— Мобильник опять трезвонит… Не слышишь? Отключи его! Сделай так, чтобы он больше сюда не звонил.

— Кто тебя домогается?

— Понятия не имею. И знать не хочу.

— А спросить?..

— Не умею общаться с дебилами.

— Жди… — попросила Мира и спустилась на улицу. — Личный секретарь господина Шутова слушает, — ответила она. — Можете оставить информацию… Как поживает? Прекрасно поживает, — Мира прикрыла дверь башни, чтобы не раздражать Оскара, — и вам желает того же… Планы? Планы у нас обширные и деньжата имеются. Чем господин Шутов может быть вам полезен? Что просил передать? Вам не с кем поболтать? Поговорите со мной…

— Ты жена его что ли? — спросил незнакомый голос. Мире показалось, что звонящий прилично пьян.

Натан Валерьянович общался с Карасем в машине, Оскар продолжал приходить в себя. Мира чувствовала благодарность к анонимному алкоголику, который дал ей возможность заморозить процесс. Графиня за нервный день растратила дар убеждения и чувствовала бессилие даже в разговоре с пьяницей.

— Нет, не жена. А твое какое собачье дело, милый человек?

— И женится не хочет?

— Представляешь! Никто не хочет жениться на мне несчастной!..

— Некрасивая что ли?

— Почему сразу некрасивая? Не видел, а говоришь. Еще не знакомился, уже поссориться хочешь.

— А чего… Можно и познакомиться. Ты, тетка, запиши адресок, — посоветовал неизвестный, — возьми деньжат и приезжай в гости.

— А деньжата зачем? Нищий что ли?

— Ну… Как догадалась? Умная?

— Да нет, зачем? Нормальная дура. Возьму деньжат и приеду.

— Давай, приезжай. Выручать меня надо, тетка, слышишь? Проштрафился я маленько, в долгах я…

— Что ж ты, драгоценный мой, сделал такого хорошего, чтобы тетка тебя выручала?

— Ну, я ж не за так… Я же камешек твой верну.

— Чего?

— Камешек, говорю, с фотки… Ты потеряла что ли? Ты потеряла — я нашел! А мне чего? Раз людям надо — значит надо. Ванька ж слово держит. Ты адресок-то черкни, а то ж не знаешь, как меня разыскать. Никто не знает, где я тепериче обретаюсь, а буржуи проклятые разнюхали и ездят, и ездят… Я говорю, зачем вы ездите сюда? Отъе…тесь вы от меня на…уй! А они говорят: держись, Иван! Ты для нас… это самое… я забыл. Словом таким меня назвали, вроде бы как особенный я получаюсь. Ты давай приезжай, не тяни…

— Ванька! — встрепенулась Мира. — Ты случайно не Гусь?

— Я то Гусь, а ты, что за птица?

— Ты, голубчик, обещал позвонить, когда достанешь кристалл…

— Ну, так Ванька Гусь слово держит. Так что? Приедешь знакомиться? Приезжай, тетка. Я мужик холостой.

— Ванька! Гусь! Повтори еще раз: к тебе попал красный камень?

— Ну… вроде он. То есть, похож… на того, что на снимке. Я же говорю… Тупая что ли?

— Я могу приехать за ним сама? — уточнила Мира.

— А то! Нужен — едь. Чего испугалась?

— Разве Оскар не предупредил, чтобы ты не давал камня в руки кому попало?

— А кто это?

— Мужик, — насторожилась Мира, — ты кому звонишь?

— Тебе. Какой номер дали — туда звоню!

— Погоди! Не вешай трубку! Ванечка, только не вешай трубку!

Графиня распахнула дверь.

— Оскар!!! — закричала она и взбежала наверх.

В башне не было ни души, только кабель от маяка тянулся к трансформатору, и серебряная миска, украшенная камнями, светилась тусклым туманом. Светилась, пока не погасла.

Театр стоял на краю Вселенной, похожий на глыбу льда. Айсберг, рухнувший на Землю из космоса, освещал прожекторами черное небо. И ничего вокруг, только камни, холод, машины, бесшумно скользящие по ледяному полю. Машины высаживали пассажиров у края ковровой дорожки и уплывали в непроглядную ночь. Мира съежилась под светом прожекторов. Мимо нее семенили дамы, обернутые в меха. Их сопровождали кавалеры. Никто не приветствовал посетителей театра, никто не махал цветами, не протягивал бумажки для автографов. Дамы закрывали лица воротниками, кавалеры прятали носы в шарфы. Вокруг не было ничего, кроме символического ограждения от непроглядной темноты вечной ночи. Графине показалось, что там, за стеною прожекторов, притаилась смерть — бездонная пропасть, разинувшая пасть. «Подойди, — сказала пропасть графине, — не бойся. Посмотри на меня. Страшно, когда видишь дно, когда не видно дна — тогда и смерти не видно. Иди ко мне, и ты узнаешь, что смерти нет». Мира шагнула за ограждение и пестрый мир шагающих дам стал похож на кино, из которого вырезаны эпизоды с ее участием. Шикарные женщины, исполненные нелепого достоинства, маршировали в потоке света, смешные мужчины семенили за ними, никто не повернул головы в направлении зрителя. Все были уверенны в том, что жизнь — есть вечное шагание по ковровым дорожкам, и там, где нет дорожек — нет ничего.

Театр ледяною глыбой повис над обрывом. Ни дна, ни берега у горизонта. Только гирлянда сталактитов, устремившихся в бездну, как гигантские сваи. Здесь не было ничего, кроме адского холода. Тусклая звезда не освещала неба. Порывы ветра сносили человека с ног. Графиня приблизилась к краю. «Сожрать меня хочешь? — спросила графиня. — Исполни мое желание и, черт с тобой, жри», — слова посыпались вниз блестящими крошками льда. «Думаешь, мне слабо? Думаешь, испугаюсь? Я прыгну, — пообещала графиня. — Исполни мое желание — и увидишь…» Холод не давал поднять веки. Ветер дышал в лицо смертью. Графиня сделала шаг, и острые носки ее сапог застыли над пустотой, а по экрану продолжали маршировать персонажи в мехах, машины продолжали подвозить гостей.

— Отсюда не видно дна, — сказал Жорж, графиня вздрогнула и отступила на шаг. — Здесь не бывает светлого времени суток, поэтому ничего рассмотреть невозможно. Пойдем, сегодня я познакомлю тебя с полезным человеком. Не исключено, что он сможет помочь.

— С Эккуром? — спросила графиня.

— С человеком, — подчеркнул Жорж, — который реально решает проблемы.

Мира отступила от края еще на шаг.

— Человеку моих проблем не решить. Кто он?

Жорж вручил подруге билеты и пригласил вернуться на освещенную площадь.

В гардеробе графиня взяла программку и пробежала глазами либретто, не поняв ни слова. Дамы в вечерних туалетах поднимались по лестнице, в фойе подавали шампанское и десерты, кавалеры суетились, стараясь угодить дамам.

— Зачем три места? — удивилась графиня. — Густав прошел бы так и постоял в проходе.

— В «Опера-де-Пари» — возможно, — согласился Жорж, — сюда — вряд ли. Слишком много желающих пройти сюда без билета.

— В «Опера-де-Пари» теперь выставка продуктов питания.

— Большая честь, что нас вообще сюда пригласили. Постарайся вести себя прилично. Может статься, что не в последний раз нам понадобилось придти сюда.

— Здесь такие же «сливки общества», как мы с тобой?

— Нет, только приличные люди.

Графиня отказалась от шампанского и не притронулась к угощениям. Она заняла место в ложе, развернула либретто и сосредоточилась. Спектакль назвался «Атлантида». Он состоял из трех актов, сильно похожих на бродвейский мюзикл. В первом акте хорошие парни жили в прекрасной стране, совершали благие дела и воспевали своих Богов. Так прекрасно жили, так сладко пели, что однажды возгордились собой и не заметили, как перестали воспевать Богов и начали воспевать себя. Боги обиделись и покинули подопечных. Во втором акте беззащитных хороших парней обидели плохие парни: утопили на дне океана, вынудили исполнять арии в аквалангах. Хорошие парни загрустили, задумались над своим поведением и стали взывать к Богам, но до ушей Богов долетало лишь бульканье с редкими пузырями на океанской глади, пока самый умный утопленник не догадался разжечь огонь, который пронзил мрак глубин и вознесся к небу. В третьем акте Боги увидели огонь на дне океана, очень удивились и спустились посмотреть: кто додумался до такого чуда. Услышав стенания и мольбы, Боги сжалились, наказали плохих парней и позволили хорошим вернуться на сушу, где те зажили слаще прежнего.