— Нет логики, — согласился физик. — Фред, я наверно должен перед тобой извиниться…

— За Татьяну-то? Брось! Эта дура влюбится в каждого, кто не захочет с ней переспать.

— Нет, за Артура. Если скажешь, сколько стоит твоя машина, я заплачу. Не сейчас, но…

— Брось! — Фред хлопнул товарища по плечу. — Плюнь и забудь. Я сам не знал, как избавиться от чертовой рухляди. И бросить жалко и не продать. Укатил и ладно. Я другую купил. Слушай, парень, если тебя интересует Эльза, собирайся, поехали.

— Куда?

— Увидишь.

Оскар не стал собираться в дорогу. Он просто развернулся, не дойдя до арендованного чердака, и последовал за Фредом к его новой машине, припаркованной на тротуаре, прямо у столика кафе, к большому раздражению хозяина заведения. Оскар не помнил дороги, не знал, как называется приморский городок, куда повез его Фред, не слушал болтовню. Он думал только о том, как отвязаться от компании этих милых людей, чтоб не обидеть их и не притащить в роман пару-тройку лишних героев, которые только мутят воду и сбивают с толку тех, на ком должен держаться сюжет.

— Если с ней переспать — думаешь, отстанет? — спросил он знающего товарища, чем вверг его в размышления.

— Насчет тебя… никаких гарантий, — ответил Фред, — уж больно долго она за тобой увивается. Как бы не случилось наоборот.

— Вот и я о том же.

— Сразу надо было ее… Сейчас уже сам думай, надо оно тебе или нет. Вдруг понравится. У этой телки особое хобби. Она коллекционирует интересных мужчин. И коллекция эта уже достаточно велика. Но ты, безусловно, будешь украшением, потому что таких необычных мужиков, как ты, Тати не встречала и больше не встретит. Ты такой уникум в единственном экземпляре.

— А что во мне необычно? — удивился Оскар.

— Как что? Девка за ним ухаживает, кормит, его, терпит его, на шею вешается и ничего не требует, а этот… сидит один на пляже день и ночь, хоть бы что.

— М…да, — согласился Оскар. — Действительно уникум. Просто редкостная свинья.

Городишко, название которого Оскар не посчитал нужным узнать, громоздился над морем на плоской скале. Фред до темноты петлял по улочкам, останавливаясь у каждого притона, расспрашивая постояльцев гостиниц и посетителей баров. Когда удалось напасть на след девицы, уже темнело. Оскар придремал в машине, а когда проснулся, звезды светили ярче уличных фонарей.

— Она поселилась в апартаментах, — сказал Фред. — Я знаю, где это. Скоро приедем.

По дороге Фред заблудился, как следует. Оскар успел еще раз вздремнуть и проснуться в Америке. Ему показалось, что Фред случайно наскочил на портал и вынырнул на дороге близ Бостона, у одноэтажной ночлежки, примыкающей к заправке и ресторану. К «декорации», характерной для Америки и нехарактерной для юга Европы. Оскар решил, что больше не должен спать, потому что в следующий раз, когда он проснется, совсем перестанет ориентироваться на Земле.

Товарищи взошли на крылечко апартамента за номером пять и вежливо постучали в дверь. Как и предполагалось, им никто не ответил. Оскар обошел строение, заглянул в окно. Штора плотно облегала стекла, зато рама шаталась и еле держалась на петлях.

— Отвертка есть? — спросил он Фреда.

Аккуратно и бесшумно рама была снята с петель и поставлена на траву. Никто не выглянул из соседних окон. Постояльцы в этом заведении были редкостью. Если бы не вывеска ресторана, можно было решить, что здесь никто не живет. Оскар влез в окно. На кровати валялась одежда из гардероба бабушки Серафимы. Он нашел на столе объедки шоколадного торта, таракана, сдохшего от голода в микроволновке, которой не пользовались со дня заселения. Он вдохнул запах не стираного белья и решил не ставить раму на место, пока помещение не проветрится. Тумбочка у кровати была доверху набита мелкими купюрами, смятыми и скрученными, как конфетные фантики. Под подушкой лежала недоеденная коробка трюфелей, которую одна девица, очевидно, прятала от другой. В тесной душевой не нашлось ни шампуня, ни мыла. Этот участок квартиры использовался постоялицами реже, чем микроволновая печь.

— Устроим засаду? — спросил Фред. — Или подъедем на площадь, где она концерты дает? — Фред оставил в холодильнике пиво и ужаснулся количеству шоколадок и леденцов, припрятанных там. Лакомства валялись комом, прилипшие к тряпкам, присохшие к грязным носкам. Вероятно, Элис путала холодильник со стиральной машиной. Тут же Фред нашел вызывающе вульгарный парик, покрашенный губной помадой. — Вот дерьмо! — сказал он. — Даже Татьяна не доводит дом до такого свинарника. Здесь вообще-то дежурит кто-нибудь по номерам? Поедем в город, пока я не поругался с прислугой, поищем там твою Эльзу.

В этот раз Фред безошибочно вышел на цель. На главной площади городка, напротив гостиницы, работал фонтан. У фонтана стояла толпа зевак, опоясанных чехлами фотоаппаратов и камер. Щелкали вспышки, жидкие всплески аплодисментов наводили на мысль, что на бордюре фонтана творится зрелище. Приятели услышали звуки дудки издалека. Это была жуткая музыка, от которой холод пробирал до костей. Низкая, тягучая, похожая на утробное урчание дракона, пообедавшего человеческим мясом. Вибрация шла по камню брусчатки и достигала позвоночного нерва раньше, чем уха.

Оскар протиснулся сквозь толпу. У парапета действительно стоял гуманоид, застывший в позе витринного манекена, точь-в-точь, как завалившаяся на бок голая кукла в новом офисе Даниеля. Гуманоид в точности передал ее нелепую позу с раскинутыми руками. В таких деталях, что Оскар не сразу узнал знакомую глазастую рожицу. У гуманоида дернулось веко и пальчик на правой руке, но никто из зрителей не заметил.

— Браво! — сказал Оскар, хлопнул в ладоши и музыка прекратилась. Он заметил на тротуаре девушку с длинными волосами. Дудка выпала из ее губ. Испуганные глаза показались из-под козырька бейсболки. — Гутен морген, — поздоровался с девушкой Оскар. — Все, красота моя, концерт окончен! На поклон и за кулисы шагом марш!

— Ой, — сказала Элис и исчезла.

Оскар глазом моргнуть не успел, как девица шустрой змейкой проползла под ногами зевак, а когда он, расталкивая публику, пустился за ней, беглянки и след простыл. У фонтана осталась стоять «кукла пришельца» в причудливой позе. У куклы еще раз дернулось веко. Публика, наслушавшись космической музыки, с интересом наблюдала за Оскаром. Все хотели узнать, как будут развиваться события.

— Гутен морген и тебе, красота моя неземная, — обратился Оскар к пришельцу и глаза гуманоида остекленели от ужаса. На Ниночке было напялено платье в горошек, в котором молодая Серафима ходила в клуб на колхозные танцы под баян строить глазки лесорубам и трактористам. Все как положено: рукавчик фонариком, поясок на пуговке, строгий лиф, идиотски напяленный на плоский торс «манекена». С тех пор платьице Серафимы хорошо потерлось, и было ушито по всем фронтам. Хватило даже выкроить косыночку, которая скрывала лысину новой хозяйки. Ниночка застыла на камнях босиком. Оскару казалось, что внутри пришельца все дрожит и звенит от страха. От этого звона, как от космической музыки, вибрация шла по телу. — Ну? — спросил он пришельца. — Обниматься будем или так поздороваемся? Может, поцелуемся по поводу встречи? — Стеклянные глаза гуманоида выпучились, но ни один мускул не дрогнул на бледном личике. Только вдруг толпа ахнула и отпрянула. Ниночкина рука согнулась в локте и полезла в карман платьица. Народ загудел. Впечатлительные граждане кинулись убегать. Сообразительные — защелкали вспышками фотоаппаратов. Гуманоид вынул из кармашка бархатную коробочку, протянул ее Оскару и умоляюще поглядел в глаза.

— Джентльмены денег не берут. Была у меня иллюзия, что ты одумаешься и поумнеешь. Исчезла иллюзия. Что с тобой сделать, чтоб до тебя дошло? Скажи мне, существо лупоглазое, как мне уговорить тебя убраться домой по-хорошему? Уж очень не хочется с тобой по-плохому. В глубине души я все-таки человек гуманный, но ты не оставляешь мне выбора. Понимаешь, ты, дура, что человек, лишенный выбора, может впасть в крайность! — рассердился Оскар и слегка приподнял пришельца за воротничок. Толпа загудела больше прежнего. Вспышки погасли. От зрителей осталось несколько сумасбродных авантюристов, отступивших от места события на безопасное расстояние. Гуманоид продолжал стоять неподвижно, с протянутой коробочкой в руке. Оскар продолжал воспитывать гуманоида. Когда он огляделся, народу на площади не было вовсе. Все попрятались за клумбы и за скамейки. Исчез даже Фред.