Лена берёт меня одной рукой за шею, а другой — за левое запястье. Её пальцы медленно и мягко движутся, отыскивая нужные точки, она непрерывно и внимательно смотрит мне в глаза. Когда она завершает свои манипуляции, дирижабль зависает и начинает снижаться.

Мы спускаемся на землю. Точнее, на вершину небольшого кургана. В его склоне я вижу вход наподобие входа в погреб. Только он перекрыт стальной плитой. Никакой охраны. Мирбах прикладывает правую ладонь к светлому прямоугольнику с левой стороны плиты, и плита беззвучно опускается.

Перед нами открывается бесконечный тоннель, уходящий с небольшим уклоном вниз. Мы проходим внутрь, и плита позади нас так же бесшумно поднимается на место. Тоннель освещен тусклым призрачным светом, неизвестно от каких источников. Через сотню метров начинают попадаться боковые проходы, но Мирбах ведёт нас прямо, пока мы не приходим в круглый зал, из которого имеется только один выход: обычная филенчатая дверь.

— Тебе сюда, — указывает на дверь Мирбах. — Я своё дело сделал. Могу уходить?

— Не глупи, Пол. Ты останешься с нами до конца. Как мы отсюда выйдем? Прикажешь нам взрывать плиту на главном входе? Значит, нас ждут здесь?

— Не вас, а только тебя.

— Хорошо, я пойду один. Охраняйте его, чтобы он не натворил каких-нибудь глупостей. А ты, Толя, займись переходом. Сдаётся, нам здесь задерживаться нет резона.

Полусферический, наподобие эскимосского иглу, довольно обширный зал. И так же, как иглу сложена из снежных блоков, купол выполнен не из бетона, а из камней. Даже не слишком тщательно отёсанных. Возможно, что и не очень хорошо пригнанных. Но это разглядеть не удаётся, мешает слабое освещение. Оно исходит неизвестно откуда, и его явно недостаточно, чтобы рассмотреть весь этот куполообразный зал в подробностях. Хорошо видно только овальное возвышение посередине. На нём стоит черное кресло с высокой прямой спинкой и высокими подлокотниками. Что-то вроде трона. Но сейчас этот трон пустует.

— Я здесь, Андрей Николаевич, — раздаётся голос откуда-то сзади и слева.

Ближе к стене, слева от входа, в кресле сидит фигура в тёмном балахоне. Даже не в балахоне, а в каком-то широченном плаще с глубочайшим капюшоном. Лица совершенно не видно. Ног — тоже. Плащ стелется по земле. Слова были сказаны по-русски, но с каким-то странным акцентом. Чуть правее этой фигуры небольшой овальный столик, на котором что-то стоит. Что именно, не разобрать. И ближе к центру зала стоит еще одно кресло.

— Присаживайтесь. Как у вас говорят, в ногах правды нет. Я снимаю с плеча автомат, усаживаюсь в кресло, автомат кладу на колени.

— Зря вы тащили сюда оружие. Лично против вас и ваших друзей я ничего не имею.

— Как у нас говорят, береженого бог бережет. К тому же последнее время нам настолько часто приходилось прибегать к помощи оружия, что, прошу прощения, я без него чувствую себя, словно я голый на приёме у британской королевы.

— Что ж, о вкусах не спорят. Я, к примеру, никогда не ношу оружия. Мне оно ни к чему. Но будем считать взаимный обмен любезностями исчерпанным. Ведь вы пришли по делу.

— Разумеется. Но прежде мне хотелось бы знать, как к вам обращаться.

— Зовите меня просто — отец Таканда.

Ничего себе, папочка нашелся! Как там? Замполит нам мать родная, командир — отец родной? Гм! Лучше уж я сиротой буду. Но Время с тобой! Хочешь быть отцом, будь им. У меня язык в узел не завяжется.

— Что же вы молчите, Андрей Николаевич? Ведь вы так стремились к этой встрече, что перебили несчитанное количество солдат Карательного Корпуса.

— Не торопите меня, отец Таканда. Я обдумываю, с чего начать.

— С самого главного. С того, что вас больше всего интересует.

— И вы ответите?

— А почему бы и нет? Разумеется, есть известные пределы, переступать которые нам с вами не следует. Но, я думаю, что мы с вами эти пределы почувствуем интуитивно. Вступление можете опустить. Я прекрасно осведомлён о том, кто вы такие и с какой целью вторглись в пределы подвластных нам миров. Кстати, выкажу своё недовольство тем, что из двух этих миров вы увели с собой трёх обитателей.

— Четырёх, — поправляю я.

— Нет. Четвёртый попал туда случайно. Впрочем, это уже несущественно. Двое из беглецов уже погибли. Третий в свой мир никогда не вернётся, а это как-никак главное. Но мы отвлеклись. Задавайте вопросы, Андрей Николаевич.

— Хорошо. Как вы предложили, перейдём к главному. Отец Таканда, какую цель вы преследуете в контролируемых вами мирах?

— Скажем иначе: не контролируемых, а покорённых. Ответ будет простой: установление своей власти. Вы почему-то скептически улыбаетесь. Вы мне не верите? Может быть, вы считаете, что мы, подобно вам и вашим соперникам, пытаемся откорректировать развитие покорённых нами миров? Смею вас заверить, это не так. Мы устанавливаем в покорённых мирах свой порядок. Такой, какой устраивает в первую очередь нас. Впрочем, я заметил, что этот порядок вполне устраивает и народы, населяющие эти миры.

— Не все. Мы видели, как вы расправились с одним из этих миров, где с вами не согласились.

— А! Я понял, о ком вы говорите. Они сами виноваты. Непомерная гордыня еще никому не шла на пользу. Так что же вызывает у вас, Андрей Николаевич, сомнение в моих словах?

— Ну хотя бы то, что процесс установления вашей власти всегда сопровождается непонятными для нас действиями. И порядок, устанавливаемый вами, принимает такие формы, логику которых мы не в состоянии постичь.

— Конкретнее, пожалуйста.

Таканда протягивает руку и пододвигает ко мне ящичек с сигарами и пепельницу. При этом его кисть высовывается из широкого рукава. Она обтянута таким же блестящим пурпурным материалом.

— Курите, — предлагает он.

— Благодарю вас, — отвечаю я и беру сигару. — Что ж, можно и конкретнее. Почему во всех покоренных вами мирах сворачивается всякий прогресс?

— Не всякий, заметьте.

— Да, не всякий, — соглашаюсь я. — Главным образом научно-технический.

— И опять — не всякий.

— Снова согласен. Сворачиваются фундаментальные направления, обусловливающие развитие человечества. Развивается только потребительская сфера. Ярчайший пример: в том мире, где мы находимся, развитая система телекоммуникации и видеоиндустрии соседствует с аэропланами и дирижаблями. В том мире, где жили Сергей с Дмитрием, практически свёрнуты космические исследования и резко сокращено финансирование исследований в области физики, химии, генетики и в других основополагающих отраслях науки. То есть вы замораживаете развитие общества на том уровне, на котором вы его застали.

— Почему же? Как вы заметили, в этом мире мы способствовали интенсивному развитию связи и телевидения.

— Одновременно заморозив все другие направления. Почему? С какой целью вы способствуете развитию сферы потребления и одновременно замораживаете направления, способствующие продвижению человечества вперёд? Причем прибегаете здесь к таким средствам, что многие сто раз подумают, прежде чем нарушить ваши запреты.

Я вспоминаю страшную смерть мастера Колота, которому содрали с рук кожу и выгнали в лес.

— Ну прежде всего скажу, что подавляющему большинству населения научно-технический прогресс, особенно в фундаментальных областях, не нужен. Он ассоциируется у этого большинства прежде всего с совершенствованием орудий уничтожения. Авиация, танки, подводные лодки, отравляющие вещества, бактериологическое, ядерное и термоядерное оружие, ракеты и прочее. Как не нужен и неинтересен этому большинству и космос. Другое дело, если всемерно совершенствуется сфера потребления и развлечения. Вот это основная масса населения понимает. Это она приветствует, в этом она заинтересована. Во всяком случае, массовых проявлений недовольства со стороны населения в покорённых нами мирах не наблюдалось.