горлом как могла, все еще не веря, что это правда. Это мог быть сон, воображение воспаленного разума. В груди клокотало как в котле — такого количества эмоций я не испытывала никогда. Простая мысль о том, что я снова увижу Юту, Севара, Исту приносила столько счастья, что голова кружилась.

— Сири, Сири, да, вы добрались, это точно я! — он сгреб меня в охапку, и похоже, плакал. Нет, чего ему плакать, мне кажется. — Сири, пока у меня нет слов, сейчас мы осторожно выберемся отсюда, и ты отдохнешь. А потом все расскажешь.

— Хорошо, Драс, хорошо, лишь бы я сейчас не проснулась, и не оказалось, что это был сон. Прошу, не давай мне спать, — он помогал мне встать на ноги, но увидел, что моя рука привязана к человеку, лежащему на лавке. — Он должен быть постоянно рядом со мной, Драс, я должна его видеть каждую минуту!

— Не переживай, мы закроем его, я не знаю кто это, но клянусь, он никуда не денется, думай сейчас о себе.

Голова не болела уже как утром, но ноги заплетались, куда делись силы? Видимо, держались до последнего, но в момент, когда мы достигли цели, организм полностью сдался. Драс спустил меня по лестнице, усадил в лодку, и проводил строгим взглядом Брана, что молчаливо наблюдал за нами.

— Что с Браном, Драс, вы не рады встретить друг друга?

— Все нормально, просто все устали, Сири, не думай, смотри, ты видишь, это наш берег!

На берегу все сильно изменилось — были новые постройки, тут и там сновали мужчины — явно не рыбаки и не торговцы, людей с корабля отводили по домам, многие плакали и смеялись одновременно. Драс привел меня в большой рубленный из бревен дом. В одной из комнат положил на кровать, укрыл одеялом и принес отвар. Жадно пила жидкость, запах которой говорил, что я действительно дома — пахло, словно мы с Истой пришли после работы в огороде, и отдыхаем с кружками ароматного северного чая.

— Я посижу с тобой, Сири, а ты поспи немного. Обещаю, ты проснешься и все будет хорошо! — он говорил, как с ребенком и осторожно баюкал меня ладонью по плечу. Может мне не показалось, и я для него не пустое место. Мысли плавились и скатывались в крепкий сон.

Окно, в которое светило солнце было затянуто промасленной тканью, и свет был мягкий и ровный. В комнате пахло деревом — сруб, видимо, свежий. Мое вязанное одеяло, мягкое и теплое, шум на улице — гомон смеющихся людей. Это хорошо. Я повернулась на спину, и увидела, что рядом спит Драс. Он храпел как трактор — улыбнулась этой мысли, так сложно будет объяснить, что такое трактор.

Аккуратно встала — пыталась не разбудить Драса, вышла из дома, и пошла искать туалет. За домом нашла небольшой сруб — судя по пару, что вырывался из него то и дело, там была баня — как быстро переняли новинки, это радовало.

— Ты Сири? — сзади спросил незнакомый голос.

— Да, я Сири, — я обернулась к высокому — выше меня на голову, молодому человеку.

— Спасибо тебе за Сигу, я Гор — дружинник карла Драса. Сига — моя сестра, и мы не надеялись, что снова увидим ее.

— Где она, где Бран, где вообще все люди? — было достаточно тихо, только костры на берегу говорили о том, что люди готовят большое количество еды. Стихийная кухня варила и жарила, к столам сносился хлеб, ола.

— Скоро все выйдут сюда, будут обедать. Сейчас спят, греются в бане, кто-то встретился уже с родней. Большинство людей из деревень. Карлы соберут всех. Те, кому идти некуда, останутся в дружинах, — парень вполне по-хозяйски оперировал информацией. — Сейчас я отправлю к тебе Сигу, она найдет вам чистые вещи.

Я улыбнулась ему, и пошла дальше в поисках туалета. Выглядела я как оборванка: брюки были оборваны снизу, шелковая блузка вся в затяжках, рукава оторваны выше плеча — любой кусочек ткани был бесценен на борту.

Сига обняла меня как самого близкого человека, в глазах стояли слезы, она, не сказав ни слова, сказала мне очень много одним только взглядом. В руках у нее были два платья, и ткань, что можно использовать в роли полотенца. Парились мы и еще несколько женщин, для которых баня была диковинкой — они быстро вышли, а мы остались дожидаться свежую воду, что приносили мужчины и оставляли у двери. Предбанник был просто завешан тканями, и те, кто не любил жары, мылись там. Люди смеялись, и это было самое приятное.

Мы расчесались, заплели мокрые ещё волосы, оделись, и вышли к берегу. Люди собирались, усаживались за импровизированные столы, несли чурки или бревна в роли лавочек, пахло мясом и горячим хлебом.

— Сига, какие у тебя планы после того, как увидишь родителей? — мы сидели рядом, и смотрели на Драса и Гора, которые уже заметили нас, и торопились закончить дела, и подойти к нам.

— Я не знаю, Сири, но, если нужно, я могу остаться с тобой, — она по привычке говорила полушепотом.

— Даже и не думай считать себя служанкой или рабыней! — Я взяла ее такую родную уже ладошку, и положила на свою. Ты очень много вынесла в этой жизни, и теперь ты будешь делать только то, что ты хочешь. У меня есть один огромный и очень интересный план!

— Опять?

— Не пугайся, девочка, теперь мы дома, и все наши планы будут только приятными.

— Тогда я с тобой в твой план, ты знаешь, я умею держать язык за зубами.

— Да, ты просто маленький солдат, и песен знаешь очень много.

Люди расселись кто где, у каждого в руках дымилась миска или котелок с едой, у каждого был хлеб, и каждый мог подойти и налить северного вина из неказистого, но такого родного здесь корнеплода — олы.

Карлы говорили громко, рассказывали, что теперь деревни укреплены, дороги постоянно проверяют, васаров осталось мало, и они ушли по побережью на запад. Говорили, что те кто желает, могут остаться и дождаться ярмарки — по деревням они уедут с родней или соседями. А кто торопится, могут собираться с завтрашними обозами, что соберут Карлы.

Драс вышел со своей речью, из которой я узнала очень много, и порадовалась. Он рассказал, что плато начинают обустраивать, там зимой срубили большие дома, и сейчас их обустраивают. Те, кто хочет, могут поехать туда, и обосновываться там. Сейчас там будут содержать южан — до весны.

Я знала, что моя дорога домой это не дорога до Уклама — дома Севара и Бора, дома Брана. Моя дорога до дома — дорога до моего плато.

Драс подошел ко мне, присел рядом. Сига ушла с Гором — они много говорили, и он старался не упускать сестру из виду.

— Ты сама дашь ему имя, Сири.

— Кому?

— Этому месту. И ты можешь приезжать туда когда захочешь. После ярмарки я со своей дружиной отправляюсь туда — я передал земли, которые обходил карлу Орусу.

— То есть, я не могу там жить постоянно? Вообще то я хотела начать там свою жизнь, хотела, чтобы это место было моим домом, Драс, — мне было обидно, что за меня решили все, и теперь я просто человечек, что останется в истории как женщина, давшая имя реке и упавшая без чувств при виде стаи волков.

— Ты не шутишь? Ты не хочешь жить с Истой? — он смотрел на меня так, как будто я сказала что-то крамольное.

— Нет, Драс, мне давало сил все это время только это место. Я хочу начать там свою новую жизнь.

Он улыбался, и смотрел на меня с такой радостью, что я не могла поверить в это.

— Ты рад? Или я не понимаю, что значит этот вот взгляд.

— Конечно рад, Сири, я даже не мог и мечтать об этом. Все люди будут счастливы, что ты будешь там — Бран рассказал мне о вашем пути, о том, что люди даже на его судне считали тебя предводителем. Это они сейчас сидят и молчат. А днем все интересовались — поедешь ли ты на плато, и если там будешь ты, они все поедут туда.