Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A

Дыхание с сипением вырывалось из груди, горло горело огнем. Я пытался дышать ритмично, берег силы. Но плюнул, рванулся сквозь чащу.

В просветах между деревьями сверкнуло красноватое зарево. Ноздри уловили запах гари и крови. В груди сгустился плотный ледяной комок. В несколько прыжков я пролетел оставшиеся метры. Споткнулся и полетел кубарем. Больно ударился о твердый корень. Но сразу вскочил, приготовился бежать. И встал как громом пораженный.

Я на краю обширной прогалины, подворья. А впереди… Вместо избушки – несколько глубоких воронок. Бревна разметало, изломало в щепки и присыпало землей. Из ям поднимался толстые столбы дыма. Красноватые язычки пламени вяло лобзали древесину. Чуть поодаль жарко полыхал дровяник, сарай. Слышался треск, злобное шипение.

Отблески пожара позволяли узреть картину разрушений во всей неприглядной красе. Поляна изрыта и истоптана, залита кровью. Повсюду обломки, изуродованные трупы «храмовцев», фрагменты брони, оружие. Поблескивали стреляные гильзы, под ногами противно хлюпало. Нос забивала вонь паленой плоти, пороха и дыма.

Взгляд перепрыгивал с одного на другое, ухватывал детали. В голове лишь тревожный звон, отупение, пустота.

В нескольких шагах труп бойца. Взор единственного глаза стеклянный и мертвый. Другая половина лица сожжена напрочь. Виднелись обугленные кости черепа, красноватые обрывки мышц, темный провал глазницы. Чуть поодаль еще труп. Левая рука оторвана по локоть, грудной панцирь вскрыт как консервная банка. Сквозь дыру поблескивали сизые внутренности, обломки ребер.

Я переступил тело спецназовца, медленно двинулся вперед. Дико вращал глазами, пошатывался. Слева оторванная рука, впереди труп с размозженным черепом, глубокая выжженная борозда в земле – след заклятия. Чуть дальше еще трупы, трупы, трупы… «Храмовцы» изломанные и расстрелянные, порезанные, изуродованные. На другой половине поляны раскидано оборудование и ящики. Темными горбами возвышались палатки, тенты. Несколько изорвано в клочья, забрызганы кровью.

В ногу толкнулось нечто твердое, раздался стук. Глаза опустились сами собой. Данилов. Ноги командира спецназовцев, словно бритвой срезаны. Броня искорежена, разбита. Но видно, Алексей Григорьевич жил еще довольно долго. На губах застыла по-детски светлая улыбка, в глазах отражались отблески пламени. Почему-то показалось, что Данилов еще живой. Но небритые щеки иссиня бледные, во лбу аккуратная черная дырочка.

Я охнул, попятился. Удерживал взглядом счастливое и умиротворенное лицо грозного командира спецназовцев. Пытался разбить онемение, но не мог. Клацал челюстью, кусал горячий смрадный воздух. Усилием воли старался отвернуться. Но смог лишь, когда труп Данилова скрылся в тени.

Спину ожгло раскаленным воздухом, у самого лица взвились искры. Колени подогнулись, я рухнул в грязь. Рядом, у догорающего бревна сидел Елистрат. Домовой горестно качал головой, незряче смотрел в пустоту. В темноте поблескивали маленькие глазки. Личико кривилось и морщилось от боли, подрагивали кошачьи ушки. Борода обгорелая, рубашечка из лоскутов измазана в саже. На теле никаких видимых ран, но почему-то показалось – Елистрат ранен смертельно.

– Вот так и бывает, молодец, – печально вздохнул домовой, глянул искоса. – Живешь, радуешься солнышку и небу. И не знаешь, что завтра придет беда…

– Елистратушка! – шепнул я.

– Молчи, молодец! – строго сказал дух. – Времени мало, дай сказать на прощанье… Домовой гибнет вместе с жилищем, если не успевает перебраться в новый. Я слишком долго топтал землицу. Тут хорошее место. Прости! Хотелось побыть с тобой дольше. Глупый и слабый еще, заботиться надо. Но так случилось… Вот, возьми. Последний мой тебе дар. Коль обзаведешься жильем, посади семечко в горшочек. Ежели будешь присматривать, случится чудо и появится новый домовой. А тебе поможет, силушки прибавит, когда надо. Я долго растил…

Елистрат не договорил. Порылся за пазухой, протянул руку. На ладошке блеснула маленькая зеленая жемчужина. Я принял как великую святыню, сжал в кулаке. Кожу пощекотало, на миг появилось ощущение тепла и умиротворения. Словно шершавая отцовская ладонь погладила по голове, дала понять – все хорошо.

Домовой кивнул и помахал ручкой. Сбоку налетел порыв ветра, пламя колыхнулось. Маленький старичок стал полупрозрачным. Истаял буквально на глазах, улетел облачком дыма. Последнее, что я увидел – светлая улыбка духа.

Пустота пожрала душу. Но вслед за ней ударила колючая молния. В груди затрещал огонь. Мир покачнулся, рухнул. Я ударил кулаком в вязкую грязь. Закричал и ударил опять. Боль рвала на куски, боль прошибала заслоны воли. Я сам стал болью, обратился сгустком ненависти и ярости.

– Нет! – взвыл я. – Не надо!..

Вскочил на ноги, вновь оглядел подворье. Кровь, пламя, трупы тех, с кем разговаривал и делил пищу. Но среди тел не было Вадима, Сони, молодых магов. Волшебники забрали с собой, утащили в логово. И да… сон…

– Не надо, – шепотом повторил я.

В глаза заглянула звездная тьма, на грани слышимости раздался сонм смутных голосов. Я застыл, стиснул зубы. На щеках вспухли твердые желваки, мышцы спины затвердели. Ветер драл лицо, продувал насквозь. Пустота в душе заполнилась решимостью, черной ненавистью.

Я аккуратно расстегнул замок сумки, пошарил внутри. В пальцы уткнулось холодное гладкое стекло. Уши уловили далекий и тусклый голос Велимира: «Твой последний шанс». Я поколебался, но вытащил колбочку и сжал в кулаке. Глубоко вздохнул, шепнул:

– Не ходите к нам с мечом, люди. Не ходите… Неужто прошлые века ничему не научили?..

Раскрыл кулак, посмотрел. На ладони лежала маленькая колбочка, внутри плескалась густая алая жидкость. Отблески пожарища отразились в стекле. Состав замерцал, заблистал грозным багровым светом. Раздался слабый треск, пузырек пересекла трещинка. Жидкость вылилась на ладонь и растеклась по линиям, впадинкам. Мгновение молчания, смутного удивления… Зелье быстро впиталось в кожу. Но я ничего не чувствовал. Прислушивался, ждал. Смотрел на руку до рези в глазах.

За спиной раздались шаги, голоса. Я оглянулся. На краю подворья стояли русалки и леший. Глаза девушек широко раскрыты, во взглядах ужас и неверие. Отблески огня играли на бледных телах, ветер колыхал волосы. Студена и Лана держались за руки, жались друг к другу.

Леший подошел ближе. Грозно нахмурился, пожевал губами. Голос Хозяина Леса показался скрипом древесного ствола:

– Умер Елистрат?..

– Да, – прошептал я.

– Жаль, – с горечью произнес Моховик. – Из стариков, что помнили настоящую Русь, он да я остались. Теперь лишь я… И людишек побили. Нехорошо. Обнаглели басурмане. Того и гляди придут, поселяться на нашей земельке.

– Не придут, – твердо ответил я.

Леший пристально посмотрел. Косматые брови слегка приподнялись, зеленые огоньки глаз сурово заблистали. Моховик кивнул, отступил на десяток шагов. Стал ростом с нормального человека, присоединился к русалкам. Взял девушек под руки, удержал. Лана рыдала, порывалась броситься ко мне. Студена кусала губы, сжимала кулачки.

– Прости. Я не смогу помочь, – проскрипел леший сурово. – Лес – дом мой. И тюрьма тоже.

– И не надо, – спокойно ответил я. – Охраняй русскую землю, дух! Делай то, для чего родился. Я справлюсь. У меня есть, что предъявить по счетам.

Моховик угрюмо кивнул. Глаза-гнилушки засияли во тьме как фонари, раздался скрип. Девушки перестали вырываться, успокоились. Я услышал шепот.

– Иди, Саша! – сдавленно сказала Лана. – Ты достоин ее. И она лучше. Она… живая.

– Иди, русич! – вторила сестре Студена. – Твой путь только начинается. Ты пробудился, очнулся. Покажи им, что за люди живут на этой земле.

Силуэты духов стали двумерными, картонными. Русалки и леший стояли неподвижно. Нелюди… но более человечные, чем многие из моих знакомых. Я отвернулся. Холодный комок горечи, ненависти и боли разорвался в груди. Мысли расшвыряло, разум забился в самый темный уголок. А из глубин подсознания вырвался древний дикий зверь.

1510
{"b":"859337","o":1}