Автором оперы был итальянец. Графиня удивилась. Ей казалось, что она знает всех итальянцев, мало-мальски способных написать оперу. Она вспомнила, что уже много лет не посещала театр и рисковала ославиться, как ославилась в свое время ее любимая бабушка. Пожилая графиня привела внучку на «Севильского цирюльника», села в кресло и отключилась. Ко второму акту бабушка храпела громче оркестра, исполнители вздрагивали, зрители оборачивались, а маленькая графиня тихо умирала со смеху.

— Этот итальянец — величайший композитор своей эпохи, — сказал Жорж. — Его неизвестное имя говорит о том, что человечество многое потеряло. В юности маэстро голодал, вынужден был тратить деньги на лечение матери, умирающей от чахотки. В зрелые годы зарабатывал уличным музыкантом. Гениального самоучку приходили послушать великие мастера, но никто из них не дал денег на образование оборванца. Это трагедия культуры нашей цивилизации. Кстати, обрати внимание, какие здесь тенора… Два лучших тенора мира от начала его сотворения.

— Их не приняли в музыкальную школу?

— У обоих блестящее консерваторское образование. Только один все время пел в хоре, потому как ведущие партии директор театра делил между фаворитами своей супруги. Другой — происходил из семьи диссидентов в тоталитарной стране. Два лучших тенора мира. Две самые нелепые судьбы. Ты не слышала прежде ничего подобного. Тот, кто сумел прославиться, по сравнению с ними — школьники.

Оркестр настраивал инструменты. Ложа заполнялась. Осталось одно место, занятое журналом графини, но на него уже положила глаз дама в колье.

— Будьте любезны… — намекнула дама, и графиня переложила журнал на колени.

Дама занесла зад над креслом. Жорж укоризненно покачал головой.

— Если нас выставят отсюда… — предупредил он.

— Что я могла сделать? — удивилась Мира. — Она попросила.

Не успела дама в колье наполнить своим телом сидение, как визг заглушил оркестр. Дама вскочила с кресла и выпорхнула из ложи, не касаясь каблучками ковра. Зрители партера подняли лица вверх. Жорж с графиней сохраняли спокойствие, пока ситуация не утряслась сама собой, и оркестр не продолжил терзать уши настройкою инструментов.

— Пусть убирается вон! — приказал Жорж.

— Ты слышал, Густав? — спросила Мира. — Вон отсюда!

Дверь ложи приоткрылась от сквозняка. Распорядитель в белых перчатках возник на пороге.

— Все в порядке, господа? Могу я помочь?

— Все в порядке! — в один голос ответили Мира с Жоржем и вежливо улыбнулись.

Место возле графини осталось свободным. В зале погас свет. После паузы тишины грянула увертюра.

— Где твой человек? — спросила графиня.

Жорж осмотрел противоположную ложу в театральный бинокль.

— Два свободных места вижу напротив. Должно быть, они едут через большой перевал. Там приходится пережидать порывы ветра, чтобы не сдуло с дороги. Не всегда получается успеть в срок.

— Кто он?

— Какая тебе разница, если он сможет помочь? — заметил Жорж. — А если не сможет — тем более, не стоит задавать вопросов. Стоит насладиться оперой и, по возможности, зарезервировать ложу. Если подойти с умом, здесь можно завести массу хороших знакомств. Более того скажу, ни в каком другом месте ты не найдешь столько нужных людей.

— Которые лечились от чахотки вместо того, чтобы заниматься делом? Что ты мне предлагаешь, Жорж? Нанять охрану из числа покалеченных при исполнении… или записаться к врачу, который не получил диплом, потому что не сдал экзамен?

— Дама, которой ты испортила вечер — супруга поэта, перевернувшего науку своей системой нумерологии. Он создал и доказал ряд универсальных формул, которые дают ответы на большинство тупиковых вопросов естествознания. Но этот уважаемый человек нашел в себе мужество отказаться от открытия из соображений высшего гуманизма.

— Соображения высшего гуманизма мне только вредят. Мне бы пригодился какой-нибудь гениальный детектив, которого выжили завистливые коллеги.

— Мне казалось, тебя интересуют Авторы.

— И Авторы любят оперу?

— Обычно, они занимают места на галерке, откуда видно всех. Там, где сидят Авторы, свет приглушен. Авторы не любят, когда им смотрят в глаза.

Мира обратила внимание на темный балкон под куполом театра.

— И много их там?

— Сколько тебе нужно для счастья?

— Мне нужен тот, который имеет непосредственное отношение к моему сюжету.

— Ты никогда не узнаешь Его, даже если встретишь в буфете и выпьешь на брудершафт. Присутствует Он здесь или нет — тоже останется для тебя загадкой.

— Эти твари ходят в буфет? Как только не подавятся…

— Они не подавятся, — заверил графиню Жорж. — Слишком высокую цену Они заплатили для того, чтобы сидеть высоко на балконе. Слишком много в жизни пережили, чтобы пойти в буфет и подавиться. Видишь седовласого старца?..

Графиня успела рассмотреть только длинную бороду, свисающую с балкона, которая быстро ускользнула в тень.

— Лев Николаевич Толстой?

— Автор, который достоин был занять место Льва Николаевича…

— Если б освоил грамоту?

— Если б родился на четверть века позже. Он мог сформировать новое направление в литературе и, может быть, новое поколение читателей иначе относилось бы к человеческим ценностям. Теперь его имя известно только узким специалистам, а его романы не переиздаются с позапрошлого века. Человек не попал в свое время.

— Его проблемы.

— Нет, — возразил Жорж, — это не проблема, это трагедия цивилизации, в том числе и наша с тобой трагедия. Повезло литераторам, которые сумели описать свою эпоху реалистично и достоверно. Этот человек описывал вероятности и не был понят современником, а его сочинения не были признаны литературой, потому что литературой были признаны произведения Льва Николаевича. Двух литератур в одной культуре не бывает также как двух хозяек на одной кухне.

— Меня это никак не касается, — заявила графиня. — Я любимого Льва Николаевича ни строчки не прочитала.

— Из каких соображений? — удивился Жорж.

— Не поверишь. Из соображений высшего гуманизма. Просто не хотела обидеть уважаемого Федора Михайловича, которого также не прочитала ни строчки.

— Осмелюсь предположить, что Александр Сергеевич тоже остался обижен, также как Николай Васильевич…

— Весь пантеон одинаково имеет право на меня обижаться, — согласилась Мира. — После лекций Боровского меня трудно увлечь вымышленными сюжетами, я еще не исчерпала интерес к настоящим.

— Ты ведешь себя как проходной персонаж из детского комикса.

— Которого не жалко колбасить, — согласилась графиня. — Кончай меня стыдить и скажи прямо: есть здесь люди, которые представляют для меня реальный интерес, или нет?

— Видишь высокого пожилого мужчину с девочкой на коленях? — Жорж указал биноклем в середину партера.

— Худой и носатый?

— Этот человек нашел вакцину от инфекций, разрушающих мозг. Побочный эффект вакцины тоже интересный: она изменяет человеческую ДНК. В том числе продлевает молодость. Его фамилия Гурамов. Ашот Гурамов. Запомни на всякий случай.

— Мне не нужна молодость, Жорж. Мне нужен физик, который реально работает с хроналом.

— Проблемы приходят и уходят. Полезные люди всегда полезны.

— Почему этот химик здесь, если он такой гениальный?

— Потому что люди, от которых зависела его карьера, потеряли свою молодость задолго до вакцины, а вместе с нею и совесть. Гурамов не умел давать взятки. Он также как ты верил, что талант стоит больше всего на свете, но потерял дочь, и его перестала интересовать жизнь.

— Девочку, которая у него на коленях? Я думала, она его правнучка… А что с вакциной?

— Лежит в патентном бюро. Дожидается очереди на клинические испытания. У Министерства здравоохранения очень мало денег и очень много работы. На твоем месте я бы позаботился о том, чтобы последняя доза препарата не пропала для человечества.

— Мне нужен физик, работающий с хроналом, — повторила графиня. — Что за человек, с которым ты хочешь меня познакомить? Он кто?