— Катись, куда хочешь, — махнул рукой Оскар.

— Сам катись! — рассердилась графиня. — Кто ты такой, чтобы распоряжаться мною? Ты мне не муж, не брат, не отец родной. Даже не любовник! И никогда им не станешь! Знаешь, почему ты никогда не станешь моим любовником?

Оскар уже ничего не желал узнать. Он поднимался по лестнице и пропускал мимо ушей упреки графини.

— Идем! — крикнул он с верхнего этажа. — Идем мириться! Поднимайся, поболтаем с нашим приятелем на свежую голову.

— Привет, «автор»! — поздоровался Оскар Шутов с чашей. Темная комната наполнилась светом, отраженным параболическими зеркалами.

— Здравствуй, — появилось на мониторе. Графиня улыбнулась и спряталась за спину Оскара.

— Если мы обидели тебя вчера, сорри… Мы были немного уставшие, понервничали. Да и сами слегка поругались.

— Что ж… — ответила машина, — нам не привыкать к такому отношению.

— Как прошла ночь? Как дела?

— Что тебе надо?

— О! — Оскар обернулся к графине. — Сейчас такой текст пойдет — закачаешься! Скажи нам, пожалуйста, «автор», чем ты занимаешься, если не стоишь на воротах дольмена?

— Еще раз повторяю: паранаукой.

— А я все равно не понял, что это?

— Как же тебе объяснить? Есть люди, которые не имеют слуха, но хотят музицировать. С ними занимаются специальные педагоги: стучат им по голове, учат узнавать мелодии по вибрации крышки рояля.

— Так.

— Есть люди, которые хотят танцевать, не имея ног. Для таких делают специальные кресла, и партнеры, активисты общества милосердия, танцуют с ними. Есть спортсмены-инвалиды, для которых устраивают специальные олимпийские игры.

— Есть, — согласился Оскар. — И что?

— А есть «ученые», которые не имеют образования и ума, но очень хотят заниматься наукой. Такие пишут фантастику и надеются, что их сочинения повлияют на цивилизацию больше, чем библиотеки научных рефератов.

Оскар обернулся.

— Как тебе? — шепотом спросил он и удивился озадаченному лицу графини.

— Почему он говорит про людей? Спроси, он человек или кто?

— Нельзя. Обидится.

— Пожалуйста…

— Думаешь, я не спрашивал? Если так ставить вопрос, то разговор очень быстро закончится.

— Спроси как-нибудь по-другому.

— Скажи нам, пожалуйста, «автор», для чего ты занимаешься паранаукой? Ты хочешь открыть законы, которых нет в природе?

— Нет, хочу найти объяснение тому, что мне непонятно. Хочу найти понятное для себя объяснение.

— Почему ты не хочешь просто заняться наукой?

— Мне не хватает науки. Вопросы, которые ставит наука перед собой сейчас, для меня в общих чертах уже не имеют смысла.

— Ты знаешь на них ответ?

— Не…е! Откуда? Ответ для меня потерял значение раньше, чем встал вопрос. А вопрос, который хотелось бы поставить перед наукой лично мне, пока что не имеет смысла для самой науки. Боюсь, что я не доживу до времен, когда мои вопросы обретут смысл.

— Спроси, кто он, — умоляла Мира.

— Погоди, — отмахнулся Оскар и снова обратился к Греалю. — Какие вопросы тебе важны? Ты хочешь открыть что-то до того, как открытие понадобится твоей цивилизации?

— Цивилизация меня не волнует. Я ее, а она меня. Меня волнуют другие вещи.

— Вот это да! — удивился Оскар. — Все равно, я не понял смысла паранауки.

— Смысл в том, чтобы выплеснуть бандитствующую энергию, которая разрушает меня. Если я не занимаюсь паранаукой, энергия не уходит. Она кипит внутри, и я начинаю болеть. Если я не занимаюсь паранаукой, растения вокруг меня не растут, ломается техника, бьется посуда, животные убегают, а друзья считают, что у меня проблемы. Но если я занимаюсь паранаукой — я в полной гармонии с миром, который мне неуютен, потому что мир, в котором мне приходится жить, совсем не приспособлен для моих нужд.

— Поняла? — обратился к графине Оскар.

— Надо же… не у меня одной такие проблемы.

— Подожди еще…

— Как его зовут, спроси. Нет, спроси, где он живет? Спроси, знаешь что… Погоди, дай подумать!

— На личные вопросы он не ответит.

— А ты спроси. Дай я спрошу…

— Отвяжись от него! И не спорь! Мне виднее… Знаешь, как далеко он умеет послать?!

— Ну, спроси его хоть о чем-нибудь, пока не послал. Спроси о нас. Что с нами будет, спроси?

— Откуда он знает?

— Как он относится к нам, спроси.

— Сейчас, — Оскар развернулся к Греалю. — Скажи, пожалуйста, как ты относишься к Мирославе?

— Ей надо поучиться манерам.

— В каком смысле?

— Женщина в ее статусе не должна напиваться и сквернословить.

— Это точно.

— Много редакторской правки после нее, и читатель недоволен.

— Издевается, — пояснил Оскар. — У нашего собеседника хорошее настроение.

— Не будем обсуждать мое настроение.

— Хорошо, меняем тему.

— Меняем, — согласился прибор.

— Предложи сам. Какая тема тебе нравится больше?

— Мне бы понравилось, если б вы закончили болтовню и обратили внимание на внешние камеры. У ворот стоит такси. Стоит давно, а вы не слышите домофона. Пора бы узнать, в чем дело.

Мира с Оскаром выбежали к воротам и увидели заплаканную Юлю. На девушке не было лица. Она израсходовала все слезы и только вздрагивала, отворачиваясь от случайных прохожих.

— Эрнеста украли… — всхлипнула Юля.

— Тьфу ты! — вздохнул с облегчением Оскар и вернулся в дом.

— Я дала ему двадцать баксов, — объяснила девушка Мире, — чтоб выпил кофе и подождал меня у магазина. Ушла на секунду. Выхожу — его нет. Я искала, ждала, думала, сам придет. Мира, его украли! Или он убежал?

— Погоди. Кто украл?

— Не знаю. Он как будто провалился сквозь землю.

— Где это было?

— По дороге на Лоудердейл.

— Господи, горе-то какое… — графиня взяла у водителя такси салфетку, чтобы вытереть Юлины слезы. — Погуляет — вернется.

— Самка я усатая!

— Юля, он взрослый парень!

— Он ведь не знает адреса, а я не догадалась дать ему старый мобильник.

— О чем я тебя просила, когда привезла Эрнеста в Майами? Подружиться, поговорить, дать ему понять, что во Флориде есть человек, к которому можно всегда обратиться. Разве я просила его охранять?

— Мира, он же ребенок!

— Он взрослее нас с тобой, и привык делать то, что взбредет в голову.

— Но он ведь вырос в монастыре!

— Я не говорила, что он там вырос. Монастырь дал ему кров, но братья видели его дома через сутки на третьи. Эрнест лазал по всему острову в пляжных трусах, не спрашивая разрешений, но всегда возвращался в келью. Слышишь, Юля? Всегда! Возвращался туда, где его слушали и понимали. Сейчас же успокойся и расскажи, как вы проводили это время?

— Замечательно, — прошептала Юля и слезы, повисшие на ресницах, снова покатились по щекам. Графиня взяла у водителя вторую салфетку.

— Случилось что-то ужасное, мэм? — догадался таксист.

— Погоди, — отмахнулась Мира. — Итак, вы подружились? Юля! Возьми себя в руки и расскажи, завязались ли между вами теплые отношения?

— Завязались и даже очень.

— Значит нечего переживать. О чем вы разговаривали?

— О душе.

— О душе?

— А что? Нельзя? Эрнест так здорово все рассказывал, такие интересные вещи… Он сказал, что мы совершенно все не так понимаем, потому что в наших книжках на эту тему ничего не написано. Мне было так интересно…

— Все вы делали правильно, — утешила графиня девушку. — Просто замечательно, что вы говорили на «душевные» темы. Никуда не денется. Нагуляется и придет.

— Он не найдет дорогу. Я сама в том районе впервые. Просто на шоссе была авария, мы повернули на Лоудердейл… Мира! Он даже не смотрел на дорогу, все время со мной говорил.

— Эрнест хорошо ориентируется. От него захочешь удрать — ничего не выйдет. Этот парень умеет находить людей, которые ему нужны. Не думаю, что во Флориде кто-то, кроме тебя, станет с ним говорить о душе.

— А если его украли? — переживала Юля. — Зачем ему убегать от меня? Там некуда убегать. Там местность, как на ладони, только дорога и магазин. Нет даже кустов, в которых можно укрыться, а я сама взяла и оставила его на улице. Думала, ему скучно будет со мной в магазине. Или его украли, или с ним что-то случилось. Если бы он просто хотел уйти, сказал бы заранее, так ведь?