Меня накрыло потоком эмоций. Чистым, ясным, без искажений и фона. Яростью и болью, одиночеством, надеждой, ненавистью, жаждой власти и величия. И на краткий миг померещилось, что я способен читать… нет, не мысли… но образы. Так как в сознании замельтешили полустертые картинки, голоса, ощущения. Как эхо. Как отражение в воде.

Жаждала мести. Жаждала жизни. Но первого намного больше, чем второго. Хотела вернуться любой ценой и стать тем, кем являлась когда-то. Вернуть к жизни свой народ, что обратился в тени за столетия пребывания тут.

– Нет! – прорвался сквозь гул в ушах яростный крик. – Ты служишь мне! Мне-э! Уйди от него! Брысь! Не смей!..

Наваждение отхлынуло. Я моргнул и уставился на кошку. А та оскалилась в ухмылке, потерлась о ногу ушастой, словно дымной головой и испарилась, оставив после себя удивительную ясность и свежесть сознания.

Что произошло?

Но ответа я не получил. И вместе с тем понял слишком многое. Опять посмотрел на До и твердо произнес:

– Я не стану тебе помогать.

Она зашипела как змея, рванулась из кресла, пытаясь разорвать путы волос. Но закричала от боли и обессиленно рухнула обратно.

– Ты-ы… Я сожру твои косточки, Мак-Моран! Я уничтожу тебя!..

– Ну попробуй, – легко согласился я. – Вроде проговорилась, что зависишь от меня. Если умру, кто тебе вообще поможет?..

– Я найду другого из твоего рода, – рявкнула До. – Посговорчивее.

– Ищи, – махнул я рукой. – Младшая ветвь того и ждет. И скажу честно, если отстанешь от меня, скажу спасибо. Отдам и титул, и грот, еще и доплачу.

– Я сведу тебя с ума и заставлю выполнять свои приказы!

– Боюсь, поздно. Начал привыкать.

– Я выпью твою душу!

– Господи, – пробормотал я, с тоской глядя в небо. – Да сколько можно? Зачем ты создал женщин? Ведь так хорошо начиналось: рай, зверушки, птички. А потом Люцифер, бабы… Чем мы так провинились?..

– Твой бог тебе не поможет, Мак-Моран! – фыркнула До.

– А я не стану помогать тебе, – непоколебимо ответил я, встретив бешеный взгляд спокойствием. – Не собираюсь становиться тем идиотом, что сделает нашему миру хуже, чем сейчас.

– Я могу дать тебе силу, – сказала она, вновь немного успокоившись и глядя исподлобья. – Ты возвысишься. Познаешь древние искусства.

– От угроз к подкупу, – ухмыльнулся я. – Предсказуемо.

– Без обучения ты погибнешь, – заявила До. – Тень сожрет тебя.

– Значит, найду других учителей, – пожал я плечами. – Или книги. Но, так или иначе, разберусь.

Наверное, лишь сонное отупение, так и не отпустившее до конца, блокировало страх. А бояться следовало, так как волосы женщины обратились облаками Тьмы. Мрак плескался и в ее взгляде. Холод стал практически невыносимым, а мгла в углах двора обрела форму и обратилась сотнями теней-кошек, алчно наблюдающих за мной. И в их глазах в отличие от той, первой, ни насмешки, ни любопытства. Лишь отражение ярости и бешенства, испытываемое пленницей данного мира. Жаждали накинуться, разорвать на части. Но нечто мешало, заставляло держаться на расстоянии.

Болела левая рука. По пальцам пробегали колючие темные искры, порой обращаясь язычками призрачного пламени. И что странно, огонь реагировал на мысли, стремился принять какую-то форму, но, не успев обосноваться в одной, вновь обращался в нечто хаотическое, движущееся.

Несмотря на страх, абсурдность ситуации я осознавал. Пафосные фразы, как в старинных романах, угрозы, общую иллюзорность обстановки. Это больше смахивало на диалог из каких-то древних сказаний. И оттого хотелось расхохотаться. Наверное, так бы и сделал, если бы не холод и боль. Если б не смутное воспоминание о том, что я потерпел поражение, попал в руки Лиама и где-то там воистину нахожусь на пороге смерти.

Когти первой кошки-тени обострили не только восприятие, но также память и разум. И я начал все быстрее вспоминать, кем являюсь, куда шел, что делал, к чему стремился. Пробуждение, в свою очередь, странным образом изгоняло холод. А вместе с теплом таяли и стены мира, в небе появлялись прорехи, колонны и камни рассыпались в труху. Сквозь фантомные ощущения пришли иные: страшно заныли запястья, стрельнуло болью в голову и ребра, перестало хватать воздуха, горло перехватило удушьем.

И лишь До на своем троне продолжала казаться реальной. Но тоже менялась: сначала волосы обратились змеями, затем тело обросло чешуей и шипами, появились паучьи лапы. Лицо превратилось в оскаленную морду, а во рту возникло несколько рядов острейших треугольных зубов. Язык стал раздвоенным и длинным, а пальцы обзавелись когтями.

– Нет! Ты не уйдешь! – закричала она. – Не сейчас, когда так блис-ско…

Пленница Тени потянулась разом удлинившейся рукой, зарычала. Но когти схватили лишь пустоту. А я испытал нечто сродни падению в яму: боролся с тошнотой и головокружением, пытался вздохнуть.

– Я найду тебя, Мак-Моран! – взревели Тени. – Найду!.. И тогда ты покоришься!..

«Да черта с два!» – хотел сказать я. И даже открыл рот, но ощутил… соленую воду. Задохнулся, булькнул, захрипел. Попытался отмахнуться от льющегося на лицо потока и совершенно неожиданно осознал: нахожусь в другом месте.

– Орм! Орм! Ты жив?..

Голос долетал откуда-то издалека, прорываясь сквозь тьму и гул в ушах. Смутно знакомый, с нотками беспокойства и паники. И одновременно я почувствовал холод камней под спиной, боль в разбитом теле, жжение кожи на лице. На миг замер, пораженный мучительным непониманием и раздвоением: слышал и ощущал Тень, но уже находился в реальности.

– Орм!..

По щекам снова похлопали и плеснули ледяной водой. Я осознал, что сейчас последует очередной замах, и разлепил непослушные губы:

– Коул, еще раз так сделаешь, и я буду вынужден тебя поколотить.

– Жив, – с каким-то удивлением и невероятным облегчением выдохнул делец. – Не представляешь, как я рад. Ты долго не приходил в себя, почти не дышал, пульс не прощупывался. И я думал, опять останусь…

– То есть испугался ты не за свою жизнь, а того, что будешь в одиночестве? – пробормотал я.

Боль, до того далекая и невнятная, обрушилась с удвоенной силой. Голова трещала и гудела, как котел, многострадальные ребра ныли, и в целом было такое чувство, будто меня долго и с удовольствием избивали. Что, вероятно, не так уж далеко от истины. И тут верно холодно, а из одежды, насколько я сознавал, оставили на мне лишь исподнее. Валялся я не на мягких перинах, а на грубых камнях.

Одно из тех чудесных пробуждений, которых бы лучше и не было. Ко всему прочему, из головы не выветрился теневой дурман иллюзорного мира. В ушах то и дело рождались шепотки, свет и тени вокруг играли в чехарду, цвета то исчезали, то появлялись. И, вероятно, сейчас жутко ныла левая ладонь. Но, к счастью или к худу, кистей рук я вообще не чувствовал.

– Э-э-э, ну зачем к словам придираться? – смутился Проныра. – За тебя переживал.

– Верю, – мрачно ответил я, стараясь проморгаться. Веки слиплись, опухли изрядно, и как я ни силился, но полноценно прозреть никак не мог. А дотянуться до них мешало то, что банально не получалось пошевелить пальцами – веревки пережали сосуды, и конечности наглухо потеряли чувствительность. – И ты решил, если зальешь мне нос и рот водой, я сразу очнусь? Тот, кто учил тебя основам оказания первой помощи, обязан гореть в аду… Стоп! А почему в одиночестве? Где Бран?

Совладав с собой, я сумел продрать глаза и чуть не застонал – голова затрещала с удвоенной силой. Но сквозь пелену слез сумел увидеть измученное и осунувшееся лицо дельца. Разглядел и место, куда нас притащили – металлическая клетка посреди небольшого зала. Или скорее какого-то заброшенного склада, судя по нескольким стеллажам у стен, тусклым фонарям с сеткой-защитой и прогнившим в ржавую труху ящикам.

С потолка обильно капало, вода плескалась и на полу. Оставалось удивляться, как тут сохранился маленький незатопленный участок. И как до сих пор никого не убило током, ведь где-то в темноте я ясно разглядел и ощутил характерные искры и треск разрядов: в воздухе витали запахи крови, соли и горелой оплетки. Имелась пара выходов, без дверей или запоров – темные норы. В углу с натугой хрипел вентиляторами и бился в последних конвульсиях старый рекуператор.