— Борька!!! — графиня вспыхнула гневом и пнула дверь с такой силой, что толпа отпрянула. — Сволочь! Сколько денег ты из меня выкачал! — она выхватила металлическую трубу и в сердцах врезала Борису по шее. Тот упал на четвереньки, но бежать было некуда. — Скотина! Дерьма кусок!!! — бушевала Мира. — Сколько я тебе заплатила? Ты мог купить себе самолет! Пассажирский Боинг на триста персон! Куда ты дел мои деньги, бездельник? Ты за всю жизнь столько не заработал, сколько из меня выкачал!!! — она врезала трубой по спине несчастного попрошайки, тот кинулся бежать на четвереньках под ноги авиапассажиров, и быстро скрылся в толпе. — Кому я еще должна? — рявкнула графиня и толпа отпрянула.

Мира забралась на капот. Насколько хватало глаз, вокруг нее простирался митинг, словно бастовали не диспетчеры против низкой зарплаты, а жители Франции против того, что они французы. Однородная и безликая масса людей, с торчащими кверху лозунгами идиотского содержания. Толпа покрывала выезд на автостраду и прилегающие территории. Простиралась за горизонт, плавно обтекая препятствия и строения. В сметенном расположении духа графиня вернулась в салон и закрыла дверь на замок.

— Нельзя этого Борьку как-нибудь того?.. — спросил Артур. — Достал ведь…

— Чего «того»?

— На место вернуть, чтобы в себя пришел.

— Нельзя, — ответила графиня.

— Поговорила бы со своим Жоржем…

— Думаешь, он не пробовал? Думаешь, ему приятно нарываться на этого дурака? Валерьяныча просить надо, а как к нему продраться через толпу? Сами же не расступятся.

— Нет, не расступятся, — согласился Артур.

— Придется их немного помять, — Мира высунула ствол в щель окна и придала ему максимально горизонтальное положение. Другой конец уперся в верхний угол заднего стекла. Графиня закрыла глаза, чтобы вспомнить, чему научилась.

— Ты чего? — испугался Артур.

— Не мешай, а то я все перепутаю.

Графина взялась рукой за верхнюю треть ствола, нагрела кристалл, но коридор не раздвинулся.

— Можно я? — предложил Артур.

— Нет, не можно.

Графиня ждала. Кристалл охладился, нагрелся снова. Коридор опять не открылся. Толпа как стояла плотной стеной, так и продолжала стоять. Терпение графини приближалось к концу.

— Вот, дерьмо! — прошипела она по-французски. — Опять мы что-то не то натворили.

— Нет, — возразил Артур. — Только ваше сиятельство «творить» изволит. Я сижу, ничего не трогаю.

— А почему не идет искажение?

— Я почем знаю? — Артур поднял глаза в потолок и обомлел. Крыша автомобиля приподнялась, оттопырилась круглой аркой на добрую половину метра. — О… — произнес он и указал пальцем назад, — а ваше сиятельство верх с низом не перепутали?

Мира обернулась. Заднее стекло расплылось в стороны, капот прогнулся. От автомобиля до бесконечности простирался пустой коридор, уплотненный по бокам ничего не видящими зеваками. После паузы графиня выразилась ужасным матом.

— Сиди здесь, жди меня, охраняй имущество, — приказала она, взяла ствол и вылезла на изуродованную крышку багажника. — Я скоро вернусь.

— Я с тобой! — воскликнул Артур.

— Сиди на месте! Сгоришь!

Артур дождался, пока Мира отбежит от машины, и ринулся следом, но не успел он высунуть ногу наружу, как невидимая рука дернула его назад. Ткань на коленке вспыхнула, задымилась и образовала дыру. Кожа в дыре покраснела. Растерянный Артур остался сидеть на месте, как верный барбос возле хозяйского чемодана. Банка пива вынырнула из рюкзака и шлепнулась перед ним.

— …Он думал, что Истина — волшебный сосуд, изливающий гармонию в море хаоса. Он не знал, Истина — чудовище, рожденное проглотить его целиком. Он думал, что Истина в руках Человека изменит судьбу, но судьба изменится без него. Человек бессилен против мира, в котором живет, потому что создал его чужими руками. Теперь его руками творится мир, в котором не будет места для самого Человека. Когда ты узнаешь об этом, будет поздно. Когда ты откроешь гармонию нового хаоса, она никому не подарит счастья. Когда ты научишься управлять судьбой — поймешь, что это обман, но поворачивать назад будет поздно. Ни один Творец не погубит живую тварь, созданную его искусством. Он будет трепетно оберегать чудовище до тех пор, пока не окажется проглочен им. И нет затеи глупее, чем наставлять Творца на путь справедливости.

— Все, чему ты научил Человека, Ангел, это гордыне.

— А чему научил Ангела ты, Человек?

— Человек научил тебя верить в обман.

— Неправда. Мир всегда состоял из обмана. Все, кто жил до тебя, верили, потому что хотели жить; а жили, потому что верили.

— Человек научил тебя надеяться на судьбу, которая ведет в могилу.

— Ты не понял своего предназначения, Человек! Поэтому другие дороги тебе закрыты.

— Человек учил тебя любить, Ангел, но ты возлюбил лишь самого себя.

— Потому что все остальное ты предал. Ты предал себя, Человек, а вместе с собою тех, кто верил тебе, любил и надеялся. Все, чему научился у Человека Ангел — это страх тупого конца.

— Какого конца, Валех?

— Безмозглого, бессмысленного, отчаянного.

Бракоразводный процесс успешно завершился к началу весны. Имущество было разделено между будущими наследниками, на даче Боровских воцарился покой. Натан Валерьянович получил от Розалии Львовны кабинет, гараж и машину. Даже Оскар, признанный членом семьи, получил небольшую комнатку на втором этаже, именуемую «гостевой». Оскар решению суда удивился, но виду не показал, и вещи свои на второй этаж переносить не спешил. Он продолжил занимать жилплощадь возле кабинета Учителя, дожидаясь особых директив. Директив не поступало. Последним неразделенным имуществом осталась квартира в Академгородке, принадлежавшая пропавшему без вести господину Сотнику. Этому господину она продолжила принадлежать. Розалия Львовна махнула на квартиру рукой. Натан Валерьянович сделал то же самое.

Решение суда было встречено взаимным одобрением сторон и увенчалось торжественным ужином, на который Розалия Львовна пригласила всех: и бывшего супруга, и Оскара Шутова, и его подругу Юлию, даже лунатика Женю, которого толком не знала, но была уверена, что бывший супруг не приютит на даче человека, недостойного домашнего ужина.

Перед ужином Оскар отправился к лунатику в пансионат и застал пациента на скамейке в обществе дамы, которая годилась кавалеру в матери. Дама была бледна, стройна и молчалива, что вполне соответствовало Жениному вкусу. Оскар не удивился, только посочувствовал другу. Дама выглядела так, словно пережила столетнюю войну и потеряла все. Взгляд египетской мумии не располагал даже к формальному знакомству, но Женя вполне оживленно общался с подругой, отсутствие взаимности его ничуть не смущало.

— …Так, вот, — рассказывал Женя, пока Оскар выставлял из багажника коробки с гостинцами, — вышел я на балкон, смотрю: подо мной Луна и люди на ней стоят… Стоят и смотрят на меня, как будто я занял единственный сортир и выходить не хочу…

— Тебе в палату занести или здесь оставить? — спросил Оскар.

— Познакомься с Мариной Анатольевной, — представил Женя подругу. — Марина, это мой друг, Оскар. А это его подруга, Юля.

— Очень приятно, — ответила Юля за себя и за грубияна.

— Так что? Нести или сам?..

— О, чайник привез!.. — заметил Женя и нехотя поднялся со скамейки. Марина Анатольевна грустно поглядела на коробки. Что сортир на Луне, что электрический чайник от Натана Валерьяновича… даже если на лужайку перед корпусом высадится отряд марсиан, в жизни этой женщины не случится никакого события. Скорее мумия улыбнется археологу, чем ее лицо удивится чему-нибудь.

— Пойдем… — скомандовал Оскар. — Бери одеяло и за мной.

— Я хотел тебе кое-что рассказать…

— Идем, поговорить надо. — На лестнице Оскар прижал хворого товарища к стенке. — Ты чего несешь? Какие люди? На какой Луне?

— Марина — свой человек, — оправдывался Женя. — Она не расскажет. Ей некому рассказать.