—Про другую сторону я не спрашиваю. Там наверняка что-то в таком же роде.

Лем молча кивает, и мы с ним снова идём по кромке поля, высматривая расположение ловушек. Вернувшись к ожидающим нас товарищам, мы обмениваемся мнениями. Вернее, я высказываю предложение, а Лем со мной соглашается.

—Картина везде одинаковая. Ловушки заполняют поле довольно плотно, и искать менее опасный проход нет никакого смысла. Тем более что за ночь картина обязательно изменится. Будем проходить здесь. Сделаем так: завтра мы с Лемом пойдём и разведаем проход, а по нему за нами пройдут все остальные. Сейчас надо заготовить побольше вешек.

Возражений моё предложение не вызывает, и, нарубив в ближайшем ивняке достаточное количество веток, мы ужинаем и устраиваемся на ночлег. Утром мы поднимаемся за час до «включения» солнца, с тем чтобы максимально использовать световой день.

Как только «загорается» солнце, мы с Лемом, нагруженные вязанками вешек, выходим в поле. Мне многое в жизни приходилось делать, но я редко чувствовал себя настолько усталым, как в тот момент, когда мы с Лемом, наконец, вышли на противоположный край поля. Трёхкилометровый участок мы с ним преодолевали более пяти часов! Впрочем, в целом вышло далеко не три километра, а что-то около девяти.

Когда по провешенному нами проходу в колонну по одному двинулись наши друзья, я только подивился, как мы с Лемом умудрились проложить такой замысловато извилистый маршрут. Идущий впереди Анатолий сворачивает то вправо, то влево, то вообще возвращается назад метров на тридцать-пятьдесят. Они тоже идут больше часа. Но они-то идут по разведанному, безопасному маршруту, там, где уже прошли мы с Лемом.

А мы с ним двигались, тщательно изучая каждый метр пути. Надолго останавливались и осматривали сомнительные места. Приседали, ложились, сравнивая высоту травы. Спорили, но всегда принимали единственно верное решение. В таких случаях лучше перестраховаться и сделать лишний крюк, чем бессмысленно рисковать и идти наобум. Я давно уже убедился, что те, кто ходит здесь наобум, оставляют после себя в лучшем случае сапоги. В назидание другим.

Лем сразу ведёт нас дальше, и к концу дня мы оставляем далеко позади грандиозное поле битвы. Поле, заваленное брошенной техникой, которая многие столетия спустя всё еще готова творить своё убийственное дело.

Утром Лем показывает мне на горизонте две тёмные полосы, разделённые просветом:

—Это — два Заколдованных Места, между которыми мы должны пройти.

По мере приближения становится ясно, что левое Заколдованное Место представляет собой болото, а правое — что-то вроде саванны. Болото начинается ближе, и мы направляемся сначала к нему. Лем держится сзади, значит, прямой опасности нет. Отбросив опасения, подходим ближе. Болото густо заросло бурой травой с каким-то пурпурным оттенком. Из травы часто торчат тонкие стволы, напоминающие бамбук. Только они почти черного цвета, а густая метёлка листьев наверху — желтая.

Метров за тридцать до болота мы начинаем ощущать слабый запах аммиака, метана и еще чего-то. Я вопросительно смотрю на Лену, которая еще с вечера настроила приборы разведки на дистанционное действие. Она докладывает:

—Аммиак и множество углеводородов. Концентрация очень высокая. Много углекислого газа, почти пятнадцать процентов. Кислорода крайне мало, всего восемь. Хм! Азота тоже кот наплакал, только пятнадцать процентов. Всё остальное — углеводороды и аммиачная смесь, водяные пары. Довольно много свободных галогенов: хлор, фтор, почти четыре процента.

—А здесь? Ведь в такой атмосфере жить невозможно! — изумляется Анатолий.

—Здесь всё нормально, кроме некоторого, как вы уже заметили, амбре. Кстати, и температура за пятьдесят по Цельсию.

—А здесь всё в норме, кроме некоторого амбре, — задумчиво говорю я. — Странно. Странно и интересно.

Стоп! Вода колышется. А что или кто её колышет? Мы прислушиваемся. До нас доносятся хлюпанье и треск. Звуки приближаются, «бамбук» качается, и из его зарослей к нам выходит абориген. Увидев нас, он останавливается, и мы имеем возможность разглядеть его подробно.

Это нечто среднее между динозавром и обезьяной. Высотой существо не менее трёх метров. Оно стоит вертикально на мощных задних лапах. Колени задних, опорных конечностей обращены назад. Туловище гладкое, лишенное шерсти или чешуи, всё в желто-коричневых пятнах. Вроде камуфляжа. Широкий хвост, около полутора метров длиной. А может быть, и больше, плохо видно. Голова крупная, по форме напоминает голову крупной обезьяны. Но челюсти сильно вытянуты вперёд этакими лопатами и делают существо похожим на утконоса.

Короткими передними конечностями существо прижимает к груди большую охапку листьев, оборванных с вершин «бамбуковых» стволов. Несколько минут существо разглядывает нас, как бы изучая. Потом совершенно по-человечески моргает, качает головой и машет передней лапой. Этот жест можно воспринять как: «Уходите отсюда! Вам здесь нечего делать!»

Существо разворачивается и уходит назад в заросли «бамбука». Идёт оно вразвалку, колыша своим хвостом справа налево. Проследив, как абориген скрывается среди тонких черных стволов, мы направляемся к другому Заколдованному Месту.

Здесь перед нами открывается совершенно иная картина. Заросшая густой, сочной травой степь, редко разбросанные группы деревьев и кустарника. Никакой экзотикой не пахнет. Приборы показывают вполне пригодную для жизни атмосферу. Имеется только одно отличие: азота поменьше, инертных газов побольше. Радиационный фон нормальный.

Не видно никакого движения. Нет ни зверей, ни птиц, ни других живых существ. Минут двадцать мы разглядываем эту «саванну» и уже собираемся уходить, когда Сергей вытягивает руку:

— Смотрите! Там кто-то движется!

Действительно, на расстоянии около двух километров движутся какие-то точки. Опускаю щиток шлема и даю максимальное увеличение бинокля. Среди высокой травы передвигается небольшая стая существ красного цвета, напоминающих кенгуру. И передвигаются они такими же прыжками. Только головы у этих существ, насколько я могу разглядеть, напоминают кошачьи.

Следом за «кенгуру» на небольшом расстоянии движутся четыре «кентавра». На солнце блестят угольно-черные конские тела, а передняя часть туловища переходит в человеческий торс, как у настоящего кентавра. Правда, тело венчается не человеческой головой, а львиной. Даже с соответствующей гривой. И передние лапы медвежьи. Не похоже, чтобы «кентавры» преследовали «кенгуру». Они их или пасут, или сопровождают.

Вся эта компания движется по «саванне» неторопливо, не обращая на нас ни малейшего внимания. Я передаю шлем с биноклем Лене, чтобы она тоже полюбовалась на местных аборигенов. Лена, разглядев их как следует, передаёт шлем Наташе, та — Анатолию, от него шлем переходит к Петру и Сергею.

Когда «кенгуру» и «кентавры» скрываются из виду за небольшой рощей, мы присоединяемся к Лему и идём дальше. До конца дня ничего особенного не встречается. Мы идём полями, обходим овраги, проходим через лесные полосы. Лем явно старается пройти за сегодняшний день как можно больше и компенсировать то время, которое мы затратили на изучение Заколдованных Миров.

Первый раз после переправы через реку мы устраиваемся на ночлег, не имея позади дня, заполненного смертельными опасностями. Кроме того, Лем позволил нам развести костёр. Поэтому и настроение у всех иное. Всех тянет поразмышлять, обмозговать, проанализировать увиденное и пережитое. Хочется получить ответы на вопросы, волнующие всех. Почему здесь так? Почему здесь всё направлено против человека?

Кто запрограммировал все эти Проклятые Места? Как сказал Лем, иногда их можно пройти без особых проблем, а порой и вовсе пройти невозможно. Почему все эти смертельные ловушки действуют так хитро и избирательно? С какой целью всё это создано?

Давно уже съеден ужин и выпит чай. Погасло солнце, но никто не ложится спать. Все, от Сергея до Анатолия, высказывают догадки, предположения, излагают свои версии. Версии озвучиваются всякие: от логически обоснованных до откровенно сумасшедших и даже мистических. В разговоре не принимают участия только Лена и Лем. Лена задумчиво смотрит на угли костра. У неё по поводу обсуждаемой проблемы вызревают какие-то свои, особенные мысли. А сам Лем сидит в стороне в позе роденовского «Мыслителя» и смотрит куда-то в темноту.