— Да… — согласился Оскар и позволил подруге себя обнять.

— Она боялась, что Копинский вернется за сыном, а тебя некому будет защитить. Согласен? Оскар, не молчи, скажи что-нибудь! — Оскар только пожал плечами. — Подумай об этом. Я тоже подумаю. И еще… Подумай, как вернуть чемодан. Наверняка его хватятся. А может, оставим его себе, почитаем… — Юля вернулась к чемодану и взяла тетрадь, посвященную Анабель. — Наверно, здесь рассказы и повести.

— Положи! — испугался Оскар и выхватил рукопись. — Если чемодан из форта, я запрещаю к нему прикасаться. Ты не прочтешь ни слова, пока я не выясню, почему он здесь.

— Хорошо, хорошо, — согласилась Юля, но Оскар сам закрыл чемодан. — Никогда, — потребовал он, — не прикасайся к нему без моего разрешения.

— Ладно, только не увози его никуда. Если чемодан здесь, значит, Мира за ним вернется. Тогда и поговорим. Тогда все будет хорошо, потому что я больше никогда вас не отдам на съедение друг дружке.

— Нет, — грустно ответил Оскар. — Мирка уже не вернется.

Портрет в серебряном медальоне чернел от слез. Бледное лицо с глазами, полными ужаса, словно женщина позировала убийце. Словно предчувствовала конец. Оборванная цепочка была затянута в узел. От предмета разило могильным холодом, но Собек принес его в апартаменты графини и положил на стол.

— Анабель де Пьемонт, — представил он женщину с портрета. — Единственная дочь графа Пьемонта, она же наследница.

Графиня вгляделась в портрет.

— Если они прислали для переговоров тебя, значит, ее дела безнадежны.

— Анабель умерла мучительной смертью. Когда отец узнал, что за участь постигла любимую дочь, едва не сошел с ума. Он искал сделки с дьяволом, душу предлагал на продажу, и, вероятно продал, если вышел на игроков форта. Сторговались неплохо: граф завещает ордену замок с поместьем, мы — возвращаем его в объятия дочери и даем состариться по-людски.

— После того, как он искал сделки с дьяволом? — удивилась графиня.

— Мы не знаем, что он пережил. Старик обезумел от горя. А теперь спроси, сколько стоят его земля вместе с рухлядью?

— Сколько стоит земля?

— Сначала поместье делало состояние на виноградниках, потом долину превратили в курорт: бассейны с термальными водами, спортивные площадки, роскошные отели. Корты, кстати, лучшие в мире. Замок попал в реестр памятников архитектуры, а когда Европу потрепал катаклизм, остался нетронутым и умножил цену. Потом в Пьемонте откроют пещеры с лечебным климатом, и деньги не будут иметь значения. Хозяин получит власть над дряхлыми старцами, что собираются жить и царствовать бесконечно.

— Понятно, что форт волнуют не деньги. Они здесь не волнуют никого, кроме меня, поэтому, давай, не тяни, сколько предлагают за партию?

— Я пришел, чтобы отговорить тебя.

— Думаешь, мне предложат?

— В первую очередь, ваше сиятельство. Пьемонты — люди твоего сословья, и старый добрый французский, на котором ругается наш палач, никто не понимает лучше тебя. Мира, я пришел, чтобы отговорить. Женщина умирала ужасной смертью. Хуже того, неизвестно какой. Подробности нигде не описаны.

— Могу предположить, что на прекрасную Анабель напали разбойники, вымогали выкуп у отца, и пока граф Пьемонт откупоривал сундуки, развлекались с бедняжкой. Думаю, ее поколачивали, держали в помойной яме, кормили объедками. Милый мой Крокодил, посочувствуй дуракам, что вздумают со мной развлекаться, и не бери в голову. Я справлюсь.

— Не знаю, — сомневался Собек, — вряд ли старик бы поставил на кон состояние, если проблема решалась так просто.

— Если не было других наследников, почему не поставить? Не класть же состояние к себе в гроб.

— Старик славился скупостью, но когда узнал, что за смерть приняла Анабель, поклялся отдать все до последнего экю тому, кто сможет предотвратить конец или… сделать его не таким ужасным.

— Не пугай, Крокодил! Чем я рискую? В крайнем случае, мне нечем будет оплатить малышу карьеру. Если он не сыграет пару-тройку серьезных турниров, кто его пустит на Роланд Гаррос? Малышу надо набирать очки, пока есть возможность.

— Если он потеряет тебя ради очков…

— Собек! — возмутилась графиня. — Если малыш не войдет в сотню, ему конец! Профессии нет, образования никакого. Дури — полная голова. Что он будет делать за стенами форта? Чем будет на жизнь зарабатывать?

— Если не сможешь решить проблему, в могиле Анабель останешься ты.

— Мне плевать, что останется в той могиле… Как? — не поверила Мира. — Что за новые правила?

— Форт уже закупил поместье. Договор подписан. Не найдется игрок — найдут жертву.

— А если не найдут?

— Обманут недотепу. Тебя обманут. Форту нужны земли Пьемонта. Здесь не игра, а чистая сделка. Откажись!

— Меня не волнует, что будет лежать в могиле, — повторила графиня.

— Это и настораживает.

— В каждой могиле что-то должно лежать. Мои кости ничем не хуже костей Анабель. Того же сословия. И не смей меня отговаривать. Лучше пообещай, что выполнишь одну мою просьбу…

— Откажись, Мирослава!

— Беда может случиться когда угодно с любым из нас. Я никогда не просила тебя, но однажды придется…

— О твоем малыше я позабочусь. Не стоит просить. Или речь не о нем?

— О нем. Если когда-нибудь я не вернусь в форт, чтобы выпить кружку твоего черного пива… Сейчас или в какой-нибудь другой раз. Ты не должен о нем заботиться. Ты должен вернуть малыша родной матери.

— У малыша есть мать?

— Я оставлю адрес. Вернешь малыша, передашь письмо и извинишься за меня перед ней. Все, что нужно, я давно написала, но не могу положить бумагу в конверт.

— И все же, — стоял на своем Собек, — я советую отказаться от авантюры.

— Старый добрый французский, на котором ругается наш палач… — улыбнулась графиня. — А оружие? Если они опять пошлют меня в логово дьявола с одной Библией, пусть она будет хотя бы в жесткой обложке.

— Медальон покойницы-матушки — все, что имела несчастная в смертный час. Отец заменил его потом на портрет Анабель. Может быть, еще мешочек сушеных трав, спрятанный под корсетом. Девицы в те времена не носили оружия.

— Или не докладывали об этом отцам.

— Анабель не из дьяволиц. Ее славила кротость и добродетель.

— Меня введут в игру перед смертью или дадут время?

— Достаточное, чтобы побороться за жизнь, но обратной дороги не гарантируют. Прошу тебя, откажись!

— Не всякая жизнь стоит того, чтобы за нее бороться. Не бойся, Собек! Мне надо заняться делом, чтобы не лезли в голову глупости. Если проблему бедняжки можно решить, я решу ее. Если нет — смерть решит все проблемы.

— Стало быть, душа человеческая уносится прочь из тела, чтобы избавиться от проблем? — спросил Валех.

— Если задуматься, Ангел мой, стоп-кран в самолете имеет не только синий цвет, но и скрытый смысл.

— Лучше задумайся, Человек, от каких проблем душа залетает в тело?

— Боюсь, не по собственной воле.

— А вылетает по собственной?..

— Как сложится жизнь.

— А что такое жизнь твоя, Человек? Почему ты поднимаешься в облака, чтобы видеть ее ничтожность? Что такое твоя душа, бегущая прочь от жизни?

— Душа моя, Ангел, — разумная энергия, которая использует изощренную материю мозга, как окно в мир иной. В мир, где можно творить и плевать на то, что оставишь в могиле.

— От чего же твой мозг изощрен, Человек?

— Оттого, мой Ангел, что все живое стремится к развитию, а все разумное к совершенству.

— Куда же уходит твой ум после смерти, Человек Совершенный?

— Что вышло из праха, мой Ангел, возвращается в прах; что снизошло из иного мира, восходит обратно.

— Если послушать тебя, Человек Разумный, выходит, что нет на свете ни жизни, ни смерти. Может быть, души в тебе тоже нет?

— Может, нет и мира человеческого? Может, ты выдумал его, Ангел?

— Кем же ты станешь, когда душа оставит тебя, Человек, Придуманный Ангелом?