— Пожалуйста, — пожал плечами Оскар. — Захотите еще — обращайтесь.

— Вы используете лазер?

— Гравитацию, — ответил физик.

— Каким образом? Будьте любезны… из чистого любопытства…

Физик снисходительно поглядел на следователя.

— Знаете, что такое гравитация? — спросил он.

— Это сила, которая удерживает физические тела на поверхности планеты, — ответил капитан.

Оскар вынул из сейфа портсигар, раскрыл его и вздохнул с облегчением.

— Отключите гравитацию и тела разлетятся, — объяснил он.

— Понимаю. Я даже представляю себе технологию, которая компенсирует гравитационную силу. И если вы уделите мне несколько минут…

— Вы не поняли! — заявил Оскар. — Я не делаю ничего противозаконного. Я только отключаю гравитацию на ядерном уровне в заданном участке пространства.

— Разве при этом не происходит колоссальный выброс энергии? — удивился следователь.

— Происходит, но с дехрональным смещением. — Оскар Шутов спрятал кристалл в карман и натужно улыбнулся. — А для того, чтобы смещение не было хаотичным, нужен маленький красный кристалл.

— Значит, без кристалла… — насторожился Карась.

— Если использовать мою «Стрелу» без кристалла… Тогда я советую вам эвакуировать здание и несколько прилегающих к нему кварталов… на всякий случай.

— Шутите? — не поверил Карась.

— Я — нет.

— И когда нам ждать неприятностей?

— Понятия не имею. Может, через пять минут, а может через миллионы лет. Вы… изучаете «аномальные тенденции»?

— Изучаю…

— Жаль. Пока их изучают такие как вы, они навсегда останутся аномальными. — Оскар запахнул куртку и направился к двери, но, увидев дежурного в конце коридора, вернулся. — А как вы думаете, мое психотропное оружие на лестнице сработает или нет?

— В радиусе более тридцати метров от моего рабочего кабинета, — произнес Карась в надежде, что гость передумает и согласится на доверительную беседу. — У меня в столе генератор, который гасит ваш психотропный диапазон. Послушайте, господин Шутов, я прошу вас…

— В другой раз! — отрезал гость и поглядел в глаза врагу. — В другой раз, — повторил он, — если вы встретите человека, с которым интересно поговорить о «тенденциях», не хватайте его за шиворот и не швыряйте мордой об стенку. Найдите другой подход, — посоветовал молодой ученый и вышел прочь.

— Бог дал Человеку все, что смог, а взамен того, что не смог, дал желание иметь… и способность требовать. Требовать внимания, участия… имени и отчества; благопристойной и героической биографии, которую можно описать в мемуарах. Кто они, творения для творца? Процесс, который постоянно требует того, чего не имеет. Человека можно лишить желаний. Можно лишить желаний все человечество, можно уничтожить в нем веру, чтобы не предъявляло претензий… не раздражало творца вопросами, на которые тот не знает ответа.

— Творец — это тот же процесс, Валех. Только медленный и ленивый. Ты научил меня медленно жить. Помнишь? Ты мне сказал: если долго-долго смотреть на звезду, можно увидеть, как она плывет по небу. У тебя под ногами вырастет трава и завянет, тебе на голову выпадет снег и растает, но ведь движение звезды того стоит? Или уже не стоит, Валех?

— Каждому процессу свое предназначение, каждому предназначению свое время.

— Нет. Сначала докажи мне, что время есть. Докажи так, чтобы я поверила и не задавала вопросов.

— Вера недоказуемой истине не является признаком интеллекта. И вера в Бога, как любая вера, ставит под сомнение интеллект, но доказательство абсурда ставит под сомнение смысл человеческой жизни.

— Доказательство абсурда? Единственно возможно времяпрепровождение Человека на Земле… То самое, в чем Человек преуспел и достиг совершенства; то, что научился делать вдохновенно и виртуозно…

— Что ты хочешь от меня, Человек?

— Я хочу, чтобы ты пересмотрел свое отношение к человечеству!

— К кому именно?

— Хотя бы ко мне. Давай, я прыгну с парашютом, чтобы ты убедился в том, что я не трусиха.

— Даже, если ты прыгнешь без парашюта, ты ни в чем меня не убедишь. Ты боишься писать — это страшнее, чем зажмуриться и шагнуть в пропасть. Ты боишься писать о времени… переступать черту, за которой не видно опоры. Ты боишься падать, если не уверена, что под тобою твердь. И вечный полет тебя пугает больше, чем смертельный удар о землю. Что будет, если тебе в руки придет Греаль?

— Не знаю, что будет.

— А я тебе расскажу.

— Расскажи.

— Ты убедишь себя в том, что это придворный кубок эпохи Ренессанса, предназначенный для возлияний, который не имеет исторической ценности, поэтому родственники отдали его тебе при дележе наследства.

— Инструкция по эксплуатации к кубку, разумеется, потерялась…

— Затребуй сразу технический паспорт. Имеешь право.

— Да… было бы неплохо и гарантийный талон.

Компас весил, как зрелый арбуз, и не лез в чемодан. Боровский предположил, что им пользовались пираты средиземноморья, а расхитители музейных сокровищ решили использовать ученого для переброски контрабанды на Запад. Записка, которая прилагалась к компасу, тоже казалась странной. Необходимость ее писать явно застала автора в шторм. Русский язык изобиловал ошибками и чудными анахронизмами. Автор сообщал «господину Натану», что по прибытии в Лондон экспедиция не должна использовать транспорт. Она должна продвигаться на север самоходом строго по Гринвичу, не отклоняясь от стрелки компаса. Если условие будет выполнено, на северной оконечности острова, вблизи залива Виктории, лодка под названием «Гибралтар» возьмет их на борт. Курьер учтиво улыбнулся и спросил, понятен ли господину Натану смысл послания? Не нужно ли что-нибудь уточнить?

— Нужно, — ответил Натан, и курьер был смыт толпой прибывающих пассажиров.

Некоторое время «господин Натан» ожидал. Надеялся, что пропавший объявится, но толпа схлынула. Озадаченная фигура Боровского стала привлекать внимание. Подозрительный предмет у него в руках издали напоминал самодельную бомбу. Боровский отошел.

Разумеется, он предпочел бы конкретный и ясный адрес маяка, а заодно расписание катеров, курсирующих между островом и большой землей. Но пришлось довольствоваться бессодержательной запиской и компасом, который компрометировал его перед таможней больше чем нужно. «Если уж связываться с контрабандой предметов старины, — подумал Натан, — то не с такой вопиющей и бессмысленной. Неужели в Лондоне нельзя купить компас?» «…Строго по Гринвичу, — настаивал неизвестный автор записки, — по нулевому меридиану, согласно стрелке прибора…»

Посадка на Лондонский рейс была объявлена. Оскар занял очередь на регистрацию. Натан Валерьянович волновался зря. Таможня не проявила интерес к прибору, и совершенно правильно сделала. Проблемы путешественников касались только самих путешественников и никак не пересекались с интересами посторонних лиц.

Первую карту Британских островов Натан Валерьянович купил на борту и прошерстил подробнейшим образом. Ничего похожего на залив Виктории в северных землях он не нашел, ни на нулевом меридиане по Гринвичу, ни на каком бы то ни было отдалении.

— Плохи наши дела, Оскар, — заподозрил Учитель.

— Пока летим — ничего, — возразил ученик. — Вот когда падать начнем, тогда будут плохи.

Впервые в жизни Оскар Шутов летел на самолете. Все, что будет после посадки, представлялось ему далеким, почти несбыточным, а потому не стоящим разговора.

Вторую карту Натан купил в Хитроу и удивился несоответствию. «Интересно, — спросил он самого себя, — приходилось ли мне когда-либо прежде, в нормальной жизни, сверять карты одной и той же местности?» Спросил, но ответить не смог. В прошлой жизни ему бы в голову не пришло подобных вопросов.

Машину напрокат Натану Боровскому выдали без документов. У него не спросили фамилии, не предложили заполнить карточку, не выписали страховку, зато заранее знали, какой «болид» устроит серьезного человека, путешествующего на север. Натан Валерьянович поблагодарил, но, увидев машину, опешил. Он не понял, что это, и каким образом данная техника приходит в движение. Он только предположил, что транспортное средство годится ему в прадеды, но клерк уже заперся в офисе, и сменил табличку. Что было написано на новой табличке, Натан Валерьянович также не понял.