— Давай газеты, — предложила она. — Я лично вручу их немцу, и пусть попробует мне высказать претензии.

— Ты ведь говоришь по-русски? — неожиданно спросил почтальон.

— Ну… говорю немного.

Он вынул из кармана мятый конверт.

— Можешь прочитать, что написано? Мне сказали, что это русский язык.

— «Ее сиятельству графине Виноградовой Мирославе лично в руки», — прочла графиня и обалдела, потому что на конверте не было адреса. Не было даже намека на страну пребывания адресата, даже примерная сторона света не была обозначена на конверте, зато почерк Оскара был узнаваем издалека. По всему было видно, что пакет не раз обогнул планету, прежде чем попал в нужные руки. — Это мне, — ответила графиня и спрятала конверт в карман. — Мороженое будешь?

Из конверта выпал красный камешек и пачка долларовых купюр, на которую вполне можно было купить лавку драчливого виноторговца с его же квартирой на втором этаже, и гостиницу госпожи Калимэры в придачу, чтобы запретить ей вламываться в номера. Мира закрыла дверь на ключ и повесила бесполезную табличку «не беспокоить». «Мирка, — писал графине товарищ из далекой Флориды, — я беспокоюсь. Позвони и скажи, что жива. Если не можешь звонить, напиши и пошли обратно письмо вместе с камнем. Может быть, я придумаю, как решить проблему. Я теперь богат. Кстати, посылаю долг и немного денег, потому что не знаю, на что ты там живешь и какой бурдой напиваешься. Очень скучаю. От всей души дарю тебе красный камень. Твой Оскар».

Самоанализ был отложен. Графиня открыла бутылку вина и сняла покрывало с клетки бабушки Сары. Весь день ворона тревожно рассматривала графиню. Весь день топталась, нервно отряхивала крылья и тихо крякала, слушая рассказы о прекрасной жизни во Флориде, которая последует за изгнанием из ада. Ворона отказалась от вина и сладкого винограда. Она не притронулась даже к яблоку, но Миру ничто не насторожило в поведении птицы. Она была счастлива уже оттого, что перестала думать о персонаже по имени Эрнест. Странный юноша ушел в тень и позволил ей ненадолго расслабиться. От сеньора Эрнесто остался лишь томик Шекспира с экслибрисом и жидкое облачко воспоминаний, большая часть которых — чистейший утренний бред, навеянный морским ветром и колокольным боем. Мир без Эрнеста стал приобретать ясность и логику:

— Если я отправлю письмо, — рассуждала графиня, — меня расшифруют вмиг. Если активирую телефон хотя бы на пять минут — попадусь раньше, чем успею набрать номер. Если одолжу мобилу у почтальона… Телефоны Оскара и Натана наверняка прослушиваются теми, кто хочет на мне заработать. На их месте я первым делом поставила бы на прослушку эти два телефона.

Настроение графини испортилось, когда она почувствовала себя мишенью для снайпера. Под вечным прицелом, наведенным на окна и двери, на человека, который не согласен принять эту жизнь такой, какова она есть, и не способен себя заставить относиться с уважением к тому, что вызывает ярое неприятие. Вино закончилось. Графиня еще раз вывернула на кровать чемодан. Вслед за чемоданом на кровати оказалось содержимое дорожной сумки и косметички. Мира в жизни не имела привычки класть в косметичку платки, но мир, с таким трудом приведенный в порядок, снова утратил логику. Отсутствие платка тревожило графиню так сильно, что мешало соображать. Кроме отсутствующего платка, графиню тревожил немец. Она понять не могла, что эти немцы написали в своей газете такого, что несчастный пузатый мужчина не отправился после ужина спать, а битый час расхаживает по веранде мимо ее двери и призывно покашливает. Графиня задернула штору, но покашливание не прекратилось. Соседу по гостинице явно не спалось после того, как ее сиятельство лично вручило ему газету и взяло расписку, что клиент не имеет претензии к местной службе доставки. Пузатый немец писал расписку и потел от страха, потому что не понимал, что сие могло означать. На почве непонимания у него развился нервный кашель и двигательная активность. Когда наступило утро, графиня нашла на своем подоконнике букетик диких цветов и решила, что кашель был вызван цветочной аллергией.

Мира поднялась на вершину поселка, вышла на дорогу, ведущую через поле желтой травы, обшарила на дороге каждый камень, но платок не нашла. А когда вернулась в гостиницу, госпожа Калимэра уже занималась уборкой и указывала шваброй во двор, намекая, что графиню ждут, и уже давно.

Возле бассейна, среди лохматых кустов стоял человек с неприятным серым лицом и узко посаженными глазами, острыми, как кинжалы. В руках человек держал платок, оставленный графиней у подножия храма, и два почтовых конверта.

— Ваш? — спросил мужчина, подавая графине платок.

— Наш… — сказала графиня.

— И это ваше, — мужчина протянул графине конверты.

— Нет, это не наше.

— Ваше, — ответил мужчина, развернулся и пошел по узкой дорожке к лестнице, ведущей к берегу моря.

Два конверта остались в руках графини. Она присела на бортик бассейна и вскрыла первый:

Приглашение выпало из рук на кафель, усыпанный розовыми листьями. У графини не было сил, чтобы поднять его и прочесть до конца. Она вскрыла второй конверт.

— Докудахтались мы с вами, уважаемая госпожа ворона, — вздохнула Мира, поднимая упавшее приглашение. — И, слава Богу… Если б вы знали, Сара Исааковна, как я боюсь этого сеньора Эрнесто. Если б вы только знали, как я его боюсь…

— Людям дано время, текущее Великой Рекой из прошлого в будущее, — сказал Валех. — Рекой, которая орошает жизнь смыслом, позволяя ростку подниматься к небу, а праху растворяться в земле. Из этой Великой Реки Человек должен черпать Истину, по этой Великой Реке должны уплывать в прошлое боль и печаль. Человек может строить запруды и водопады, может возводить фонтаны, рыть каналы и запускать в поход корабли, но поворачивать Великую Реку Времени вспять позволено только тем, кто знает цену каждой капле этой Реки. Человек не может знать, ибо капель в Великой Реке больше, чем мгновений его маленькой жизни.

— Меня сегодня убьют? — спросила Мира.

Валех стоял в капитанской рубке, рассекая взором облака над поверхностью океана. «Гибралтар» летел над водой, как птица. Летел туда, куда указывал взгляд Привратника, и не задавал капитану вопросов.

— Меня убьют? — повторила графиня.

— А смысл?

— Какой смысл может быть в смерти вообще? Не будет меня — не будет проблемы у тех, кто погоняет веслами Великую Реку. Меньше будет коряг на пути… Мне кажется, я заслужила смерть. Или нет?

— Вслед за недописанным персонажем уходит неразрешенный вопрос, на его место приходит другой.

— Но вы-то знаете ответы на все вопросы. Вот и объясните мне, что сказать Богу на Страшном суде, чтобы у него волосы на голове не встали дыбом?

— Ты пародия на своего Творца, — ответил Валех. — Все самое неразумное и дикое, что нашлось в его дремучей душе — это ты. Если он сумел породить из себя такое — ему виднее, как распорядиться тобой, но вопросы, ушедшие в небытие без ответа, умножают хаос. Кому они нужны? Никому. Каждый уверен, что Истина заложена от рождения в его голове. Каждый хочет услышать подтверждение этой нелепой веры.

— Тогда зачем меня пригласили? — спросила графиня. — Я ни в чем таком не уверена и ни на какие вопросы отвечать не буду. Я не знаю ответов на ваши вопросы.

— В Форте Дольменов вопросов не задают. Рыцари Ордена Святого Огня поставлены следить за порядком, который нарушают люди. Они свое дело знают.

— Что они делают с людьми, которые нарушают порядки?

— Сначала взывают к совести.

— А потом?

— Потом принуждают к совести.