— Запомнил, — ответил Оскар.

— До восхода Солнца отчалит. Не опоздай, — Жорж посмотрел в глаза Оскару. Оскар посмотрел в глаза Жоржу. Впервые в жизни эти двое улыбнулись друг другу. — Скажешь охране, что ты — мой сюрприз для ее сиятельства.

— Неприятный сюрприз, — уточнил молодой человек.

— Мирка ввязалась в историю, — сказал Жорж. — Я пытался вернуть ее в этот мир, но не смог. Теперь ты поезжай и попробуй.

— Человек без судьбы — абсолютный нонсенс. Он не может существовать, как не может существовать абсолют. Это недостижимое, воображаемое нечто, которое нельзя себе представить, как нельзя себе представить абсолютной свободы узнику, закованному в кандалы и запертому в темнице.

— Только узнику известно, что такое свобода, Валех! Только узник сможет узнать ее, вдохнув свежего воздуха сквозь железные решетки окна.

— Человек без судьбы не может жить в этом мире, потому что жизнь — есть судьба. Жизнь начинается там, где берет начало судьба, и заканчивается там, где ей суждено оборваться.

— Там, где существует судьба, Валех, жизни нет. Есть исполнение закона бытия, игра по чужим правилам, никакого отношения к жизни не имеющая.

— Человеку, лишенному судьбы, никогда не войти в Великую Реку Времени, что несет его к истине, ибо время Человеку дается только вместе с судьбой, и ровно столько, чтобы хватило преодолеть путь.

— Человек, вошедший в Великую Реку Времени, никогда не приплывет к Истине, мой Ангел. Он приплывет к своей смерти и будет выплеснут в океан вместе с миллионами таких же, как он, почитателей судеб. Только стоя над Великой Рекой можно видеть ее берега, но даже тогда Человек не увидит Истины, потому что Истина — есть обман, придуманный Ангелами для того, чтобы заманивать человека в Великую Реку Времени. Заманивать для того, чтобы Человек никогда не познал истинного себя, потому что все его силы уйдут на то, чтобы не пойти ко дну.

— Человек, лишенный судьбы, не познает себя самого, даже стоя на берегу, потому что никогда не увидит свое отражение в водах, проносящихся мимо.

— Это значит, Валех, что он не будет введен в заблуждение, ибо все, что видит человеческий ум, только сбивает его с панталыку. Человеческий мир состоит из обмана, мой Ангел. Чем ярче обман, тем охотнее в него веришь. И если Человек, приходит в мир, повинуясь судьбе, значит, у него просто нет выбора.

— Человек приходит в мир, повинуясь судьбе, — согласился Валех, — и возвращается, когда перестает повиноваться. По ту сторону он называется Человеком. По эту сторону он Ничто и имя ему — Пустое Место. Эта пустота стоит над высоким обрывом и созерцает Великую Реку Времени, в надежде узреть берега. Вот, что я скажу тебе, Человек, а ты подумай и постарайся понять. Та великая Пустота стояла над Рекой задолго до твоего появления в мире, и будет стоять, когда ты уйдешь… столько времени, сколько хватит на Великую Пустоту. Просто толку в ней совсем никакого. И если вдруг, поразмыслив, ты найдешь в этом великом стоянии хоть толику смысла, немедленно сообщи мне об этом.

Утром Оскар отчалил от берега в компании молчаливого Густава и ящиков с красным вином. Пустые каюты «Рафинада» оказались запертыми на ключ, словно перевозили призраков, и Густав не приложил усилий, чтобы сделать путешествие пассажира комфортным. После гибели «Гибралтара» он подозрительно относился ко всем пассажирам и редко подавал трап, но Оскар был уверенным в себе человеком, он хорошо запомнил, на каком расстоянии от пристани качается борт, и прыгнул в лодку, которой не было видно. Присутствие «Рафинада» выдавал лишь изумрудный фонарь, маячащий в пустоте над причалом. Оскар присел на ящик с вином и загрустил, провожая Ривьеру в туман. Ему понравилось Монте-Карло больше всех городов, в которых он успел побывать. И если бы жизнь дала ему выбор, он выбрал бы именно этот город.

Берег скрылся, и стало холодно. Голова закружилась, светлая пелена навалилась на палубу, а когда отступила, над горизонтом поднялся форт. Каменные стены выросли из песка до самого неба. Небольшой причал оккупировали роскошные катера и ветхие парусники, на одном из которых мотался пиратский флаг. Черные рабы таскали ящики и катили бочки к воротам. Потерпевший крушение вертолет ржавел на берегу, но люди шли мимо, словно не замечали. Оскар поднялся на верхнюю палубу «Рафинада», чтобы все рассмотреть, и не понял, что за флаги реют над башнями. Он не нашел среди них ни одного знакомого, словно форт представлял интересы фантастических государств.

«Рафинаду» пришлось работать бортами, чтобы отвоевать себе место на пристани. Ящики с вином запрыгнули друг на друга, поднялись в воздух и, покачиваясь, поплыли в направлении главных ворот. Густав продолжал делать вид, что с Оскаром незнаком, но трап подал. Молодой человек последовал за вином, но рыцарь преградил ему путь в крепость.

Коробки проплыли по тоннелю и пропали на площади, где суетился народ и слуги, обнаженные до пояса, поднимали метлами пыль.

— Сюрприз для ее сиятельства графини Виноградовой, — представился Оскар. — Меня прислал Зубов.

Охранник отступил.

— Направо иди, — сказал он, — по лестнице до самого верха.

На главной площади форта готовилось что-то грандиозное: либо отражение атаки неприятельских войск, либо пир на весь мир по случаю победы. Скорее всего, второе логически истекало из первого, но Оскару некогда было думать об этом. На втором этаже он нагнал коробки, плывущие вразвалочку над крутыми ступенями, а на третьем их обогнал.

Под чистым небом, на просторной площадке верхнего яруса царило спокойствие и пустота. Графиня сидела у столика перед пустым фужером. Напротив графини стояло второе кресло. Оскар мог предположить, что кресло предназначалось ему, но не стал торопиться с выводами. Недалеко от графини, у самого края пропасти был огорожен теннисный корт. Ветер трепал рыбацкую сеть, натянутую вокруг. Рыцарские копья, на которых держалась сеть, вонзались меж досок настила. На корте трудился метлой загорелый брюнет. Что-то подсказало Оскару, что юноша — не прислуга. Не то роскошные кудри до плеч, не то осанка, достойная принца. Молодой человек мел корт, отскребал от покрытия птичье дерьмо, и Оскар заподозрил, что стройные молодые брюнеты — есть низкий вкус ее «бальзаковского» сиятельства, в который он не вписался ни ростом, ни возрастом, ни цветом волос. Тем не менее, Оскар сел за стол напротив графини, кинул под ноги сумку и позволил себе расстегнуть рубаху, потому что на верхнем ярусе форта стояло пекло, которое не мог остудить морской ветер.

— Мне сегодня приснился сон, — произнесла задумчивая графиня, — …на Москву через океан летит истребитель с ядерными ракетами, и с ним еще один самолет, напичканный всякой наводящей аппаратурой. Они летят, а мы с тобой мечемся по магазинам, выбираем переносной унитаз. Пластиковый, похожий на ведро. Видел такие? С крышкой и с ручкой. Не знаешь, к чему?

— Что ты здесь делаешь, Мирка?

— А я знаю. Поняла, как только тебя увидела.

— Ты умерла и не долетела до своей планеты?

Юноша кончил подметать корт и помахал графине рукой.

— Идешь? — крикнул он, но та лишь отмахнулась от приглашения.

Ящики с вином подплыли к столу и опустились на пол.

— Поаккуратнее, — сказала графиня. Она вскрыла ящик, вынула бутылку и указала грузу путь к лестнице. Ящики поплыли назад. — Будешь? — предложила графиня.

— Знаешь, что я этого не люблю. Зачем предлагаешь?

— Я б тебе пива предложила, но Крокодил еще не сварил. Приходится пока обходиться. Ты не знаешь, какое классное пиво он варит.

— Знаю.

— Знаешь? — удивилась графиня. — Что еще тебе Жорж успел разболтать? Боюсь, что вы хорошо посидели. Или ты по-прежнему не любишь тратить время на пойло и болтовню?

— Я не люблю, когда ты напиваешься.

— Должна же я пропустить рюмочку в честь твоего приезда, — сказала графиня и налила себе немного вина.