— У мудрого Творца ничто не пропадает даром, — сказал Валех. — У мудрого Творца не бывает жизненных мелочей. Все, что поставлено у дороги, однажды сыграет роль; все, что повешено на стену, когда-нибудь выстрелит.

— Ты льстишь Творцам!

— Я обожаю Творцов. Особенно растяп, которые бросают у дороги тех, ради кого они призваны творить этот мир, и водят за руку пустых болтунов. От таких растяп происходят несчастные судьбы и катастрофы, которые делают жизнь нескучной для созерцания. Все самое интересное в этом мире происходит от ошибок Творца, который выбрал себе в любимчики не того, кто достоин участия, а того, кто много шумел и высоко подпрыгивал. Ошибки Творца говорят подчас больше, чем сокровенные истины. Говорят то, о чем надо молчать.

— Как хочешь на меня обижайся, Валех, но столько комплиментов сразу я на свой счет принять не могу.

— Я говорю тебе о Творцах, не о беспомощных Авторах, которых персонажи таскают за собой по хаосу, как слепых щенков. Персонажи, пущенные на самотек, которые превратили мир в хаос, потому что больше галдели, чем слушали мудрых советов, и не принимали критику на свой счет. Персонажи, которые подловили Автора в крайней немощи и сами решили хлопотать о своей судьбе, а Автор возгордился этим, не понимая… Ведь, что такое персонаж?

— Что это такое, Валех?

— Персонаж это существо, наделенное иллюзорной памятью, вместо реальной. В любой момент оно подвержено риску забыть обо всем и начать свою жизнь с чистого листа, с любой страницы романа. Персонаж — это тот, кто приспособился жить в несуществующем мире, поэтому вправе воображать его, как угодно, и верить в то, что его глаза видят Истину. Ты становишься похожей на них, потому что начинаешь верить в то, во что верят они, и искать того, чего нет. Ты сама превратилась в персонажа, потому что забыла главное: тот, кто не умеет верить в абсурд, Творцом не становится. Верить искренне, безоговорочно, отчаянно и жестоко. Быть способным убить за веру и умереть за нее. Тому, кто не боится верить во вздор, откроется мир; того, кто устремится за Истиной, растопчут по дороге полчища ему подобных.

— …А я считаю, что это бесполезное дело! Валерий Петрович, они сумасшедшие! — докладывал Федор начальству. — Я уговаривал! Нет… мы нашли одного! Он заявил, что из леса никуда не уйдет, и чуть не разбил прибор. Да, остальные прячутся. Уверен, что прячутся. Что делать? Группу захвата за ними посылать? Опасно… Сам не ожидал, Валерий Петрович. Так точно, понял… буду выводить по одному. Я только не понял, как их отлавливать…

К поисковой операции был привлечен Павел, но прогресса не наступило. Людей по-прежнему не было видно. Они не выходили к дороге, не читали надписи, начертанные спасательной экспедицией, не собирались в назначенном месте и даже не оставляли сообщений, что живы. Федор готов был поверить, что людей в зоне нет, и требовал научного доказательства своих убеждений. У Оскара не было времени убеждать. Вместо того чтобы прочесывать лес, он запоем читал книгу про руны, рисовал в альбоме и склонялся к мысли, что греографы совсем не одно и то же, что древние письмена. Точнее, одно и то же, но не совсем. Он предложил бы рассматривать руны, как частный случай греографов, порядком искаженный, упрощенный и адаптированный для удобства высечения на камнях и металле. Натан Валерьянович беспокоил его нечасто:

— Дорожное полотно образует круг, который замыкается в пятнадцати километрах к востоку отсюда, — сказал он ученику.

— Непохоже на круг, Учитель. Там ненормальный подъем, думаю, спиралевидная деформация.

— Длина одного витка порядка пятидесяти километров…

— Пересчитайте сами!

— Я пересчитал: тридцать километров — радиус зоны. Пятнадцать отсюда до кольца, столько же от кольца в направлении комбината. Страшная наука — математика.

— И сколько пропало? Подумаешь!.. Меньше двадцати километров.

— Надо выполнить точные измерения. Если в кольце… или в витке образовался провал, то люди, находящиеся в нем, могут быть невидны. С дороги мы наблюдаем проекцию противоположной стороны с небольшим искажением. Даже если люди видны, мы смотрим на них сквозь деформированное пространство.

— Скажите об этом Федьке, Учитель. Как выкурить народ из леса — не наша с вами проблема. Наше дело — обеспечить безопасный поиск. Мы его давно обеспечили.

— Оскар, мы должны проверить идею. Если люди невидны по причине пространственного искажения, надо применять другие методы поиска. Если сдвинут хронал — мы тратим время впустую.

— Впустую, Учитель, — согласился Оскар.

Оскар анализировал события и склонялся к тому, что человечество поленилось изучить Язык Ангелов и упростило его до уровня, когда он перестал быть понятен Ангелам, но так и не был освоен людьми. С тех пор многие важные детали рун оказались упущены, пропасть между рунами и греографами расширилась. Оскар провел исследование и убедился, что большинство магических рун не работают и не могут работать по причине небрежности, но с его выводами никто не согласился. Федор с Павлом бегали по лесу, Учитель был занят, мысли Артура откочевали на побережье Адриатики и рисовали татуировки на загорелых попах.

— Оскар! — позвал Натан. — Иди, посмотри. Зона стабилизировалась, или мне кажется?

— А что вы сделали, Учитель?

— Я — ничего.

Оскар подошел к монитору. Артур ненадолго отвлекся от поп, чтобы составить ему компанию.

— Похоже, стабилизировалась, — подтвердил Оскар. — И что теперь? Может она сама и свернется?

— Надо ускорить поиск. Предупреди ребят. В Слупице мы с тобой снимали параметры пульсирующих фаз?

— Мы жили в эпицентре, Учитель. Там и зоны, как таковой, не было. Привратник решал свои задачи, а мы ему не мешали.

— Нет, была. Пастухи рассказывали нам что-то похожее, вспомни: то пропадали люди, то возвращались. То видна была гора, то вдруг невидна… Другое дело, что зона была управляема. Ты допускаешь, что у здешнего дольмена появился хозяин?

— Целитель тут появился, — вспомнил Артур. — Руками махал, в нос гудел, раскачивался на одной ноге… чуть не рухнул в канаву. Говорил, что вы поручили.

— Какой целитель? — удивился Натан. — Хватит на нашей совести одного Бориса. Еще раз появится — сообщите мне. Кто его сюда допустил? Разве военные не перегородили дороги? Вернется Федор — надо будет серьезно поговорить! Оставил лагерь без охраны, а если что-нибудь пропадет?

— Мы же здесь, Учитель, — напомнил Оскар, а Артур кивнул в знак согласия.

— А толку с вас обоих? Пусть пришлют солдат охранять антенну.

— Что с вами, Натан Валерьяныч? — удивился Артур.

— Ну-ка, вспоминайте оба, где я мог слышать фамилию Бессонов-Южин?

— От Женьки Русого, — вспомнил Артур.

— Да, — согласился Оскар, — от Женьки.

— Не верите — я дневник покажу. У меня в дневнике все записано.

— Неси сюда свой дневник! — приказал Натан. — Я сам прочитаю.

«Бессонов-Южин, — прочел Натан Валерьянович в дневнике Артура, — спившийся журналист, в прошлом — обозреватель отдела информации «Туровских новостей». Крыша съехала от неудачных попыток напечатать книгу».

— Женя тебе сказал? — не поверил Натан.

— Женька сказал, что сейчас вообще фантастику не печатают. Сказал, дохрена фантастов, а народ детективы в основном покупает.

— Женька знал его по работе, — добавил Оскар. — Бессонов ушел из газеты, переучился на экстрасенса, но статьи иногда писал, и в редакции появлялся… в основном на пьянках.

— А пьянки у них каждый день, — сообщил Артур.

— Да, — согласился Оскар, — если не чаще. Учитель, вы не знаете, как пьют журналисты… До полного нокаута!

Федор вернулся и пообещал, что экстрасенс сядет за хулиганство, как только попадется ему на глаза. Людей в лесу по-прежнему не было видно. Он развернул карту, на которой были отмечены прочесанные участки.

— Еще двести тысяч ведер воды и золотой ключик у нас в кармане. Надо осмотреть территорию в районе пещеры. Ваши очки добавляют немного дальности, зато искажают объекты вблизи. И, объясните мне, Натан Валерьянович, если не трудно: какого черта инструкции, которые я пишу на асфальте, поворачиваются вверх тормашками?