— Нет, крошка, — сказал Оскар. — Ангелы еще не ушли. Мы еще поквитаемся.

— Большая иллюзия, надутая мечтами о самом себе, исключительно важном и значимом, всемогущем, всезнающем, все умеющем — это есть человечество и более ничего. Человечество — вот самая большая иллюзия мироздания.

— Нет, Валех. Большая иллюзия, надутая мечтами о самой себе — это есть свойство всякой разумной природы, стремящейся к совершенству.

— Совершенная природа — мертвая природа. Кучка пепла, которая останется на земле после Человека, совершеннее, чем сам Человек. В ней космос и тлен, порядок и логика. В ней жизнь, непостижимая и разумная, а что в твоей голове, Человек? Что, кроме одного большого, непреодолимого желания создать себе иллюзию счастья, и разочарование, когда эта иллюзия удается.

— Счастье — огрызок с праздничного стола. Маленькая награда тому, кто посмел подняться с четверенек на две ноги и заглянуть в чужую тарелку.

— Удивительный народ эти Авторы. Сначала обидят персонажа, потом обидятся за него.

— Ты опять ничего не понял в Человеке, мой Ангел. Сначала ты решаешь его судьбу, отводишь от греха и от бед, от гордыни и открытых раньше времени законов физики. Потом решаешь, как ему жить и когда умирать. Потом тебе прах человеческий интересней, чем тот, кого ты водишь по жизни. Потом — все человечество для тебя большая иллюзия. Ты, мой Ангел, просто никогда не видел себя в зеркалах. Большая иллюзия это тот, кто хочет решать за другого, а потом обижается, что решение подходит задаче, как шестьдесят восьмой размер кроссовок скромному игроку АТП. Ты ничего не понял в самом себе, мой Ангел, а Человек ничем тебе не помог. Ты приписал ему свои пороки, чтобы попрекать себя. Наделил его своим страхом, чтоб самому не бояться, и ждешь, что Человек раньше всех уберется из этого мира. Ты пришел сюда раньше, тебе предстоит уйти первым. Тебе предстоит уйти первым хотя бы для того, чтобы Человек последовал за тобой. Потому что никто ему не поможет так, как поможешь ты.

— Никто не поможет Человеку избавиться от заблуждения.

— Нет, Валех, избавить от заблуждения придется тебя. От главного заблуждения твоей жизни. Человек для Ангела всегда был иллюзией большей, чем Ангел для Человека. Но мир, в который мы когда-нибудь попадем, может перевернуть все с ног на голову. Может статься, мой Ангел, что Человеку придется отводить тебя от греха.

— Меняются местами персонажи, меняются сюжеты и декорации, меняются времена и события, меняются правители и эпохи, — ответил Валех. — Только заблуждения остаются. Заблуждение — не тюрьма. Это великое оружие, против которого бессильна Истина.

За стволами елей открылся величественный вид сибирской реки. Две кубические постройки торчали у берега, одна другой ниже. Между ними, утопая в траве, тянулась сетка для тенниса, провисшая, серая, рваная, похожая на бельевую веревку. На сетке сохли штаны.

— Это и есть ваша тренировочная база? — спросил Натан Валерьянович.

— Да… то есть, нет… — Юля на ходу подбирала мячики, разбросанные на поляне.

— Здесь вы, стало быть, тренируетесь.

— Нет, то есть… тренируемся мы в разных местах. В зависимости от обстоятельств.

— То есть, если я правильно понял, Оскар открывает портал в нужное место и время, где будущий соперник, ни о чем не подозревая, тренирует Эрнеста вместе со своей командой. Иначе говоря, раскрывает вам тактические заготовки. Правильно я понял тактику тренировок по системе господина Шутова, о которой мне прогудели все уши?

— Да, Натан Валерьянович, а что же делать? Никакой другой возможности нам не оставили, — Юля подняла сломанную ракетку и спрятала за спину, пока профессор не переключился на инвентарь. Непосредственно к реквизиту претензий было бы больше. Был бы настоящий скандал, если б Натан Валерьянович заметил на струнах «жучок», замаскированный под гаситель. Таких «жучков и козявок», рассеивающих внимание наблюдателя, профессор горстями собирал на экзаменах и подумать не мог, что изобретение принадлежит любимому ученику.

— Так, так… — качал головой Натан. — Прекрасно. Просто великолепно. Именно то, что я ожидал увидеть.

Среди сумбура и беспорядка он не сразу заметил Оскара, сидящего у обрыва, не сразу увидел стертые кроссовки Эрнеста, торчащие из дверного проема. Берег напоминал место кораблекрушения. Первое в истории Вселенной, утро без человечества.

— Не обращайте внимания, — предупредила Юля, указывая на кроссовки, — Эрни немного психовал вчера после игры. Они с Оскаром поругались, и малыш так устал, что рухнул спать у порога.

Натан Валерьянович подошел, чтобы убедиться: кроссовки не пустуют и не просто так здесь лежат. Малыш действительно спит, завернувшись в спальный мешок.

— Я считаю, что Оскар правильно сделал, запретив ему играть второй круг, — сказала Юля. — В наших обстоятельствах это никому не нужный спектакль.

— Эрнест хотел продолжить игру?

— Нет, он хотел получить Греаль в окончательной сборке. А еще ключ от всех дольменов Земли и хроно-бомбу, на всякий случай… чтобы это все не отняли. Вы же знаете, эта навязчивая идея преследует его постоянно, но вчера был особенно сильный припадок. Эрни считает, что Оскар ничего не делает для того, чтобы осуществилась его мечта, а Оскар… Действительно ничего не делает. Даже не собирается. Оскар! — крикнула Юля. — К нам гости. Разве не видишь?

Молодой человек увидел Учителя. Любопытная физиономия Савы появилась из леса. Саша Шишкин волочился за Савой с огромной сумкой, брошенной Эрнестом в гостинице.

— Их обоих надо показать врачу, — решил профессор. — И Оскара, и Эрнеста. Надо найти хорошего психиатра и обследовать…

— Этих зачем притащила? — спросил Оскар подругу, кивая в сторону Шишкина и Некрасова.

— Оскар, не начинай! Опять поругаемся! — ответила Юля. — Как будто Сава с Сашей не в курсе… Что я должна была им сказать? «Пошли вон?» Мы все переживаем за вас.

— За меня не надо. Я в порядке.

— Натан Валерьянович, скажите вы… Может, вас он послушает.

— Что ж я ему до сих пор не сказал?

— Надо что-то делать, а не сидеть, сложа руки. Менять тактику тренировок, пока им не влетело за это. Второго Ассириона малыш не переживет. И ассоциация никогда не подпишет с нами реальный контракт, если всплывут махинации.

— У меня полный сарай контрактов с Ассоциацией, — заметил Оскар. — Можно стены обклеивать. А толку?..

— А ты помолчи! — напустилась на молодого человека Юля. — Я говорила, что проблему надо решать радикально. Пусть теперь Натан Валерьянович скажет.

— Но я не могу сделать ключ! — заявил Оскар. — Не могу отдать вам дольмен и собрать бомбу в сарае!

— Натан Валерьянович, он морочит нам головы, — предупредила девушка. — Дольмены его слушаются без всяких ключей. Он теперь не ученый, а колдун. Вступил в сговор с нечистой силой и смеется над нами.

— Он давно вступил в сговор, Юля…

— Учитель, объясните вы ей, что дольмен выполняет не только мои желания. Значит, от новых Ассирионов никто не застрахован. Я ему сказал: хочет играть — пусть играет там, где дают. Не хочет — пусть убирается к своим Гидам.

— Видите, что творится, — расстроилась Юля. — Он еще и оправдывается. Если б у нас был ключ — мы бы реально набирали очки в реальных турнирах. Никто бы не смог нас выкинуть на неустойчивые частоты.

— Подождите… — сказал Натан. — Я должен понять, в чем проблема.

— Без ключа мы никак не можем контролировать ситуацию. Нас же контролируют все, кому хочется, — объяснила девушка.

— Ты работаешь с флоридским дольменом? — спросил Натан ученика.

— Ну, да! С каким же еще? Я могу работать с дольменом промзоны, но он слабее и… я не уверен, что там хозяева не объявятся. Могу слупицкий дольмен раскрутить, только мы тут сыты по горло обществом «краснокожих». Не хватало еще Валеха в компанию.

— А что говорит ваш «индеец»?

— Что мы не хозяева жизни. И даже не мастера игры. Мы кони, на которых делают ставки. Наше дело цокать копытами. Если не принимаем правила, то этому жеребцу незачем топтать корт, — Оскар указал на кроссовки, торчащие из дверного проема.