— Ну, да… — согласился Эрнест, — был.

— Ты слушал разговоры обо мне, и фантазия рисовала сюжетные линии, где мы пересекались лично. Эти фантазии были такими яркими, что ты их путал с реальностью. Так?

— А что такое реальность? — удивился крошка.

— Как тебе объяснить…

— Никак. Реальность, это фантазия, которая сейчас у тебя в голове. Или нет? Пройдет время, ты будешь знакомиться со мной опять и объяснять, что этот разговор в раздевалке я себе фантазировал.

— Видишь, что происходит? — спросил доктор Юлю. — Пройдет еще немного времени, и мы все перестанем понимать, что такое реальность и чем она отличается от иллюзий. А почему? Потому что она не отличается вообще. Понимаешь, Юля? Эрнест прав. Просто они с Оскаром поняли это немного раньше всех нас. Вот он, конец света. Никогда не думал, что это будет выглядеть именно так.

— Нет, ребята, — растерялась Юля. — С Оскаром надо что-нибудь делать. Если не будет ключа, мы все ошизеем. Бедный Натан Валерьянович. Он это не переживет.

— Эрнест, — обратился Женя к его сиятельству, — поправь меня, если я ошибусь. У тебя есть способность вызвать из воображения образы и материализовывать их более-менее достоверно…

— Нет, — признался крошка. — Зачем материализовывать, если я такой же призрак, как и все вы. Как и все миры, в которых вы живете и не живете. Я не творец. Я персонаж, которому нет места в романе.

— И как ты ориентируешься в романе, в котором про тебя ни строчки?

— Никак. Просто живу.

— А мы?

— Вы не живете. Вы выполняете программу, которую вбил «автор». А как вы будете жить, когда программа заглючит? Вот это вопрос.

— Так же, как ты, — ответила Юля. — Было время, когда мы учили тебя завязывать шнурки на ботинках. Теперь твоя очередь нас чему-нибудь научить.

— Ладно, — согласился крошка и достал телефон. — Скажу, что делать, — он посмотрел на растерянного доктора, на его ассистентку, на телефонную книжку, замусоренную именами гулящих девиц. — Найди телефон форта, — сказал он, вручая аппарат Юле. — Дозвонись до Мирки. Только Мирка заставит его работать.

— В форте есть телефон? — удивилась девушка.

— Не знаю, — ответил Эрнест.

— Но Мирослава звонит тебе оттуда?

— Она никому не звонит. Я сам иногда… общаюсь с фантомами.

Сборы на финальный турнир напоминали экстренную эвакуацию. Сначала никто не торопился, потом все начали опаздывать. Только Розалия Львовна с вечера погладила платье и повесила на вешалку. Накануне игры дом гудел, как улей, по которому треснули теннисным мячиком. Натан Валерьянович дольше всех занимал место у главного зеркала, потому что после инсульта разучился завязывать галстук. Юля устроила ревизию гардероба, Женя потерялся в шкафу. Свидетели видели, как он забрался туда по пояс. Потом от доктора остались торчать наружу только нечищеные ботинки. Потом исчез и сам доктор. Время начала турнира критически приближалось. Сначала Розалия Львовна надела платье и нанесла на лицо незначительный макияж. Потом нарядила Левушку, завязала галстук на муже, выбрала для Юли подходящий наряд и дополнила его своим коралловым ожерельем. Затем Розалия Львовна извлекла из шкафа доктора Русого, помогла найти подходящий крем для чистки ботинок и распорядилась выкатить машину из гаража.

Когда дом опустел, Оскар запер ворота и закрыл на засов калитку. Он оглядел пустой двор, корт, обставленный этажерками самодельных трибун, засохшие клумбы и трещину в фундаменте, что опоясывала строение. Оскар запер гараж и входную дверь, задернул шторы на кухне.

— Ну? — спросила графиня. — В самом деле, никто не заметил? Юлька выбегала на улицу, чуть с ног не сбила. И не увидела?

— В зеркале тебя видно.

— Натасик все утро торчал у зеркала. Никак не отреагировал. Даже не поздоровался.

— Он после инсульта вообще не реагирует ни на что.

— Жорж звонил, сказал, что Женька ищет меня. Зачем?

— Чтобы ты уделила мне немного внимания. Он клеится к Юльке, поэтому подсознательно чувствует себя виноватым.

— А Юлька?

— Ты не заметила? Эти двое созданы друг для друга.

— Нет, не заметила. Скоро они вернутся?

— После игры зайдут в ресторанчик отметить победу, потом пойдут в гостиницу, уговаривать крошку вернуться домой. Потом… Давай пива выпьем? У меня голова от работы пухнет.

— Угощай, — графиня села за стол и отодвинула изящную конфетную вазочку Розалии Львовны. — Зачем ты опережаешь замысел Автора? Доктор еще не осознал своих чувств, а ты ему уже Юльку сбагрил. Крошка еще не выиграл, а ты уже столик в ресторане заказал. Не слишком много полномочий?

— Я… — Оскар поставил на стол банки холодного пива и сел напротив графини, — …выиграл «День Вселенной» и хочу отпраздновать выигрыш.

— Как ты намерен использовать этот «День»?

— Пока не думал. Пока я еще в эйфории.

— Что будет, когда эйфория пройдет?

— Скорей всего, я смогу запустить хронал, но в этой задаче есть парадоксы, которые пока не решаются. Видишь ли, такие эксперименты лучше делать, находясь в другом измерении. А так как измерение у нас теперь одно на все времена и пространства, то «реальный мир» — не такая уж тупая идея, как мне казалось.

— Смыться в «реальный мир» и работать оттуда?

— Как вариант.

— И ты уверен, что там первичное поле не тормозит?

— Это бы перечеркнуло теорию. Тормозит-то оно относительно «реального мира». Значит, там должен быть идеальный порядок. Где-то оно тормозит, где-то разгоняется. Можно дергаться в разные удаленные частоты. Но «реальным миром» я реально занимался и реально его себе представляю.

— И на что он похож?

— Не думаю, что сильно отличается от нашего. Все миры писаны с одной натуры. Такая же Земля, такое же небо. Может быть, там не будет Луны, хотя… не уверен. Может быть, в мире, который мы называем реальным, про алхимика не писали в газетах, но тоже не поручусь. Давай, за победу… — предложил Оскар, поднимая первую банку.

— Греаль болеет за наших?..

— За здравый смысл. Сегодня французы выиграют обе игры. Завтра продуют пару. Послезавтра первую игру сдадут, а потом начнется самое интересное.

— Оскар! Ты работал с дехронизатором… — догадалась графиня и получила в ответ утвердительный кивок. — Ты уже манипулируешь хроналом без всяких переходов в «реальность».

— На малых оборотах. Для серьезной работы условий нет. Что я имею? Промзону? Их потешная «башня» — лифт до Луны и обратно. А я — простой парень с нелепой судьбой. Нужен флоридский дольмен и человек, лишенный программы. Крошка должен заниматься этим или, на худой конец, Лео. Ни у кого из нас, персонажей, прописанных от первой до последней страницы, нет полномочий менять сюжет. То есть пробовать, конечно, можно, но из этого выйдет только хинея.

— Сюжет? Или хронал?

— Разве это не одно и то же?

— Хорошо, — согласилась графиня, — поручи дело крошке. Хочешь, я привезу его после игры? Пока семейство будет отмечать победу…

— Тогда возникнет еще один парадокс. Я не знаю, как передать ему «чашку». Готовый прибор будет слушаться только меня. Разве что, повынимать ключевые камни… но как этот двоечник сможет их поставить на место?

— Дарственное слово… и не надо ничего вынимать.

— На собранный прибор не подействует. Он, как собака, чует хозяина. Недоработанный, Зубовский, может спокойно ходить по рукам, но хронал не запустит. Мой — соображает сам, поэтому может сам себя заблокировать. Пока что я не вижу решения.

— Вот, дьявол! — расстроилась Мирослава. — Значит, должно быть особое дарственное слово. Может быть на ангельском языке? Может, в Книге порыться?

— У Эккура прописано святое правило: творец и тварь не существуют в одной системе. Вспомни, что сказал тебе Греаль? Имя автора на внешней стороне обложки, твое — внутри. Эти миры не пересекаются. В результате всех парадоксов, у меня нет допуска к работе с Греалем. Я могу только его собрать. Собрать… — повторил Оскар, — по готовым чертежам и схемам, из полученных материалов, которые, однако, кто-то для меня сделал. По логике вещей, я даже претендовать не должен на такую игрушку. Никто не может, но человек без судьбы творит здесь черт знает что, не опасаясь хинеи.