— Отправил на небеса.

— Мирослава?..

— Да, Макс.

— Что за вид? Кто тебя исцарапал?

— Добрые люди, Макс. Оскар говорит правду. Дело сделано.

— Тем хуже для него. Я предупреждал, Шутов, тронешь Ангела — церемониться с тобой перестану.

— Макс, нам надо поговорить, — предложила графиня.

— Тебе лучше уйти, Мирослава.

— Иди, подумай, что можно сделать, — шепнул Мире Оскар и сунул в руки ружье, но красный луч прожег навылет три линзы.

— Иди, Мирослава, — повторил Макс, — прими душ, обработай раны и попробуй что-нибудь предпринять, пока этот умник потянет время. Иди. Ничего интересного здесь не будет.

— Макс!.. — обратилась к невидимому обидчику Мира.

— Никаких разговоров, графиня! В этой игре вы оба поставили себя выше правил.

— Мы можем поменять правила.

— Сейчас? Когда я собираюсь подавать на матч?! Ваше сиятельство шутит!

— Вали отсюда, — зашипел на графиню Оскар и вытолкнул ее из лифта в слепящую пустоту.

У двери Мира обернулась и увидела лицо Копинского, засевшего на диване. Рядом с Копинским стоял ноутбук и рюмочка виски. В пепельнице дымилась сигара. Перед Максом, на треноге был укреплен ствол, который Оскар отдал Юльке. Между линзами бродили красные огоньки. Все было готово к работе, даже очки на лбу, сквозь которые Макс собирался ловить изображение в переменных дехрональных фазах.

Мира вышла на террасу и встала. Головокружение едва не свалило ее с ног. Лестница вниз не имела конца. Пирамида, подпирающая облака, расходилась гранями на все четыре стороны света, и казалась одиноким строением в пустыне, которой не было видно с высоты. Другим объектам на планете просто не было места. Мира не увидела дна пропасти, словно дна ей не было вовсе, просто ступени простирались дальше, чем мог видеть человеческий глаз. В этой части Вселенной не было ничего, никакого подходящего инструмента для того, чтобы восстановить справедливость. Даже камня, чтобы швырнуть в Копинского. Мира не была уверена, что успеет спуститься раньше, чем закончится ее жизнь.

Она сделала шаг, и ступени закачались под ногами. «Юлька, — подумала она. — Нашла, дура, с кого брать пример. Встречу — голову оторву!» — решила графиня, и эта мысль ненадолго вернула ей равновесие. — «Найду, свяжу, в клетку посажу, а ключ от клетки утоплю в океане», — ворчала она, продвигаясь по ступенькам вниз.

На планете больше не было океана. Он отправился в космос, потому что гигантский фундамент пирамиды вытеснил его за пределы земной гравитации. На планете не было иной тверди, кроме каменных ступеней. На планете не было живой души, только темная точка скользила вверх, карабкалась в небеса из другого мира, полагая, что здесь — двери в рай. Мира вгляделась в точку и замерла от волнения: ей навстречу двигался человек. Чем больше сокращалось расстояние между ними, тем четче становилась фигура. Прошло немного времени, и Мира точно определила, что это мужчина. Она рассмотрела его темный плащ и кейс, бликующий металлическими боками. Мужчина шел тяжело и уверенно, словно по служебным делам, и графиня, застывшая на его пути, не вызвала интереса. Мужчина не сбился с шага, не повернул головы, только вытер со лба испарину и продолжил подъем. Графиня растерялась. Ее намерения просить о помощи сменились простым желанием поздороваться. По крайней мере, узнать настроение незнакомца. Мертвецки бледное, каменное лицо отбило у нее желание вступать в контакт. Холод пробежал по спине. Она узнала кейс и догадалась о его содержимом.

Ступени замерли под ногами. Мира перекрестилась, но не вспомнила ни слова молитвы. Она хотела обернуться наверх, но передумала. Сердце стало отсчитывать ударами каждый шаг человека, и вскоре остановилось. Она спиной почувствовала все, что происходит на верху пирамиды. Услышала, как щелкнули замки кейса, зашуршала резьба, патрон зашел в ствол. Глаз Копинского занял место в прицеле. Мира не услышала выстрел. Она почувствовала его спинным нервом…

— Мирка! Жива? Жива… — успокоился Оскар, когда графиня открыла глаза. — Ну, догадалась? Поняла, почему камни Греаля не работали в Летающем городе?

— Чего?..

— Идем к лифту, я тебе покажу?

— Что? Копинского?..

— Теперь поняла?

— Уйди от меня! Видеть не могу ни Копинского, ни тебя!

Оскар поднял графиню и силой повел наверх.

— Ты отправишься в Майами, — сказал он, — а я задержусь, чтобы убрать труп. Вернешься домой, дождешься меня, и будем жить дальше счастливой беззаботной жизнью, о-кей?

— Никогда, никогда… — ворчала графиня, спотыкаясь о каждую ступень. — Никогда мы с тобой не будем жить беззаботно, Оскар! Даже если нам разрешат, у нас все равно ничего не получится.

— Если на чаши весов кинуть горе человеческое и счастье человеческое, как думаешь, которая из чаш улетит в небо, преодолев притяженье Земли? — спросил Валех.

— Зависит от того, в каких жизненных обстоятельствах Человека застал твой вопрос, Ангел. О чем ты хочешь меня спросить? Не попадет ли содержимое чаши в глаз тому, от кого зависит человеческое счастье и горе? Ты хочешь спросить, за что нам лишний грех — фингал под глазом Создателя?

— Я хочу спросить, зачем ты выдумал Бога, всемогущее существо? За что обременил Его ношей отвечать за ваши грехи? За что наделил Его разумом и волей мыслить впереди себя и действовать вопреки себе? За что ругаешь Его глухоту, но обращаешься к Нему с молитвой? За что Ему мстишь, проклиная себя?

— Кого ты спросил, Валех?

— Тебя, Человек, самую могучую из форм разумного бытия. Зачем ты испугался того, что создал?

— Затем, мой Ангел, что однажды Человек закроет глаза в этом мире и откроет в другом, о котором ничего не известно. Человек придумал Бога, потому что боялся открыть глаза в пустоту.

— Каждый раз, когда ты открываешь глаза, Человек, ты видишь придуманный тобою мир, полный счастья и страхов. Ты придумал жизнь и смерть, придумал чертей и придумал Ангелов, летающие тарелки и черные дыры, но не оставил в нем места для пустоты. Ты не придумал, Человек, куда деться из нарисованного тобою мира. Куда ни ткнись, в какую сторону ни глянь — везде ты что-нибудь да придумал. Теперь каждый раз, закрывая глаза, ты видишь собственный сон. Ты, единственное существо на Земле, наделенное властью Творца, не должен ставить над собой никого, но, подчинив себя страху, ты выдумал Бога, значит, поделился Вселенной, данной тебе по праву рождения. Теперь твой мир оказался так мал, что уместился между могилой и колыбелью. Что ты выиграл Человек от того, что выдумал Бога?

— Человек не играл. Он старался спасти из могилы хотя бы душу.

— Разве химеры, рожденные страхом, могут спасти?

— Мы рисковали и ошибались. А что сделал ты, Ангел, чтобы достичь гармонии с самим собой и перестать преследовать Человека вопросами?

— Я? — удивился Валех. — Следовал заповеди рода: смотри на то, что вытворяют люди и делай все по-другому. Я беседую с Человеком и понимаю, как мне жить дальше.

— Ты счастлив, оттого что понимаешь, как жить? Что будет с весами, на чаши которых бросить твое горе и твое счастье, мой Ангел?

— Ангел, который связался с Человеком, не может быть счастлив.

— Зато Человек, который поделил Вселенную с Богом, может.

— А Бог, которого Человек вознес над собой? Счастлив ли Он?

— Не знаю… имею ли я право задавать Ему такие вопросы?

— Когда узнаешь, сообщи мне об этом.

Солнце Флориды клонилось к холмам, когда Мирослава снова вышла на лестницу и вдохнула морского воздуха. Первое, что она решила сделать — отойти подальше от ужасного дома, но кто-то окликнул ее посреди двора. Графиня решила, что ветер донес до ушей чей-то стон, похожий на имя.

— Мира! Я здесь! — кричала Юля в щель гаражных ворот. — Сюда смотрите, сюда… — она просунула в отверстие палец, чтобы графиня не сомневалась. — Как хорошо, что вы вернулись! Пожалуйста, выпустите меня отсюда! У ворот машина. Она открыта, просто нажмите «дорз» и дверь поднимется. Вон она, у забора… «дорз»! — Юля изогнула палец, чтобы направить графиню, но та любовалась чистым небом над Флоридой и макушкой пальмы, взъерошенной порывами ветра.