— Саша Шишкин, который нам помогает.
— Такой молодой! — воскликнула девушка. — И папа… такой молодой, как будто из фотографии. Вы все такие молодые… А Женька твой где?
— Какой еще Женька?
— Все, я молчу. Больше ни слова.
— Маша!
— Я все перепутала. Всех перепутала. Даже Шишкина не узнала. Что ты хочешь? Лео нам объяснил про дехрон, но это было давным-давно. Я все успела забыть, а тут еще в спешке… Вот, смотри, — трехмерный портрет улыбающегося мальчишки развернулся перед глазами Юли. — Мой сынок, Натик. В честь папы… Натик Боровский. Ему только что исполнилось восемь лет. Прямо со дня рождения сорвались. А это все мы… — девушка открыла следующую фотографию. — Узнаешь?
— Маша…
— Не буду, — вспомнила она, и картинка исчезла. — Все, я молчу, молчу. Только мама обижается за то, что вы редко у нас бываете. Просила передать. Вот и все. Больше не скажу ни слова. Только посмотри, какая винтажная кошелка… — сетовала Мария, кидая в сумку свое оборудование. — Я даже не спросила, сколько ей лет. Нашла в чулане и решила, что подойдет. Надо было файлы старые полистать.
— Да, — согласилась Юля, — сумка, пожалуй, слегка старомодна.
— Вот, что значит торопиться и не подготовиться. А платье? — Маша привстала, чтобы еще раз продемонстрировать наряд. — Алисе на выпускной по заказу сшили. Как тебе?
— Красивое.
— Мне тоже нравится. Сейчас в таких ходят, а я себя чувствую в нем как старуха. О… Оскар пришел. Его я сразу узнала, потому что… Ой! — Маша испуганно посмотрела на Юлю. — …Вы такие все молодые. Такие молодые, что даже не верится.
Оскар устроился на трибуне, и теннисисты вышли на корт. Началась разминка, Маша умолкла, потому что не могла оторвать глаз от Эрнеста. Юля слегка перевела дух. Она рассматривала трибуны, надеясь первой обнаружить пернатый головной убор, но увидела человека в черных очках, нервно теребившего трость. Рядом с ним сидела блондинка. По трибунам бродили люди. Корреспондент спортивного журнала склонился над Оскаром и долго с ним говорил. Юля узнала этого человека и пожалела, что не может приблизить изображение, как это сделала Маша, не может услышать их разговор. Последние объявления прозвучали по стадиону, последние аккорды музыки отыграли, и наступила тишина.
— Лео! Смотри, как работает Греаль, — Маша заметила, что Оскар потянулся к сумке. — Смотри внимательно. Сейчас он исчезнет и этого никто не заметит.
Лев Натанович похлопал сестру по коленке и приложил к губам указательный палец. Он сильно нахмурился, и Маше пришлось замолчать. Тем более, что Оскар никуда не исчез. Он наполнил прибор водой и остался на месте, одинокий и отрешенный. Только по окончании гейма он позволил себе встать, обойти по периметру корт, заглянуть под сидения первых рядов. И этого действия не заметила даже Мария. Оскар позволил себе порыться в сумках подозрительных лиц, а когда закончился сет, он перелез через рекламный барьер и сел на скамейку рядом с Эрнестом.
— Прекрати материться, — сказал он. — Трансляция идет на Россию.
— Я не понимаю, что происходит, — злился граф. — Ты видишь кого-нибудь? Хоть одну падлу пернатую видишь? Разве они уже сгинули?
— Не хочу пугать тебя, малыш, похоже, корт действительно пуст. Это все, что мне удалось найти. — Он показал Эрнесту металлический цилиндр с красноречивой этикеткой, которую хозяева не посчитали нужным сорвать. «Техника в быту», — было написано на изделии. Далее следовала нелепая цена и такая же нелепая марка завода-изготовителя.
Эрнест накинул на голову полотенце.
— Не нравится мне это…
— Сам не в восторге. Терпи, малыш. Твое дело играть.
— Зачем? Оскар, я устал. Мне нужно хотя бы два дня на отдых.
— Забудь.
— Сделай. Иначе сорвусь.
— Когда ты выйдешь на корт с двухдневной щетиной, мне зададут вопросы.
— Я побреюсь…
— Время! — сказал судья.
— Работай! — напутствовал подопечного Оскар. — Пока не пойму, что происходит, вида не подавай.
Эрнест кинул полотенце на скамейку и пошел принимать подачу. Оскар поднялся на трибуну и сел рядом с Шишкиным.
— Что происходит? Кто увел с корта «помощников»? — спросил он.
— Не я. А что? Разве плохо? Почему ты расстроен? Радуйся.
— Что это? — Оскар показал массажисту цилиндр, и тот с любопытством взял его в руки, потряс, приложил к уху, попробовал на язык.
— Лучше поставить на место, — посоветовал он. — Брать у них вещь все равно, что красть. Штука дорогая, наверно забыли. Значит, вернутся…
— Это батарея?
— Что-то вроде допинга, который тест не находит. Биоэнергетическая подпитка. Агрегат разряжен. Зачем он тебе? На твоем месте я бы оставил.
— Как он работает?
— Чего не знаю, того не знаю, — признался Саша. — Тебе, как физику, виднее. Раньше я часто находил такие на стадионах. Но толку с них никакого. В металлолом и то не берут. Смотри, смотри, двойной брейк-пойнт…
Стадион зашумел. Компания девчонок развернула плакат в поддержку Эрнеста. С сердечками, с намалеванными на щечках российскими флагами, они прыгали выше всех. Оскар и предположить не мог, что у крошки появился фан-клуб, готовый выпрыгнуть из штанов. Он осмотрел стадион и пришел к выводу, что больше половины зрителей на их стороне. Трибуны затихли перед подачей. Портрет Эрнеста появился на мониторе, и Оскару стало не по себе от выражения его лица.
— Черт побери! Где они? — спросил граф, проходя мимо во время смены сторон. — Где, Оскар, где?
— Не психуй! В палатку завезли обувь… шестьдесят восьмого размера. Сейчас они прибарахлятся и явятся.
— Пошел ты! — психанул Эрнест.
— Все о-кей? — обратился к нему судья.
— Что «о-кей»? — вспылил молодой человек. — Не видишь, я в жопе!?
У Оскара замерло сердце. В тот момент сердце замерло у многих наблюдавших спонтанный выброс ярости в сторону вежливого судьи. От неминуемой дисквалификации Эрнеста спасла только глупость. Он забыл переключиться с русского на понятный судье язык.
— Время, — объявил судья.
В припадке ярости Эрнест швырнул полотенце об корт, потому что болл-бой побоялся к нему приблизиться. Оскар вернулся на место, отведенное ему организаторами турнира, схватился за голову и воззрился в бетонный пол. Стадион ревел над его головой. Казалось, что небо рушилось на голову. Динамики разрывались. Всплески аплодисментов и крики отчаяния мешались в один монотонный вой. Оскару было неважно, чем кончится встреча. Ему было важно дожить до ее конца. Он потянулся за банкой пива, припасенной на крайний случай.
— Если Мирка видит этот кошмар, я буду проклят, — подумал он. — Или действительно завезли кроссовки?
Не дожидаясь перерыва, Оскар закинул рюкзак на плечо и направился к выходу. Ни одного «помощника» не встретилось ему ни на лестнице, ни у выхода, ни в сквере у стадиона. Народ толкался возле ларьков, ел мороженое, сидел на газонах, глазел на табло.
«Эрнест Виноградов», — красовался плакат на центральном стенде. Под фотографией его сиятельства размещалась краткая биография, которую Оскар сочинил сам. В послужном списке значился один «кровопролитный челленджер». Местом проживания игрока оказался пляж Монте-Карло. Оскар насторожился. Что-то не понравилось молодому человеку в этой оргии всепобеждающих истин. Что-то вызвало подозрение. Он еще не осознал, но внутреннее чутье уже одернуло его и вернуло в реальность. «Читай, что написано, — приказал себе Оскар. — Читай сначала и очень внимательно». Он отступил на шаг от стенда и стал читать все подряд, сверху вниз, с имен и фамилий участников до их экзотических местожительств.
Соперник Эрнеста в первом круге тоже оказался бездомным. Его прописали на тренировочном корте небольшого курортного городка, разрушенного полчищем крестоносцев. Корт и примыкающий к нему газон — все, что пощадили рыцари войска Христова. Потенциальный соперник графа по второму кругу был резидентом общественной уборной, где провел лучшие дни своей жизни, подглядывая в щель на женскую половину. Оскар поднял глаза и прочел заголовок этого необыкновенного шоу. «Мастерс. АТП. Новый Ассирион. — было написано наверху. — Утешительный турнир для мошенников, хамов, лодырей и выскочек, претендующих на корону мирового тенниса».