— Уходим, — сказал он. — Можно, через океан… если хочешь помыть сандалии.

К проблеме поиска тренера Сава Некрасов подошел очень просто: «Никогда не занимался вопросами спорта, — сказал он профессору начистоту, — и совершенно в этом не разбираюсь. Сделаем так: вы вместе с вашим сыночком выберете наставника, назовете мне его имя, а уж каким образом организация принудит его к сотрудничеству — наше дело». Не долго думая, Натан Валерьянович согласился. Чтобы не выглядеть совсем беспринципным в своих глазах, он взял с Савы слово, что организация будет выбирать гуманные методы принуждения. Боровскому показалось, что Некрасов обиделся. «Увидите, — сказал Некрасов, — этот человек одумается и сам предложит услуги, как только пелена спадет с его глаз».

Специалист, который внушил Натану Валерьяновичу доверие, оказался евреем, человеком здравомыслящим, достаточно прагматичным, чтобы не обещать золотые горы, но необыкновенно трудолюбивым и расположенным к общению с детьми. В свое время, отказываясь взять в группу Эрнеста, он не утверждал, что мальчик непригоден для спорта. Этот человек не искал оправданий, не набивал себе цену, и выражался искреннее: «Не знаю, мистер Боровский, почему я не хочу работать с вашим ребенком. Наверно потому, что он не похож на своих ровесников. Я привык работать с ребятами до десяти лет. Нет, умом я понимаю, что он подходит для группы, но на практике… даже не знаю, с какой стороны к нему подступиться. Что-то в вашем мальчике меня настораживает».

Звонок прозвенел точно в срок, назначенный Савой. Немного растерянный и слегка озадаченный тренер жаловался профессору на жизнь, словно близкому родственнику. Сетовал, что не состоялся контракт в Лос-Анжелесе и приглашал обсудить перспективы графа. Место и время встречи тренер назначил сам, но на свидание не явился, не перезвонил и даже не ответил на звонки Натана после того, как тот лишний час прождал его в условленном месте. Натану ответила взволнованная супруга и сообщила, что растяпа-муж забыл телефон в гараже, вместе с ключами и документами.

Еще один час Натан Валерьянович ждал растяпу на кортах, наблюдал тренировку и потешный турнир, которые утроили между собой мальчишки, пользуясь отсутствием тренера.

— Сегодня должен быть, — успокаивал его менеджер. — Подождите.

Профессор ждал, наводил справки и снова возвращался на трибуну, чтобы отвлечься, глядя на игры детишек. Натан Валерьянович ждал, потому что верил в статистику: после стольких промахов хотя бы раз в жизни должно повезти. И профессору повезло: он получил виноватого и готового к сотрудничеству специалиста с забинтованной рукой и пластырем на распухшей переносице. В тот момент Натану казалось, что он получил от жизни все, но тренер простым вопросом спустил его с неба на землю.

— Почему же не взяли с собой парнишку? — удивился он. — Сегодня бы начали тренировку.

— Старый я дурак! — воскликнул Натан.

Вдруг он поймал себя на мысли, что не помнит, как долго ребенка нет рядом. А то, может быть, профессор-растяпа вовсе оставил крошку дома или забыл в гараже с ключами и документами? В тот момент он понял, что судьба отводит от мальчика взгляды не только тренеров с педагогами. Даже он, многодетный отец, человек невероятно ответственный, забыл о присутствии ребенка, словно это не малолетний бандит, доверенный его попечению, а умница и отличник. От такого открытия волосы встали дыбом на макушке профессора, и Сава, зашедший узнать, как дела, не сразу его узнал. Ему бы в голову не пришло, что профессор в свои годы способен перемещаться на таких скоростях.

Взмокший, испуганный Натан курсировал по аллеям между кортами, и приставая к прохожим.

— Натан Валерьянович! — окликнул его Савелий.

Боровский обернулся.

— Как я рад вас видеть! — воскликнул он и подошел пожать руку. — Не могу найти мальчика. Пришел человек, с которым мы должны были встретиться. Пришел с опозданием, потому что попал в аварию, а Эрнест… Как же так, не пойму! Как же так? Где же я его упустил?

— У вас активный мальчик? Любит побегать?

— Ой, любит, — признался Натан. — Ой, любит! За ним глаз да глаз. Боимся оставить его одного даже в закрытой квартире. Но как же я мог?

— Территорию обыскали?

— Первым делом. Побывал даже в офисе и медпункте. Извините меня, ей-богу, голубчик, виноват! Не настроен сегодня на разговоры. Эх, надо было вам позвонить…

— Только не волнуйтесь, Натан Валерьянович. Я найду его очень быстро.

— Да где ж вы его найдете, паразита такого!?

— Вашего сыночка я найду на краю Земли. Он ведь ваш сыночек?

— Да, — ответил Натан после недолгих раздумий.

— Считайте, что он уже дома.

Вечность прошла, прежде чем Натан услышал спасительный звонок Юли. Вечность, каждый миг которой был исполнен отчаяния. Профессор не верил Саве, он верил, что цивилизованное общество не позволит ребенку гулять по улицам в одиночку; что рано или поздно, кто-нибудь возьмет его за руку, чтобы вернуть домой. Натан успел объехать все больницы Флориды, успел поднять на ноги полицию, успел по второму и третьему разу обыскать корты и прилегающую к ним территорию. Натан успел съездить к дому Копинского и убедиться, что ворота не взломаны и замки на местах. Когда позвонила Юля, Натан Валерьянович ехал к дому Копинского второй раз. Он остановил машину, чтоб от волнения не съехать в кювет.

— Приезжайте скорее, — сказала девушка, — потому что я опять ему всыпала.

— Вернулся…

— Не то, чтобы вернулся. Сава Некрасов за шиворот приволок. Приезжайте, посмотрите, в каком он виде. Я сказала, если еще раз повторится такое свинство, пожалуюсь Оскару, пусть забирает и делает с ним что хочет. Я правильно сказала, Натан Валерьянович? Натан Валерьянович, не молчите… С вами все о-кей?..

Пока профессор добирался до дома, прошла еще одна вечность. Сначала он хотел дозвониться до Савы и поблагодарить, но не нашел нужных слов и решил отложить благодарность на будущее. Натану Валерьяновичу надо было побыть одному, покурить, подумать о жизни и выпить крепкого кофе, потому что глаза профессора закрывались и путали проезжую часть с тротуаром. Он боялся разбить машину, поэтому долго сидел на парапете, потом перебрался за столик кафе, где на него, одинокого странника, не обращали внимания даже официанты. Натан обдумал все и проанализировал последний год своей жизни. С тех пор, как он сорвался в Майами, не предупредив родных, и до того злополучного дня, когда неведомая сила увела у него из-под носа мальчишку. Профессор не верил в провалы памяти. Ему казалось, что сущность реального мира по имени «автор» решила перечеркнуть этот год, как черновик неудачной главы, и все написать по-другому. До этого дня жизнь казалась ему само собой разумеющимся мероприятием, на которое он приглашен и обязан присутствовать, как ответственное лицо. Теперь он не чувствовал себя человеком. Профессор отвел себе место декоративного персонажа, который придает колорит сюжету, но не играет в нем роли. «Если со мной случится беда, — думал он, — Юля не справится с разбойником. И Оскар не справится. Хуже того, друиды будут знать наше уязвимое место, потому что сегодня я показал его слишком явно. Я, старый дурак, поставил под удар детей, тогда как должен был оберегать их. Оберегать, ибо никакой другой миссии в данном сюжете для меня не отпущено. Кто я такой? Отработанный материал! Персонаж, который потерял актуальность». Натан вдруг осознал ужасную вещь: Сава нашел малыша, не спросив о нем ничего. Даже не взяв фотографии. «Почему он решил, что Эрнест мой сын? Неужели коллеги-друиды не навели нужных справок? — спросил себя профессор Боровский. — Нет. Это продуманная, хорошо законспирированная акция по вербовке Оскара. Именно Оскара, потому что я, как ученый, не могу представлять для них интерес».

В тот вечер Боровский не помнил, как добрался до дома. Мальчик спал в своей детской кроватке, потому что ужасно устал, а Юля демонстрировала профессору его теннисные ракетки, разбросанные по комнате.