— Допустим. Точнее, опустим пока. К социальному аспекту вашего порядка я еще намерен вернуться. Мне всё-таки интересно: с какой целью вы сворачиваете, сводите к нулю научно-технический прогресс? Чего вы этим добиваетесь?
— А разве я объяснил недостаточно понятно?
— Нет. Я не могу поверить, что вы действуете так из гуманных побуждений. Что ваша цель — удовлетворить эгоистические потребности рядового обывателя. Предотвратить истребительные войны. Сэкономить огромные средства, поглощаемые космическими программами, и направить их на более полное удовлетворение потребностей того же обывателя. Такое объяснение никак не вписывается в ту картину, которую я наблюдал в покорённых вами мирах.
— И что же, по вашему мнению, не вписывается?
— Прежде всего не вписывается тот альтруизм, который так и прёт из ваших объяснений. Ну не вяжется он с тем, что мы видели, и всё тут. Примеров таких неувязок могу привести более чем достаточно. Но, чтоб далеко не ходить, возьмём этот мир. Согласен, прекращены межнациональные войны. Но вместо них развращенное население верхних городов выплескивает свою агрессивность в охоте на рэфов. Наслаждается гладиаторскими боями, псевдоспортивными единоборствами со смертельным исходом. Производительные силы вы запрятали в даунтауны, низвели рабочий класс до скотского состояния. И я сильно сомневаюсь, что кормить даунов белковой пастой, получаемой из трупов, догадалась местная элита. Что вы на это скажете?
— Вы интересно ставите вопрос. Та система порядка, которая сложилась здесь, опробована и отработана нами во многих мирах. И она нигде не давала сбоев. Старый, давно испытанный принцип: разделяй и властвуй. Как иначе держать народ в узде? Одних, меньшую часть — пряником. Но пряников на всех никогда не хватает. Значит, большую часть — кнутом. Лучше всего создать такие условия, при которых большая часть даже не будет подозревать, что можно жить лучше, чем они. Изолировать их от элитного общества. Разумеется, в любом обществе всегда найдутся недовольные, которые не впишутся в эту систему. С такими всегда много хлопот. Поэтому лучше всего объявить их вне закона и организовать их планомерное уничтожение. Здесь так поступают с рэфами. Что же касается даунов, то они по-своему довольны своим положением. Им просто не с чем сравнивать.
— Вы знаете, один мыслитель сказал так: «Можно какое-то время обманывать весь народ. Можно неограниченно долго обманывать часть народа. Но невозможно неограниченно долго обманывать весь народ». Рано или поздно они поймут, как их обделили, их недовольство назреет и прорвётся. Вот как сейчас.
— Сами они никогда не прорвутся. Чтобы произошло так, как сейчас, их следует вооружить и организовать. Что и было сделано.
— Вы даёте мне понять, что были полностью в курсе дела?
— А как же? Неужели вы полагаете, что Мирбах решился бы на такое, не согласовав с нами детали? Да он бы и дня после этого не прожил! Поднять на восстание даунов — это не шутка. Правда, от его плана, который он с нами согласовал, сразу ничего не осталось. И я подозреваю, что это произошло не без вашего участия. Мирбах был выбит из колеи и запаниковал. Он к такому повороту событий готов не был. Его предел — дворцовые перевороты и интриги. На крупные дела он не способен.
Я озадачен. До меня доходит, что я действовал в полном соответствии с каким-то тайным замыслом альтов. А Таканда, прочитав мои мысли, издаёт какие-то звуки, похожие одновременно и на кваканье, и на уханье совы. Смеётся, надо полагать.
— Кстати, теледебаты Келли и Мирбаха — ваших рук дело? Я киваю. Таканда вновь разражается серией кваканий, кряканий и уханий. Успокоившись, он спрашивает:
— А ввод в город толпы даунов сверх оговоренного количества? Это тоже вы?
Я пожимаю плечами. Праздный вопрос. Кто же еще? На этот раз Таканда не ухает и не квакает.
— Здесь вы хватили через край. Но и это, в конце концов, вписалось в наши планы. Пусть и с опережением. Мы хотели дать Мирбаху поправить года два-три, а потом свергнуть его и установить военную диктатуру.
— С помощью Корпуса, разумеется?
— Разумеется.
— Тогда скорее не военную, а фашистскую.
— А вы видите в чем-то разницу? Я — нет.
— В принципе никакой разницы нет. Но дело не в этом.
Объясните мне, зачем каратели так свирепствовали? Зачем они наравне с мятежными даунами расстреливали всех подряд? И полицию, и гвардейцев, и мирных жителей. Всех, кто только попадался им на пути и не был облачен в их форму.
Таканда вновь разражается серией утробных звуков. Насмеявшись вдоволь, он снисходительно объясняет мне:
— А я-то думал, вы более развиты в этом плане. Когда к власти приходит диктатура, она сразу должна дать понять всем без исключения, что шутить не намерена и снисхождения от неё ждать не приходится никому. Чтобы не было ни у кого иллюзий на эту тему. Следует сразу посеять ужас и уверенность в том, что такое всегда может повториться. Вот тогда диктатура будет стоять незыблемо.
— Я понял ваши замыслы в социальном, так сказать, плане. Они не новые. Старее их, извините, только помёт динозавров будет. Да и то вряд ли.
— Мне кажется, вы дерзите. Ну Хаос вам судья. Не будем спорить на эту тему. Продолжайте, пожалуйста.
— Отец Таканда, не знаю, чей вы там отец, но, клянусь Временем, я бы не хотел быть вашим сыном.
— Почему?
— Да потому, что в ответ на тривиальный вопрос: «Папа, а откуда я взялся?» вы прочитаете мне целую лекцию, возможно, с эротическим и, допускаю, даже с порнографическим уклоном. Но я всё равно не пойму: откуда же я взялся?
— Странная аллегория. Поясните, пожалуйста.
— Охотно. Впрочем, я полагал, что вы гораздо догадливее. Мы с вами, мягко выражаясь, беседуем уже около часа, но вы весьма искусно уклоняетесь от ответа на главный поставленный мной вопрос. Зачем? Вы мне тут наговорили сорок бочек арестантов на тему, как хорошо живётся тараканам, когда их травят каким-то одним препаратом из поколения в поколение. Ну, к примеру, ДДТ.
— Не понял. Еще более странная аллегория.
— Знаете, отец Таканда, я был о вас много лучшего мнения. Что это вы притихли и так странно смотрите на меня? Кстати, вы не находите, что мы с вами ведём разговор не на равных? Я вот он, весь перед вами. Даже автомат под полой не прячу. На коленях лежит. Не скрою, стволом вам в живот направлен. Но это не весьма существенно. Я до сих пор не вижу ни вашего лица, ни ваших глаз. Почему?
— Вы считаете, что созерцание моего лица и моих глаз доставит вам удовольствие?
— Не знаю. Но можете мне поверить, я в любом случае не хлопнусь в обморок. Ну-ка, отец Таканда, колоду на стол! Сбросьте ваш капюшон и явитесь мне в своём истинном облике.
— Вы настаиваете?
— Я же сказал. Просто я не привык к беседам с черными дырами, одну из которых вы сейчас весьма искусно изображаете. Если вы снизошли до разговора со мной, значит, беседу надо вести на равных. Ну же! Сбросьте вашу маску. То есть капюшон.
Тёмная фигура, откинувшаяся в кресле, выпрямляется, и рука, обтянутая чем-то блестящим, пурпурным, медленно отводит назад глубокий капюшон. Было бы что прятать! На свет является обычное старческое лицо цвета кофе с ничтожным количеством молока, густо испещренное морщинами. Есть в нём что-то азиатское, от японца или малайца. Старик как старик. Вот только глаза… Они зелёные. Даже не зелёные, а изумрудные. А белки цвета золота высшей пробы. Они словно светятся изнутри. Причем свет пульсирует, переливается в каком-то причудливом, рваном ритме.
Мне невольно вспоминается легенда, рассказанная нам Виром. Там фигурировали «зеленоглазые братья». А может быть, «золотоглазые»? Вполне возможно.
— Ну? Вы довольны? — В голосе Таканды слышится ласковое шипение гюрзы.
— Вполне. Благодарю вас. Но вернёмся к нашим тараканам. Если этих насекомых потчевать одним и тем же ядом, то они к нему привыкают настолько, что без него у них уже ломка начинается. Как у наркоманов. Так вот, вы пытаетесь меня убедить, что людям под вашей властью не только прекрасно живётся, но, если попытаться изменить установленный вами порядок, эти же люди начнут уничтожать друг друга, вырождаться и в итоге вымрут. Если я преувеличиваю, поправьте меня. Вы молчите? Значит, я правильно изложил вашу концепцию. Я имею в виду ту, которую вы стараетесь мне внушить. Но, отец Таканда, вы сейчас разговариваете не с дауном и даже не с господином Мирбахом. Вы разговариваете с Андреем Коршуновым. Должен вам сказать, мне очень трудно запудрить мозги и отвлечь в сторону красивыми фразами на общую тему. Как бы вы ни рассыпались передо мной перлами красноречия, вам всё равно не удастся убедить меня в том, что благоденствие подвластного вам человечества — ваша единственная цель. Я таких благодетелей достаточно повидал в различных мирах и различных временах. Все они за цветистыми фразами о всеобщем счастье и благополучии скрывали одну и ту же цель. Как сказал когда-то по этому поводу мой шеф: осчастливить свой клан, а в первую очередь себя самоё. И не надо убеждать меня в противном. Отец Таканда, из всех ваших деяний слишком отчетливо, настырно, я бы сказал, растут ослиные уши. Не может всеобщее счастье строиться на замораживании прогресса, на унижении и на крови. Поэтому я повторяю свой главный вопрос: с какой целью вы в подвластных вам мирах замораживаете прогресс? Повторяю потому, что ваш ответ меня не только не удовлетворил, но и убедил в обратном. Итак?