— Я понял, понял, — согласился доктор, водя карандашом по строчкам объявления. — Если человеческое сознание действительно не воспринимает эту белиберду, чему удивляться? Конечно, его сбросили с полосы. Совершенно сознательный человек, совершенно осознанно выбросил нечитаемый текст из-под портрета актера, а портрет выбросил следом. Кому из рекламщиков придет в голову, что это шифрованное послание? Корректуре шею намылят, если она пропустит такое.

— Но я же договорилась с редактором!

— Правильно, а он отпахал смену и пошел отдыхать.

— Сделай так, чтобы он вернулся и проконтролировал.

— Надо подумать, — ответил Женя.

— Думай.

— Тебе все равно, в какую газету?

— Мне все равно.

— А как тебе удалось греографы написать кириллицей, расскажешь?

— Уважаемый господин Шутов изобрел систему двухступенчатой дешифровки, — объяснила графиня. — Уважаемый господин Зубов ее молниеносно подмел и применил к делу.

— Вообще-то мы в соавторстве с Натаном Валерьяновичем работали, — уточнил Оскар.

— Ну, вы, ребята, вломили… А Жорж-то знает… что уважаемая госпожа Виноградова использует шифр для поимки зомби?

— А вот это уважаемого господина Русого не касается, — объяснила графиня.

— Знает или не знает?

— Оськин код я скачала с компьютера Жоржа. Секретные файлы он в компьютерах не хранит. Так тебе спокойнее?

— То есть Жорж, если что, оторвет башку тебе, а не мне?

— Жоржа я беру на себя, — пообещала графиня, и Женя достал из кармана служебный телефон.

— Готовьте текст, готовьте фотографию, — сказал он, — и молите Бога, чтобы нужный человек был на месте. В случае чего, мои действия прошу считать проявлением бессознательного…

Гром не грянул и огонь небесный не рассек ночное небо, когда «нужный человек» позвонил Жене Русому и сообщил, что сверстанная полоса с портретом и объявлением ушла в типографию. Тревожная ночь продолжалась на кухне Кушнира в ожиданиях и разговорах. Товарищи вспоминали Артура Деева, демонстратора классических поз, и тетушку Симу, владелицу дойной козы, которую бессовестный доктор давненько не навещал ввиду занятости и удаленности от сибирского хутора. Доктор Русый расстраивался, что за Ниночкой так и не прилетела тарелка, а спутниковую антенну украли и продали местные жители, лишив старушку связи с цивилизацией. Женя клялся, что в ближайший отпуск поедет туда наводить порядок, и не заметил на столе лишней рюмки. А, заметив, не удивился. Он обратил внимания на то, что рюмка приподнялась, наклонилась и опустела. Доктор отодвинул табурет, чтобы поглядеть на пол. Лужи не было.

— Мне показалось… — прошептал он.

— Что тебе показалось? — с иронией спросили товарищи.

— Что лифт открылся на нашей площадке, — ответил Женя.

— Ерунда, — возразила Мира, — отсюда не слышен лифт.

— Уже восемь утра, — заметил Оскар, — кое-где уже открылись киоски. Газету развозят. Я слышу, как ее развозят или мне кажется?

Звонок в дверь встряхнул спящий дом. Заговорщики замерли.

— Ну, — спросила Мирослава, — кому еще показалось?

— Соседи, — предположил Оскар. — Давайте, перейдем в комнату?

— А если зомби?

— Вряд ли, — возразил Натан. — Позвонил бы в домофон.

— Зомби не пользуются домофонами, — сказала графиня, пробралась в прихожую и прильнула к глазку. Товарищи последовали за ней. Темный силуэт мужчины тянулся рукой к звонку. Пронзительный визг колокольчика оглушил дом. Лица мужчины не было видно.

— Открой, — попросил Натан. — Соседей разбудит.

Графиня отвела щеколду и распахнула дверь.

— О!!! — воскликнули хором обитатели квартиры.

— О!!! — ответил им гость. — Вот они где! Вот они, спрятались… Где моя машина?! — заревел он, но графиня успела захлопнуть дверь перед носом пришельца. — Где деньги, которые мне обещали? Кто мне заплатит?

— Борька! — закричала Мира. — Перестань орать, если хочешь договариваться по-хорошему!

Человек стукнул в дверь кулаком.

— Открой, — попросил Натан. — Открой, пока соседи не позвонили в полицию.

— Борька, слышишь?! — закричала Мира. — Полицию вызову, если не прекратишь хулиганить.

На площадке наступила тишина.

Боровский сам открыл дверь, вышел в пустой коридор, прошелся до лифта и обратно, заглянул на лестничный пролет и развел руками.

— Ну, и что это может означать? — спросил Женя.

— Только одно, — ответила Мирослава. — Объявление действует.

— Бог не дал Человеку ума, — сказал Валех, — зато дал разум, послушание и предназначение. Из разума Человек извлек сознание и большую часть его объявил непознанным, потому что ничегошеньки не понял в самом себе…

— Следует ли мне понимать, что ты, наконец, оставил в покое Валерия Петровича Карася?

— Ничегошеньки не поняв самом себе, Человек послушно пошел туда, куда повел инстинкт, начисто проигнорировав свое истинное предназначение.

— То есть, я могу забрать Валерия Петровича с острова, пока его Нэська не слопал?

— Как ты думаешь, Человек, — спросил Валех, — почему Бог дал тебе кроме разума понятный язык, отличный от того языка, на котором природа говорит сама с собой?

— То есть, ты не против, если я его заберу?

— Бог дал тебе язык для того, чтобы говорить с тобой и понимать тебя, а с кем говоришь ты, Человек, когда не слышишь даже себя самого? Зачем тебе язык, если ты не собираешься говорить с Богом?

Накануне эмиграции с Аркадием Давидовичем Кушниром случилось нервное расстройство: «В этой стране жить нельзя», — заявил Аркадий Давидович и начал подтверждать тезис фактами. Он выражал недовольство качеством продуктов и уровнем образования, его возмущало медицинское обслуживание и общественный транспорт… сам факт существования страны, непригодной для жизни уважающего себя человека, раздражал его особенно сильно. В конце концов, пропаганда достигла цели, Аркадий Давидович убедил себя в том, что ехать надо. Перебравшись за океан, он на некоторое время затих, потом сменил тактику. Новая стадия становления личности Аркадия Давидовича ознаменовалась массированной бомбардировкой ненавистной родины письмами из-за океана. Всех, кто остался в России, Арик считал несчастными недоумками и искренне старался выхлопотать для них хотя бы вид на жительство в соседней Канаде. Арика возмущала медлительность и нерасторопность бывших соотечественников в жизненно важных вопросах. Он отказывался понимать товарищей, которые до сих пор не заняли очередь в американское посольство. В конце концов, он дождался в своей тесной квартире двоюродного брата с семейством, и опять притих ненадолго.

Когда Арик Кушнир поступил в университет, друзья расслабились и совершенно напрасно. Получив диплом и гражданство, Кушнир-младший вернулся в Москву за женой, поскольку американские девы не отвечали его запросам, ни духовным, ни эстетическим. «Правильно сделал, — обрадовались друзья, — здесь ты кто? Богатый иностранец, родовитый потомок! А там ты кто? Дрань голозадая, вот ты кто!»

Никаких особых концепций семейного счастья Арик Кушнир заранее не строил. Он не знал, какую женщину предпочесть, но точно знал, на какой не женится ни за что. Воплощением абсолютного семейного кошмара младшему Кушниру рисовалась подруга Мирослава. Против внешности подруги Арик ничего не имел. Его не устраивал только характер. Размышляя о возможной избраннице, он вспоминал Мирославу: «Если б можно было слепить с ее характера, как с матрицы, противоположный характер… — рассуждал он, — чтобы там, где шипы, были впадины, чтобы там, где ямы — бугры… Получился бы идеал жены для молодого американца».

Первый раз Аркадий Давидович отбыл за океан без супруги, поскольку его запросы оказались значительными, а отпуск непродолжительным. Второй заезд оказался более удачным. Он увез с собой деву из хорошей семьи, с косою до попы. Вслед за девой, заграницу отправилась семья и выжила Аркадия Давидовича из дома, за который ему предстояло выплачивать кредит до конца своих дней.