На другой день нам ставят уже иную задачу: прикрытие плацдарма. Вылетаем в седьмом часу, на смену эскадрилье “медведей”. Сверху хорошо видно, как сократилось пространство, на котором ведет активные действия 39-я дивизия. Это узкая полоска вдоль берегов Птичи шириной километров десять и длиной километров тридцать пять.

Минут через пятнадцать патрулирования замечаем большую группу истребителей, идущих на нас с юго-запада. Когда они подходят поближе, различаем “Me-110” и “Хейнкели-113”. С этими нам встречаться еще не доводилось. Видимо, “мессеры” пришли на штурмовку, а “Хейнкели” их сопровождают. Их раза в три больше, чем нас, поэтому они не желают считаться с нашим присутствием. Двадцать четыре “мессера” снижаются, а двенадцать “Хейнкелей” нас атакуют. Волков быстро принимает решение;

— Андрей! С тремя парами иди на “мессеры”. Я прикрываю.

— Понял.

Мы с Сергеем пикируем на уже принявшие боевой порядок “Мессершмиты”, за нами идут еще две пары. Но “Хейнкели” тоже разделяются. Одна шестерка принимает бой с Волковым, а вторая гонится за нами. Ну и наглецы! Небитые еще, что ли?

Самое паршивое то, что скорость у “Хейнкелей” больше, чем у “Яков”, и они нагоняют нас. Но и мы быстро сближаемся с “мессерами”. Вот ведущий уже у меня в прицеле. Нажимаю на гашетку. Трасса уходит в кабину, и “мессер”, клюнув, валится вниз. Еще одного бьет Сергей.

А сзади… Сзади ребята уже ведут бой с насевшими на них “Хейнкелями”. А “мессеры” и не думают удирать. Гибель двух экипажей их не напугала. Сейчас они начнут долбить наши позиции на плацдарме. Что предпринять?

— Иван! Управитесь?

— Делай их, Андрей! Мы этих удержим.

Легко сказать “делай”. А как? Их все-таки двадцать два! И атаковать их мы сейчас можем только в лоб. Две наших пушки против их сорока четырех! Но делать нечего.

— Пошли, Серега!

“Мессеры” открывают по нам огонь с дальней дистанции. Нервы у них — ни к черту. Хотя при таком плотном огне…

Но я уже на боевом курсе и сворачивать не собираюсь. Стремительно надвигаются двухмоторные силуэты фашистов. Жму на гашетку не целясь. Их так много, что в кого-нибудь да попаду. Сейчас моя задача не сбить, а заставить их отвернуть, поломать боевой порядок. Один из “мессеров” вспыхивает, его достал Сергей. Остальные не выдерживают лобовой атаки пары “Яков” и отваливают с набором высоты. Это нам и надо! Быстро иду вверх и оглядываюсь. “Мессеры”, поломав строй и уйдя в сторону от целей, снова собираются в стаю и готовятся ко второму заходу. Теперь они как на ладони. Я снова иду в атаку.

На этот раз они не ждут, когда я открою огонь, а шарахаются в разные стороны. Так! Еще один заход сорвали. Разворачиваемся и снова атакуем, не давая им опомниться. Черт! Как их все-таки много для нас двоих! Хорошо еще, что ребята связали боем “Хейнкели” и нам никто не мешает. Впрочем… Мы с Сергеем из охотников превращаемся в дичь. “Мессеры” разделились на четыре группы и теперь уже сами атакуют нас. Достали мы их! Валяйте! Расходуйте на пару “Яков” боеприпасы и горючее.

Однако жарко! Нас атакуют с разных сторон. Куда ни кинемся, натыкаемся на пушечные трассы. “Мессершмит-110”, хоть и тяжелый, но все-таки истребитель. И они довольно квалифицированно дают нам это понять. Мы с Сергеем крутимся, как ужи под вилами. Единственное, что нас спасает, это прекрасные качества “Яка” на вертикальном маневре. Здесь “мессеры” от нас отстают. Но они быстро раскусывают нас и перестраиваются, заняв разные эшелоны по высоте.

Дело дрянь.

Неожиданно приходит помощь. Сверху пикируют три пары “Яков”. Это Волков! Он уже расправился с “Хейнкелями” и идет к нам. Загораются два “Мессершмита”, а остальные быстро чешут на юго-запад. Все. Теперь можно вытереть пот со лба. К нам пристраиваются еще четыре “Яка”, потерь нет. Дело сделано, можно идти домой.

Еще на рулежке открываю фонарь и осматриваю все, до чего могу достать взглядом. Дырки имеем. Дешево отделался. На стоянке глушу мотор, расстегиваю ремни. Крошкин забирается на плоскость, он почему-то сияет.

— Я вижу, досталось вам, командор. А у нас гости!

— Пошел ты со своими гостями, дай отдышаться! — Потом врубаюсь. — Что за гости?

— А вон сидит, вас дожидается.

Под деревом на снарядном ящике сидит Ольга! Забыв о боли в спине и ногах, я одним махом выскакиваю из кабины и, оказавшись на земле, подбегаю к ней. Она только начинает привставать, а я уже подхватываю ее за талию, и Ольга повисает на мне, обхватив за шею.

— Как ты здесь оказалась? — спрашиваю, вдоволь исцеловав ее лицо, уши и шею.

— Пришла, — просто отвечает она.

Я опускаю ее на землю и тут же ощущаю слабость в ногах. Все-таки те перегрузки, на которых мы с Сергеем мотались, уходя из-под огня “мессеров”, дают о себе знать. Опускаюсь на снарядный ящик, увлекая Ольгу за собой. Черт! Парашют мешает. Обычно я снимаю его, выйдя из кабины на плоскость, а сейчас, увидев Ольгу, забыл обо всем. Рывком расстегиваю замки подвесной системы и бросаю парашют на крыло.

— Как же ты пришла? Ведь у вас операции до утра.

— Вчера раненых было очень мало, мы к девяти часам управились.

Я вспоминаю, что вчера с “пятачка” пришли только три самолета с ранеными.

— А когда у тебя следующий полет?

Я не успеваю ответить. Слышен голос Сергея, который идет от своей машины. Его буквально качает.

— Ну, Андрюха, считай, что мы сегодня заново родились. Я уже, грешным делом, думал: все, Сережа, отлетался. Одна мысля только и была — от тебя не оторваться. Поодиночке они бы нас быстро сделали. Хорошо, что Волков подоспел, а то…

Он замолкает, трясет головой, словно отгоняя наваждение, протирает глаза.

— Олька! Здесь! Вот здорово!

— Ой, ребятки, как я рада, что вижу вас обоих целыми и невредимыми! Я тут извелась вся. Когда вы появились и начали садиться, у меня сердце замерло: а вдруг именно вы и не вернулись. Хорошо Иван успокоил, говорит: “Ну, слава богу, все!”

— О, у нас гости! — говорит Волков, подходя к нам вместе со всей эскадрильей. — Разрешите представиться, Ольга Ивановна, капитан Волков Владимир Геннадьевич. Честь имею!

Волков щелкает каблуками, как заправский гвардейский офицер.

— Позвольте узнать, надолго ли к нам? Смею надеяться, что до вечера прогостите. Очень хочу послушать, когда у Андрея голос наконец прорежется. Можете себе представить, с начала войны мы его не слышали. Раненым на днях давал концерт, а нам — ни одного куплета.

— Это когда ты у раненых был? — спрашивает Ольга.

— Позавчера, к Алексею Климову ходили. Ты оперировала, мы не стали тебя отвлекать.

— А, к Климову. Его сегодня уже эвакуировали.

Мы с Сергеем переглядываемся. Похоже, что догадка о грядущем отступлении — верная.

— Так все-таки надолго тебя отпустили?

— Да хоть на весь день. Если раненых привезут, за мной пришлют.

— А как ты не побоялась идти одна? Мало ли чего.

Ольга хлопает себя по кобуре.

— А это на что?

— Да ты стрелять-то из него умеешь ли? — спрашивает Сергей.

— Папка учил.

— Ну, тогда я молчу. Хотя это не твое оружие. Твое оружие — скальпель.

— Ладно, — прерывает нас Волков, — давайте быстренько проведем разбор полетов, и я пойду докладывать. Начнем с командиров звеньев. Кто что видел? Валяй, Андрей, первым.

Выясняется, что мы сбили три “Хейнкеля” и пять “Мессершмитов”, из них Сергей — двух.

— Ну, Николаев, тебе вечером — двойная норма! Теперь наши промахи. Зря я вас разделил, да и сами вы еще раз разделились. От этих “Хейнкелей” на скорости не уйти. А вот вертикальный маневр у них слабее. Следующий раз уведем их вниз и оторвемся на вертикаль. А если драться на одной высоте, виражи покруче. Они из-за своей скорости радиус поворота в два раза больше имеют. Теперь… Лезут в лоб на пушечные двухмоторные “мессеры” только самоубийцы. Ты понял, Злобин?

— Другого выхода не было…

— Ты его не искал! Скажешь, времени на раздумья не оставалось? Да ты сам его себе не оставил! И не спорь! Кто-кто, а ты должен воевать грамотнее. Хороша была бы картина: Ольга Ивановна стоит на пустой стоянке, а Владимир Геннадьевич ей объясняет: извиняйте, не уберегли-с… Ладно, сделайте выводы, а я — в штаб.